– Держите его. Не дайте упасть в обморок. – кричала жрица. Девочки повиновались ей и мигом подплыли к нему, схватив его за руки с обеих сторон. Они держали крепко и грубо, словно это были не девочки, а взрослые мужчины.

Огонь сердца начал распространяться к позвоночнику. Внутри он почувствовал что-то лишнее, как будто в голове, где-то в глубине появился новый мыслительный отдел, а на спине росли новые позвонки, новые хрящи и все укладывались под кожей. Боль была невыносимой, острой, такой, словно изнутри его резали заточенные ножи, проводя полосы и укладывая туда новые кости. Он слышал это своим телом, даже не ушами, как хрустели и перестраивались его кости на спине. Корн медленно поднял голову. Волосы упали ему на глаза. Кто-то убрал ему их за ухо и присел на корточки рядом.

Это была Нора. Ее взгляд был таким же холодным и отстраненным, но внезапно она заглянула ему прямо в глаза.

–Через это проходят все. И ты пройдешь, – прошептала она уверенно, стараясь его немного ободрить, что вышло довольно плохо, ведь интонация ее осталась все той же бездушной.

Боль вновь нахлынула на него и неожиданно для себя Корн оскалился, словно лесной волк, и зарычал. Он вырвался из рук девочек и упал на руки. Его зубы обратились в волчьи клыки.

– Нора! Нельзя прерывать посвящение! – закричала жрица.

Корн глазами полными злости уставился на Нору и хотел было на нее броситься. Девушка сложила пальцы в знак и хотела было ударить в него печатью, но внезапно Корн зажмурился, замотал головой и вновь зарычал, но уже тише, словно сопротивлялся самому себе. Он стал спокойнее и этим воспользовались ученицы жрицы. Они вновь схватили его за руки, но уже крепче.

Взгляд Корна переплыл к жрице, которая теперь стояла к нему спиной. Корн чувствовал себя беспомощным и бессильным перед тем, что происходит. Он чувствовал каждое шевеление животного в своем сердце и иногда это отдавалось тупой болью в груди. Кости перестали перестраиваться, после чего жрица воздела руки вверх. Корна привлекла ее спина. В окружности сверкающих разными цветами рун находилось изображение острого клинка с ярким камнем на острие. Все это стало мерцать и переливаться, ослепляя Корна. Почудилось ему или это были галлюцинации, вызванные болью и желанием упасть в обморок, клинок отслоился от ее спины и обрел объемные формы. Лезвие сверкало в свете кроваво-красной луны, которую Корн видел из проема. Она манила его взгляд, окрашивая небеса в рубиновый оттенок. Луна была такая прекрасная и в его мыслях аппетитная.

Кинжал левитировал над головой жрицы, вращаясь при движении ее пальцев. Ниурин обернулась так, что была видна вся ее спина и отчасти лицо. Маски не было. Рот жрицы был полон острых зубов. Взгляд мрачный, серьезный и задумчивый. В глазах читалось, будто она видела Корна насквозь, чувствовалось, как она читает его без зазрения совести. Всю его жизнь. Прокручивает ее в голове Корна. Внезапно он ощутил резкий прилив агрессии. Корн поднял взгляд и посмотрел ей прямо в глаза.

«Не позволю». – Корн перестал поддаваться ей.

Он представил перед собой глухую серую стену.

– Не сопротивляйся! Мы почти дошли до нужного момента! – сказала она, хищно улыбаясь.

– Я не позволю читать меня! – угрюмо сказал Корн, сверкая серебром своих глаз.

– Душа у него с характером, – проговорила насмешливо жрица.

От взгляда жрицы Корну стало немного страшно. Вот он стоит здесь. Над его головой в произвольном направлении вращается острый клинок, отслоившийся от спины жрицы и отсветы стали мерцают и отражаются в его туманных глазах, полных ужаса.

«Почему я все еще существую? Я вижу? Я ощущаю? Это что, я?» – его окутывали волны осознания, что вся его жизнь никакой не сон, а самая настоящая реальность.

Он материальное существо и теперь не находится в безумном сне, без осознания хрупкости своей жизни. Теперь все изменилось, и он выглянул из-под мутной пелены, через которую смотрел всегда на мир. Корн наконец ощутил себя частью этого мира. Он довольно усмехнулся про себя. От этого смешка уголки губ Норы приподнялись, и она слабо улыбнулась.

