Или вот:
Я, качаясь в гамаке,
Вдруг подумал о себе:
А ведь я – не так и плох
И застал себя врасплох.
Мы немного отвлеклись. Но ничего, это достойный повод. И вы еще встретите здесь шедевры от единорога! В третий блокнот Бабан зарисовывал то, что пришло в его умную голову, но не поддавалось описанию словами. Например, ему приснилось, как он делает гигантское желе на весь лес. И он зарисовал его. Или рецепт торта-колбаски. Правда, пока-что не знал ингредиенты, не придумал. Но вот нарисовать – вполне мог. В четвертый блокнот записывал все сведения о жителях долины. И даже о хитрых шиншиллах. Ведь Бабан считал себя уникальной собакой. А уникальная собака могла жить только в уникальной долине. Когда-нибудь Бабан собирался написать большую историю о своей жизни. А пятый блокнот был самым вкусным блокнотом. Магическая книга рецептов. С рецептами разными – неповторимыми, уникальными, съедобными, и – что скрывать, – несъедобными тоже. А почему магическую? Бабан абсолютно точно знал, что правильная колбаска может стать мостиком к дружбе. А свежая ватрушка обязательно поможет от грусти. Душистый компот может вдохновить на подвиги, пирог с клубникой поможет завязать беседу с любым, даже самым молчаливым собеседником, а свежее пюре снимет вечернюю усталость и подарит душевный покой. Магия, да и только.
Мы опять отвлеклись. Буквально накануне Бабан видел очень странный и яркий сон. К нему прилетели семь облаков, раскрашенных по цветам радуги, и, окружив, зашелестели.
– Мы тебя выбрали. – Начало красное облако.
– Потому что ты – особенный. – Продолжило оранжевое.
– Ты должен помочь спасти. – Шепнуло жёлтое.
– Наших друзей. – При этом зелёное облако вложило в лапу Бабана косынку в горох.
– И победить злой в…. – Голубое облако вдруг внезапно исчезло, не закончив.
– Победить свои страхи, – синее облако боязливо оглянулось и улыбнулось.
– И научить не бояться себя и других, – при этом фиолетовое облако протянуло клубок с золотыми нитями.
Но тут порыв ветра, взявшись из ниоткуда, закружил облака, разметав цвета и смешав краски причудливыми узорами друг в друга. Перепутанные радужные облака завибрировали, разрастаясь во все стороны, и потянулись неторопливой тропинкой к невидимому горизонту. А потом – всё исчезло.
– Смотри, Бабан, это точно не облака. Это правда…
– Слон! Слон?
– И еще кто-то. Похожа на принцессу фиалок. Я как раз позавчера читал историю про нее. И вот это, наверное, она – в фиолетовой накидке?
Бабан и Звяк с преглупыми выражениями морд – застыли. На них летела принцесса с абсолютно белыми волосами и настоящий – точнее, не настоящий, но всё же – слон. Тут была одна странная штука. Бабан даже ущипнул себя, думая, что сон продолжается. Слон был абсолютно прозрачным! У него только и виднелись из темных пятен – глаза и точки на зонтиках огромного одуванчика, с котором он летел, уцепившись хоботом. Солнце играло по слону лучами, пронизывая наискось. Моментами он начинал переливаться разноцветными пятнами, словно огромный мыльный пузырь. И, хоть это было и непонятно, но красиво до невозможности.
– Звяк, боюсь нам надо куда-то спрятаться, на всякий случай.
– Они нас уже все равно увидели, наверное. – От волнения крылья единорога порхали, не унимаясь, словно он стал бабочкой.
Потоком воздуха слона стало относить все дальше и дальше, и, спустя минуту, где-то за кустами можжевельника послышался лёгкий хруст. Облако с принцессой полетело и упало дальше.
– Моё любопытство до пришельцев и довёдет. – Бабан решительно пошёл в сторону приземления.
– Я с тобой. Бояться вместе надёжнее.
Друзья пошли, не смотря под ноги, прямо по сочной землянике, чего обычно никогда не делали. Ежи бы им этого не простили, но сейчас случай был особенный. А с главным ежом Шуршем, которому сорока обязательно передаст о безобразии, разберутся потом.
