Шарль остановился, вздохнул, посмотрел куда-то вдаль и сделал глоток воды. По его лицу медленно текли капельки пота. Он взглядом нашел своего друга в первом ряду, подмигнул ему и продолжил.

– Наше исследование пока находится на начальной стадии, но мы уже можем с уверенностью утверждать, что принудительное или добровольное изъятие определенного количества ассоциаций из памяти человека может не только повлиять на качество его жизни, но и на время, относящееся непосредственно к испытуемому, вернее, к окружающему его временному пространству, в заданном диапазоне.

Красный бархат портьер, касающихся золотой бахромой такого же бархатного полового покрытия, обычно поглощал ненужные звуки, нечаянно сказанные зрителями в зале, дабы не мешать выступающим. Но в этот раз данный выбор дизайнеров ткани, использованной для шумоизоляции, не показался бы им достаточно удачным. Звенящая тишина, казалось, поглотила все вокруг. А потом были оглушительные аплодисменты, среди которых никто не заметил скромно удаляющегося Михал Михалыча, сгорбившегося от досады и глупости, которую, по его мнению, сотворил Шарль.

«Ведь не предупредил меня, что будет оглашать результаты, вот разве так можно!» – сокрушался он, спускаясь вниз по мраморной лестнице фойе.

А больше всего его разозлило присутствие Флоры – вот растреплет, как обычно, по всему свету, толком ни в чем не разобравшись. Еще и братца с собой прихватила! С такими грустными мыслями Михал Михалыч, старый шпион, профессионал своего дела, ставший лет двадцать назад профессором, вышел через запасную лестницу во внутренний дворик, навстречу солнечным лучам и морозному январскому воздуху.

– Запомни этот день, крепко запомни, – твердил он себе вслух, направляясь к почерневшей от времени деревянной скамейке, подальше от звуков, радости и лицемерия, царивших, как ему казалось, в зале конференции.

– Большое спасибо за совет, – ответил ему за спиной знакомый голос.

Флора! Ах, эта Флора! Вот повернуть бы время вспять, лет эдак на пятьдесят назад, тогда бы он не отворачивался от звенящей молодости и не прятал бы свои морщины в тишину пройденных лет! Лишь на секунду легкая рука нежно легла ему на плечо запахом травы и лаванды, пронзив легкой дрожью все его тело. С этой болью он живет уже давно, как только впервые увидел ее совсем девчушкой, в городском парке. Он был многообещающим специалистом, а она собирала в спичечную коробочку кузнечиков для будущей фотосессии. Мокрая трава облепляла ее красные коленки, рыжие кудряшки свисали на лоб, прикрывая воспаленные от напряжения красные глаза. Вся она была похожа на маленького мокрого лягушонка, беззащитного и смешного. Отмахнувшись от нахлынувших воспоминаний, профессор присел, как всегда, на самый край скамьи, успевшей высохнуть от растаявшей на солнце морозной наледи. Он не относился к тем старикам, которые ценили каждый прожитый день и радовались наступающему. Он радовался знаниям, которые успел приобрести и жаждал новых, надеясь, что они принесут пользу людям. Флора незаметно присела рядом, не отвлекая своего друга от тягостных раздумий.

– Вот скажи, кто мы мог подумать раньше, что наша память состоит из ассоциаций и опыта, которые и являются ее основой? Рассыпь пирамиду или измени ее конструкцию, что получится? Человек тратит определенное количество времени, чтобы принять, переработать и запомнить какую-либо информацию или действие. Почему раньше никто не догадывался о взаимосвязи памяти и времени? В масштабе планеты? Или целой галактики? Ведь о коллективной памяти, как о феномене, люди знают уже очень давно, и время, затраченное на ее приобретение, нестабильно, постоянно меняется, так как количество людей то увеличивается, то уменьшается. Но есть стабильная составляющая времени, информация которой закреплена и не изменится. Вот с ней-то и можно совершать различные действия, хранить ее, улучшать, внедрять желающим и изменять ее объем…

