– А где капитан-лейтенант Ильинский? – неожиданно в голову пришел очень важный вопрос.

– Он и получил приказ от Меншиковского поручика. Вместе с указанием провести нашу вылазку как можно скорее. Поэтому капитан и отбыл незамедлительно на позиции, а меня послал за вами… Только нам бы поспешить, а то как бы без нас не начали.

Мне очень захотелось выругаться. Стоило только представить, как именно без меня могут начать, так и захотелось… Вот только времени ругаться не было. Так и не застегнув до конца мундир, я бросился из дому, и тут в конце улицы удачно показалась повозка. То, что надо, чтобы побыстрее попасть на позиции.

Я выскочил на середину дороги, размахивая руками.

Замирать перед вставшей на дыбы лошадью оказалось на удивление неудачной затеей. Мелькнули копыта, в лицо ударило тяжелое дыхание и капли сбитой в пену слюны… Конный экипаж оказался не менее опасен, чем современная мне машина. К счастью, кучер успел остановиться. Я выдохнул и поспешил к пассажиру – договариваться, чтобы нас подкинули до позиции, лишь в последний момент осознав, кого же это я повстречал.

– Юлия Вильгельмовна, – я поприветствовал Ядовитую Стерву.

– Штабс-капитан Щербачев, – иронии в голосе девушки поаплодировал бы даже Станиславский.

– Наверно, я пойду. Прошу прощения, что остановил…

– Стойте! – девушка решительно высунулась из повозки, чтобы лучше меня видеть. – Вы же офицер и не стали бы спешить просто так, – было видно, что она борется с собой. – Если это нужно для дела, я вас подвезу.

– Вот и отлично, – обгоняя меня, Лесовский первым запрыгнул в повозку.

Мне ничего другого не оставалось, кроме как последовать за ним. В конце концов, действительно все ради дела. Лошадь тронулась, и мы какое-то время ехали молча, но потом лейтенант не выдержал.

– Юлия Вильгельмовна, – он покопался в мундире и вытащил из нагрудного кармана небольшую книжицу. – Смотрите, что удалось по случаю купить у одного пехотного офицера. Хотел вам подарить, в память об отце.

Девушка несколько секунд смотрела на потрепанную обложку, а потом быстро схватила и спрятала среди вещей. Зардевшемуся Лесовскому достался благодарственный кивок, а мне настороженный взгляд. Мы еще какое-то время ехали в тишине.

– Вы же видели название? – наконец, не выдержала Стерва.

– «Ижорский», – кивнул я. – Слышал. Трагедия-мистерия за авторством декабриста Кюхельбекера.

Спасибо местной памяти, подкинула детали, чтобы сойти за образованного.

– И что, теперь вы еще больше будете избегать дочь предателя и изменника? – в голосе Стервы мелькнули торжествующие нотки. Словно она привыкла получать извращенное удовольствие от минусов своего непростого статуса.

– Не стоит изображать, что все хуже, чем есть. У вас есть покровитель – генерал Горчаков. Вашего отца, несмотря на заточение, вот напечатали… Кстати, вы же обращали внимание на штамп? Эта пьеса была издана в типографии третьего отделения канцелярии Его Императорского Величества. В какой стране мира это еще возможно? Бунтарь пишет книгу, а царская охранка ее печатает…

А вот это были уже мои собственные воспоминания. Ситуация-курьез, которая засела в памяти еще с университета.

– Откуда вы это знаете? Отец никогда ни о чем не просил Бенкендорфа! – глаза девушки удивленно расширились. – Он просто отправил книгу в Санкт-Петербург Дельвигу, а тот уже умер, и текст попал Пушкину. Александр Сергеевич решил пошутить, но кто бы знал, что глава третьего отделения ему подыграет… Я поняла! Это Анька вам все рассказала!

Стерва сделала какие-то свои выводы и отвернулась, не желая больше общаться. А я изначально и не хотел. Еще бы знать, кто такая Анька… Впрочем, разве это важно? Повозка как раз подъехала к нашим позициям, и я выскочил наружу.

– Спасибо, – я попрощался с девушкой.

– Спасибо, – повторил немного растерянный Лесовский, а потом быстро догнал меня. – Григорий Дмитриевич, а правда, откуда вы столько про судьбу декабристов знаете? Неужели в Санкт-Петербурге вы с кем-то из них общались?