В кустах можжевельника стоял треск. В воздухе летали сорванные со своих стебельков белые цветы, вперемешку с пушинками одуванчика. На звук, побросав все свои «дела», сбежались три шиншиллы с присоединившейся четвертой по имени Хрюк. На самом деле они были абсолютные бездельники, и при каждом удобном случае только и делали что спали, ели, и шутили свои шуршащие шуточки. Но перед всеми они вечно делали вид, что дико заняты делами, то и дело попадая в абсурдные ситуации. Вся долина смеялся над историей, когда они, завидев тащившего домой морковку бобра, не придумали ничего, кроме как пытаться приклеивать обратно к веткам опавшие осенние листья. Или, приметив ползущую к закату улитку, стали поливать ромашку сливовым морсом, который только что пили из большой кувшинки. Правда, ромашка на следующий день выпустила синие лепестки.
Бабан, Звяк и шиншиллы, сами того не заметив, не дыша, сбились в кучу. Треск стих. Взамен него, в полной тишине, нарушаемой лишь стуком дятла где-то далеко в соснах, послышался едва уловимый звон колокольчика. Такой, как будто в него не звонили, но тихо везли куда-то на деревянной тележке по зелёной поляне, а он – легонько подзынькивал. Из зеленых веток показалась круглая макушка. По бокам от неё зашуршало – и из неё расправились круглые уши, а снизу показался весь круглый слон целиком. Ну, разве что нижние лапы – там ведь точно лапы? – были скрыты за примятым кустом.
– Привет. – Увидев удивленных друзей, он переложил цветок в правую лапу и прозрачным хоботом разгладил несуществующую прическу.
Ответом было молчание. Только лишь проснувшийся посреди дня от мудрой мысли и подлетевший минуту назад филин Фук, был неизменно вежлив. Впрочем, как и всегда.
– Здравствуйте. А вы, собственно, кто? – Фук, поправив вечно заляпанные очки, пытался разглядеть собеседника.
– Я? Я – слон. А что, не видно? – Своими глазами-бусинками он оглядел сам себя, и одуванчик в лапе. – Всё на месте, вроде. Хотя, кажется, чего-то не хватает.
Единорог, сделав несмелый шаг вперед, ткнул лапой в направлении живота слона.
– Хоть и боюсь с вами разговаривать, но не могу не спросить, – жёлтый единорог стал красным, как свежесозревший помидор, – что внутри вас делает белый цветок? И как он туда попал с нашего куста?
И правда, внутри прозрачного слона, сквозь которого и так виднелись и маковое поле с редкими васильками позади него, и сосны на горизонте, и даже пролетающие красно-оранжевые бабочки – внутри него летал, словно в невесомости, белый цветок жасмина.
– Я, я его съел. – Слон мог бы покраснеть так же, как и единорог, но не смог. Зато слегка похудел, скукожившись от смущения.
Бабан начал икать.
– А как так – ты съел, и он целый, и его видно? Что ты вообще ешь? Надеюсь, шиншиллы тебе не симпатичны? Точнее, нет, что-то не так. – Шиншилла Хрюк, до этого делавшая вид что лапой протирает травинку от пыли, забыла о своем занятии в ожидании ответа.
– Нет-нет, шиншиллы должны быть всем симпатичны. Но в плане еды – не симпатичны. Да? – Шмяк, не теряя времени, то разравнивал кучку земли, то опят лапой собирал её в горку, не в силах решить, как будет полезнее для долины.
– Я ем цветы, – слон начал выбираться из кустов, продолжая держать за стебель огромный одуванчик, потерявший все свои парашюты, кроме четырех оставшихся. Трюк срочным образом обогнул слона и стал пытаться поднять обратно ветки можжевельника. – Цветы, и пыльцу, иногда сладкие ягоды, но они должны быть очень красивыми. Если будут некрасивыми – буду болеть. А самое-пресамое моё любимое – это, это, – слон почти запел в этом месте, – кабачки!
– А что с ними потом происходит? – Бабан, продолжая икать, подошел к слону поближе, рассматривая летающий внутри него цветок.
– Они отдают мне свою энергию. И исчезают. А потом, напитавшись воздухом и солнцем, опять появляются на каком-нибудь растении. Часто – не на своем. Не знаю, как это происходит.
– Принцесса! Батюшки-шишки! Там же была еще принцесса! Где она? – Филин, захлопав крыльями, ринулся бегом в кусты можжевельника, позабыв, что умеет летать. Похудев на глазах почти до состояния камбалы, протиснулся сквозь ветки. Все ринулись за ним, заглядывая друг через друга.