Флора внимательно слушала профессора, незаметно проверяя работоспособность диктофона, тщательно спрятанного на теле. Она старалась понять весь бред, который бормотал старик, но у нее это плохо получалось. Она не будет предавать своего друга и торговать полученной информацией. Судя по реакции зрительного зала и по последним новостям, ей стало понятно, что все услышанное – это бомба, еще и замедленного действия. Но Михал Михалыч в последние дни был совсем плох, сердечко пошаливало, и Флора решила подстраховаться, записав все услышанное на микропленку. Позади, в окнах здания, что-то ярко вспыхнуло, заискрилось и очень громко зашумело, как будто взлетели одновременно тысячи ракет. Земля под ногами вздрогнула, появилась трещина, которая очень быстро увеличивалась в размерах. Скамейка, на которой они сидели, оказалась по другую сторону того пласта почвы и камней, на котором располагалось здание университета. Флора быстро схватила профессора и потащила его в небольшой лесок неподалеку, подбирая по дороге какие-то бумаги, вываливающиеся у него из расстегнувшегося портфеля. Ужас, охвативший все вокруг, мгновенно превратил в хаос привычный порядок вещей и действий, всегда следовавших друг за другом постепенно, не торопясь. Из дверей выбегали люди, выжившие после серии взрывов, за ними вслед летели языки пламени, превращая все вокруг в какое-то общее страшное месиво.

– Гештальтпсихология, гештальтпсихология! – возбужденно кричал ополоумевший от страха профессор, размахивая руками в сторону университета.

Флора усадила вконец разбушевавшегося старика на сухую лужайку и быстро собрала в стопку намокшие листки, исписанные от руки мелким профессорским почерком. Окинув беглым взглядом документы, она заметила недавно услышанные слова и фразы: «коллективное принудительное изъятие памяти», «хранилище времени», «временная капсула». Они были несколько раз подчеркнуты красным карандашом. Чтобы хоть немного успокоиться, девушка решила прочесть несколько строк подсохшей страницы, пробуя вникнуть в суть быстро сменяющих друг друга понятий. Вдалеке показалась фигура Николая, метавшегося из стороны в сторону в сером дыму, в поисках сестры. Мужчина немного прихрамывал, был весь перепачкан сажей. Окидывая ошалелым взглядом окрестности, он наконец-то нашел то, что искал и, счастливый, направился прямо к ним. Уже позже, определив профессора в ближайшую больницу, они смогли обняться и поговорить по поводу всего случившегося в этот странный день. Николаша плакал от ужаса, в котором недавно оказался, а после этого – истерично и громко смеялся, радуясь тому, что они выжили. Флора забрала на сохранение портфель профессора с исписанными листочками и до сих пор судорожно прижимала к себе эту великую ценность, внимательно слушая уцелевшего брата. Она понимала, что теперь является хорошей мишенью для многих, но прятать портфель пока не стала. Окинув быстрым взглядом квартиру, она встала с дивана, включила телевизор и приказала Николаше слушать новости, неважно какие, все слушать! Горячий кофе и яичница с ветчиной, контрастный душ и чистая одежда, быстрый сбор чемоданов и такая же быстрая онлайн покупка билетов – хватило совсем немного времени, чтобы сменить пыльную съемную квартиру на полупустой самолет. Они покидали город, в котором чуть не погибли. Они сюда обязательно вернутся. Флора удовлетворенно поглаживала прохладную кожаную поверхность старого профессорского портфеля, предвкушая большой скандал. Николай мирно посапывал рядом. Внизу, большим черным дымящимся глазом, смотрело в небо сгоревшее здание медицинского университета, облепленное машинами скорой помощи и пожарными, военными и просто зеваками…

– Учитывая, что за единицу измерения времени берется энергия, затраченная индивидом на осознание и запоминание какой-либо ассоциации, можно утверждать, что начальная стадия проведенного эксперимента прошла успешно. Оперирование определенным количеством памяти затрачивает необходимое количество времени и выделенной на это энергии. Вследствие чего было установлено, что объем изъятой памяти содержит такое же количество энергии и, соответственно, времени… Что за ерунда, ничего не понимаю! – с сожалением произнесла Флора, пытаясь прочесть хоть несколько строк, пока самолет еще не приземлился…