– Все потом, – отмахнулся я.

Сначала нужно было убедиться, что мы не опоздали.

После активизации батарейной борьбы в последние дни по поверхности никто уже старался не ходить. Так что мы спрыгнули в ближайший окоп и уже под прикрытием бросились к первой линии. Нехорошие предчувствия становились все сильнее, когда я неожиданно услышал впереди голоса… А потом разобрал и уверенный баритон Ильинского. Повезло! Никто не ушел без нас, никто не натворил глупостей!

– Дмитрий Васильевич! – я окликнул капитан-лейтенанта.

– Григорий Дмитриевич, вы быстро. А мы еще даже план атаки придумать не успели. – Ильинский обвел рукой наш небольшой штаб.

Кстати, необычное дело. Капитан-лейтенант, который готов советоваться с лейтенантами, мичманами и даже ефрейторами. До чего я довел людей. Я улыбнулся и поздоровался с нашими артиллеристами. Руднев и Григорьев хмурили брови, понимая, что первые роли в этой операции будут не у них. Мичманы, наоборот, были воодушевлены. Прокопьев понимал, что без связи нам никуда, а значит, он в деле. Алферов как главный по ракетным пускам тоже волновался, умудряясь бледнеть и краснеть одновременно. Больше всех переживал Димка Осипов. Как самый новенький он почему-то считал, что его обязательно оставят в стороне, и поэтому яростно сжимал кулаки, уже готовясь спорить и биться за свое место в первых рядах. А вот кто был спокоен, словно удавы, так это наши ефрейторы. Николаев и Игнатьев за эти недели стали кем-то вроде представителей простых солдат и уже не терялись на таких вот собраниях. Наоборот, слушали, смотрели и готовились отвечать на вопросы, если дело дойдет до проработки штурма конкретных вражеских позиций.

Я поздоровался с каждым, а потом мы продолжили обсуждение уже вместе. Только не успел я ничего сказать или спросить, как сверху к нам спрыгнул Степан. Старший пилот тоже был возбужден в ожидании серьезного дела.

– Пришли ответы с других бастионов, – он крепко сжал мою ладонь, на ходу выдавая новую информацию. – Все готовы поделиться с нами запасными «Ласточками» и «Карпами», так что кулак в десять-одиннадцать шаров точно наберем.

Казак обвел всех сияющим взглядом.

– Мы обдумывали вариант подготовить ударную группу и подойти на закате со стороны моря, – пояснил Ильинский. – Если получится удачно высадиться, то десяти-двадцати ракет за глаза хватит, чтобы вывести из строя батарею минимум на сутки. А если повезет, то и пороховые склады достанем.

– А потом уйдем на ракетных ускорителях! – глаза Степана блеснули. Он уже явно представлял себя где-то там, на поле боя.

Вот только, кажется, никто пока не подумал учесть одну, но очень важную деталь.

– А если нас будут ждать? – спросил я и обвел всех взглядом.

– Что? – растерялся Лесовский.

– Зачем им нас ждать? – почесал подбородок Ильинский. – Мы ни разу не атаковали в том направлении. Более того, мы ни разу не атаковали с «Карпов». Как это можно предугадать?

– Григорий Дмитриевич, – заволновался Степан. – Если ты думаешь, что мы можем упасть в море, то не надо. Мы все посчитали, недаром же вели журнал с учетом движения ветра. В том часу он как раз поменяется. И мы выждем… Взлетим только когда почувствуем волнение, так что от моря на берег вернемся как на крыльях ночи.

– Верю и в вас, и в наших «Карпов», – я не собирался уступать. – Но все же. Если враг нас ждет? После того случая с Сарандинакиной балкой было бы преступно считать французов, англичан или турок глупее нас. Так что будет делать десантная группа, если ее встретят выстрелами на подлете? Или дадут приземлиться, а потом накроют из пушек? Или штыками?

– Мы не сдадимся. – Степан нахмурился. – Будем биться до последнего!

– А город лишится лучших пилотов и половины «Карпов», – я продолжил давить.

– Ты сейчас похож на Меншикова, – неожиданно сказал Ильинский. – Он так же остановил Корнилова, когда тот хотел дать бой.