Знал — и развеял кошмар усилием воли.

— Я архимаг, нечистая тварь, — растянул губы в улыбке Креол.

А потом взметнулась цепь.

— … Ты говоришь, что часть моих одалисок были замаскированными… лилу? — медленно, не в силах поверить, повторил император Шумера. — Сколько всего их было⁈

— Не стоит тебе это знать, государь, — произнес Креол, глядя на Энмеркара с искренним сочувствием.

На императоре не было лица. Битва с лилиту не прошла незаметно — жены и наложницы снова пробудились, поднялся шум и гвалт, растолкали рабов и усыпленных Креолом стражников. Придворного мага при других обстоятельствах судили бы, и сейчас Энмеркар с тяжелым сердцем размышлял бы, помиловать ли бесчестного ублюдка или приговорить к оскоплению одного из своих архимагов.

Но разоблаченные ночные твари сделали его проступок ничтожным.

— Ты направлялся в гарем… скажи мне, Креол, ты направлялся в гарем исключительно с целью разоблачить лилу? — въедливо спросил Менгске, которого тоже призвали во дворец. — Или случайно обнаружил лилу, пока занимался… иным? Смотри в глаза и помни, что я отличу ложь от правды.

— Главное, чтоб ты эту правду за мной повторил, — ответил Креол, скрестив руки на груди. — Клянешься, что не сделаешь подлость, о Верховный маг?

Менгске гневно стиснул челюсти. Да как он смеет⁈

— Да я тебя!.. — процедил он.

Энмеркар поморщился. Он взмахнул рукой, желая молчания, и попросил своего придворного мага изложить все с самого начала. И Креол охотно поведал, как слушал голоса духов, как заподозрил неладное и в конце концов пришел к выводу, что зло поселилось в святая святых, куда ему доступа не было.

— Если бы я сказал тебе об этом, ты бы не позволил мне войти, государь, — прямо заявил Креол. — Ты отправил бы кого-то из магесс, но даже великая Галивия не справилась бы там, где справился я. Если же мы протянули бы время, лилу бы все узнали, потому что лилу известны помышления людей. Подтверди!..

Он дернул цепь, и сидящая рядом лилиту зло зашипела. Взятая живой, она стала лучшим доказательством, и от нее аж плыли волны возмущения, ярости, гнева… а еще стыда и страха.

Вонючий смертный не должен был победить! Не должен был увидеть ее в истинном обличье!

И теперь ее наверняка убьют.

— Она… она изменилась, но это точно Кекет, — произнес император. — Дар владыки Нила…

— Это может ничего не значить, государь, — произнес лугаль Агарзанн. — Демон мог заморочить и его.

— Да-да… скажи, маг, а остальные лилу… они все такими были? — с надеждой спросил император.

— Это лилиту, государь, — нехотя сказал Креол. — А лилу — мужеского пола. Они малы ростом, мохнаты, уродливы и…

— Я думаю, государь понял! — прервал его Менгске, глядя на Креола с нешуточной злостью.

Какое-то время царило неловкое молчание. Потом император поднялся с трона, прошел к скованной лилиту, взял ее за подбородок и спросил:

— Что ты хотела от меня, Кекет?

— Ничего, о лучший из земных царей, — слабо улыбнулась ночная тварь. — Это неважно уже.

— Говори, — стиснул сильнее Энмеркар.

— Всего лишь быть с тобою рядом, — отвела взгляд Кекет. — Мне… мне возмечталось стать владычицей земного царства, и вначале я вошла в дом фараона Та-Кемет, но он оказался слаб и не мужествен, а вся власть в его царстве принадлежит жрецу Гор-Тутмосу. Я колдовством принудила его передарить меня тебе, и ты оказался совсем иным.

— А эти лилу? — потребовал ответа император.

— Моя свита, — равнодушно сказала Кекет. — Я ревнива, и не хотела делить тебя с другими, так что призвала малых инкубов, чтобы они постепенно уморили и состарили всех прочих твоих жен.

Взгляд императора стал жестким и холодным. Он отбросил от себя лилиту, и та опала с тоскливым стоном.