Внезапно в голове пронеслось что-то вроде видения. Он увидел большие янтарные глаза в темноте. Они не принадлежали Норе. Эти глаза смотрели на него заботливо и тепло. И вдруг темная фигура вытащила из мрака золотой медальон и указала на него своими тонкими длинными пальцами.

«Жизнь здесь!» – проговорил мягкий мужской голос.

Наваждение тут же прошло, растворившись в темноте святилища. Корн стал часто моргать, чтобы привести зрение в норму.

Жрица сделала движение ногами и, словно в танце, повернулась к нему лицом, немного изогнув спину назад, скрестила пальцы двух рук, совместив указательные и средние пальцы, но оттопырив большие. Корн впервые увидел, как много на ее руках тонких колец и перстней.

– Я не вижу в тебе страха. Почему ты не боишься? – спросила она, обратившись к нему, словно застыв перед каким-то действием.

– Все происходит так, как должно происходить. – проговорил Корн, опуская голову и стараясь не упасть в обморок.

Холодные и нежные пальцы подняли его голову.

– Корн, нельзя! – закричала Нора, смотря на него холодным взглядом.

Теперь жрица казалась ему величественной фигурой, которая имеет власть над ним. Тело Корна перестало сопротивляться магии, витающей в воздухе. Боль утихла. Ниурин начала движение. Она переступала с ноги на ногу, вращая клинок в воздухе и напевая какую-то грустную мелодию, напоминающую одну из колыбельных, которые Корн пел в далеком прошлом своим сестрам. Он понял лишь последние две фразы этой песни, сказанные ей на всеобщем.

                  Распахни Великие крылья

                  Металл души твоей, орудие жнеца, серебро!

После последнего выкрика, кинжал, витая в воздухе обошел Корна кругом и резанул дважды по спине где-то рядом с лопатками, а потом расчертил круг вокруг его личного знака. Корн почувствовал, как теплая жидкость растекается по его спине и не решался повернуть голову. Он вспотел, было жарко, капельки пота текли по лбу.

– Не дергайся, – проговорила Нора, держа голову Корна.

Ее руки начали источать приятную прохладу. Жрица обошла его и коснулась лба горячими пальцами.

–Нора держи его! – обратилась она к ней и что-то приказала девочкам, которые тут же убежали в раздвинувшиеся стены.

Корн чуть было не упал на пол. Нора удержала его, обойдя сзади и откинув его обессилевшую голову назад. Жрица оказалась впереди и кинжал, метнувшись сверкающим цветком изобразил знак на его груди. Кровь засочилась сквозь раны, но это показалось Корну пустяком по сравнению с тем, что творилось в его теле и сознании. Он чувствовал, как погружается в пустоту, чувствовал, будто внутри него, прямо в самом сердце находится пустота, не заполненная ничем, черная и беспросветная.

– Пусто… Очень… – прошептал Корн сухими губами. Глаза его впали, а под ними образовались черные круги.

Жрица сняла с ремешка кольцо: большой перстень, с изображением волка, воющего на кровавую луну, составленную из рубина.

– Твое животное – треххвостый волк кровавой луны, – молвила она. – Сегодня знаменательный день, который станет вторым твоим днем рождения, рождения твоей души и пробуждения ее от долгого сна, Korn Dregger de Trou, – Она взяла его руку в свою и кинжал прочертил на его ладони символ, похожий на полную луну с небольшим текстом внутри нее.

Корн перестал что-либо соображать. Он чувствовал лишь холодные руки Норы на своей груди и серебро кольца, утопленное в его крови на ладони.

Девочки вернулись с кубками в руках. Жрица учтиво отошла в сторону. Одна девочка встала спереди, вторая сзади.

– Корн. Сейчас тебе нужно сделать последнее усилие. – прошептала Нора. – Ты должен выстоять сам, иначе все напрасно. Ты понял?

Он кивнул глазами. Осторожно, без резких движений, Нора отошла от него, оставив стоять на коленях. Из кувшинов полился раскаленный металл. Сплав серебра, морфийской стали и какого-то ингредиента, названия которого не выговорить смертному. Это было именно то, что могло бы подойти только этому ниару.