— Что ты повелишь с ней сделать, государь? — осведомился Креол. — Я могу ее прикончить, могу изгнать, могу запечатать…

— А ты можешь ее… усмирить? — с надеждой спросил Энмеркар.

— Государь, это не очень хорошая идея, — заволновался Менгске. — К твоим услугам все красавицы мира. Не стоит подпускать к себе демоницу.

— Могу, — пожал плечами Креол. — Я могу связать ее нерушимыми клятвами, наложить печати и сделать твоей покорной рабой.

— Тогда сделай это, — вскинул подбородок император. — Так мы накажем ее за все зло, что она совершила.

Менгске закатил глаза и издал невнятный звук. Но он не стал спорить с владыкой Шумера, и лишь отвесил ему короткий, почти презрительный поклон. Креол же осведомился:

— Могу ли я еще что-то для тебя сделать, государь?

— Да, — пробормотал Энмеркар, глядя на придворного мага со смесью благодарности и чего-то еще. — Когда закончишь с демоницей, убери вон ту гору.

Креол посмотрел в окно. Гора была не столько горой, сколько грядой каменистых холмов, но все равно…

— А что не так с этой горой, государь? — спросил он. — Красивая.

— Река красивее, — угрюмо ответил Энмеркар. — Она за горой. Ты можешь ее убрать или нет?

— Могу, — процедил Креол, идя к террасе.

Ему немного разонравилось быть придворным магом.

Подвиги царевича Лугальбанды

Это был воистину величественный караван. Запряженные в колесницы ламассу шествовали чинно и с достоинством. Но их было немного, и везли они лишь самого императора, придворного мага и других важных царедворцев. Большая часть свиты ехала на обычных онаграх, но это были лучшие онагры Шумера, ухоженные и украшенные, в золоченой упряжи и с погремушками.

Трубили рога и звенели цимбалы. Унылая в обычные дни пустыня стала местом праздника, торжественного выезда владыки Шумера.

Император Энмеркар отправлялся на охоту. Заканчивался месяц гуд-си-са и приближался месяц сиг-у-шуб-ба-гар, по всей империи чистили оросительные каналы и уже принимались заготавливать кирпичи, пустыня цвела весенними огнями, а сорок с лихвой колесниц несли вельмож и простых воинов на запад, в приграничные земли.

Охотиться владыка Шумера любил безумно. Не всегда удавалось сыскать для этого время, но уж когда время находилось — он отдыхал душой. В диких лесах и на просторах степи государь был как дома, с луком и копьем радовался жизни сильней, чем на троне со скипетром. А сегодня его еще и ожидала охота необычная, особо интересная… и опасная, но опасность только сильней горячит кровь мужчины.

Гули. Вечный бич Аморейской пустыни, что разделяет плодородный Шумер и обильные городами земли Ханаана. Люди живут и в этих бесплодных краях, но это суровая, бедная жизнь. Многие из аморейцев — разбойники, что не пашут и не жнут. Немудрено, что именно здесь в таком множестве обретаются гули — одичавшие и выродившиеся джинны.

Они во всем подобны живым мертвецам и пожирают людскую плоть. Давно утратили способности к превращениям, власть над материей, да и большую часть разума. И когда Креол в беседе с императором обмолвился, что может устроить охоту на такую дичь, которую тот еще ни разу не полевал… о, владыка Шумера загорелся сразу же!

Памятного Креолу оазиса достигли к вечеру девятого дня. В нем разбили лагерь — слуги поставили шатры, лугаль назначил стражу, придворный маг расспросил духов, много ли в округе гулей.

Ночь прошла спокойно. Дул нежный весенний ветер, звезды с небес шептали свои сказки, а Креол сидел у костра и дулся с Агарзанном в шек-трак. Они оба бодрствовали, ибо места дикие, опасные. И разбойничья шайка может налететь, и стая гулей прибрести на запах раньше времени.

Так что маг и лугаль до рассвета играли и пили. Потом Креол ушел в свой шатер и проснулся, когда солнце стояло уже высоко. Императорская свита разбрелась по всему оазису, повсюду были люди. Одни готовили укрытия на деревьях, другие поили онагров и ламассу, третьи стряпали обед.