— Мы не дети, государь, — произнес Креол, сумрачно выслушав такое рассуждение Энмеркара. — У меня все всегда под контролем.

— Да?.. а я видел тот куб слизи. Ты же помнишь, как погиб Эллильнерари?

Креол отвел взгляд. Все в Гильдии помнят, как погиб Эллильнерари. Креол был в числе тех, кто вычищал потом его покои от… субстанции.

— Эксперименты иногда выходят из-под контроля, — признал наконец придворный маг. — Но я не собираюсь экспериментировать во дворце. Мои опыты слишком опасны для этого.

— Благодарю, что обнадежил, — с явной иронией сказал император. — Вот, знаешь, маг, не будь вы такими полезными, я бы вас не терпел. Я бы вас всех… не знаю, сам придумай, что с вами сделать, ты лучше знаешь, как истребить мага, чтобы точно не вернулся.

— Можно четвертовать и сжечь, — любезно подсказал Креол. — После такого даже архимаг обычно не возвращается.

— Возьму на заметку, — пообещал император. — Но теперь давай обсудим, чем ты можешь помочь Шумеру, пока еще не четвертован. Я помню, когда я у тебя гостил, ты мне кое-что обещал — а так и не исполнил. А ведь я считал, что слово мага нерушимо.

— Что я обещал?.. — нахмурился Креол.

Он не помнил. Все-таки десять лет — это десять лет, Креол давно забыл большую часть того высочайшего визита. В памяти осталась гибель глашатая Эр-Темметху, из-за которой и сорвалось присвоение титула архимага, да… да и все, в общем-то, остальные пустяки сдуло ветром времени.

— Погреб, маг, — терпеливо напомнил Энмеркар. — Подвал, в котором всегда царит холод. Я тогда попросил об этом Эллильнерари, и у него получилось неплохо, но в прошлом году чары, кажется, стали иссякать. Буду очень тебе признателен, если ты с этим что-нибудь сделаешь. Это разгрузит моих поваров, и мы все будем чаще есть свежее мясо и фрукты.

— Только-то! — с облегчением воскликнул Креол. — Сейчас же этим займусь, государь.

С императором Креол сдерживал свой природный нрав, говорил с почтением. Все-таки это не кто-нибудь там, а государь Шумера, его родной страны. Человек, который скрепляет своей фигурой миллионы других людей.

И маг немедленно исполнил эту пустячную просьбу, чем заслужил личную благодарность дворцового управителя. Огромный магический ледник действительно играл неоценимую роль в жизни Эанлугакура, и чары покойного Эллильнерари действительно уже иссякали, мановый заряд почти исчерпался. Креол возобновил его, освежил руны и вычистил следы остаточной магии.

Потом пришлось помогать великому зодчему. Тот сносил старое здание и не укладывался в сроки, потому пришел со слезной мольбой к придворному магу. К Креолу как раз кстати прилетел в гости Шамшуддин, и они еще немного выпили, а потом устроили на пару небольшое контролируемое землетрясение. Работать в дуэте побратимам давно было привычно, и уже через полчаса на месте древней постройки высилась гора щебня, а великий зодчий прижимал руки к груди и сулил своим благодетелям вечную дружбу.

И не только царедворцы ходили за помощью. Был, например, богатый землевладелец, в чьих угодьях разразился мор. Он плакал, как ребенок, жалуясь, что лишился трех четвертей своих рабов, а на носу сбор урожая, рук не хватает, новых рабов быстро не закупить, и урожай сгниет на корню.

И Креол помог ему. Выручил. Просто отправился вместе с богачом к яме, куда стащили трупы, да и применил старую добрую некромантию. Уже на следующее утро умершие рабы вернулись к работе, а Креол подвесил к поясу снизку блестящих сиклей.

Так, в трудах и заботах, текли дни и месяцы. Это не было счастливое время, но оно было неплохим. Во дворце невозможно было обрести истинных друзей, но Креолу они давно и не требовались. Все друзья, в которых он нуждался, встретились ему еще в юности. А семья… ну… в Шахшаноре у него ее тоже нет.

А император не мог нарадоваться на нового придворного мага. Креол снова стал присутствовать на судебных заседаниях, как когда-то в Нимруде, с достойнейшим и справедливейшим эном Натх-Будуром, да будут благословенны его мудрые уста и доброе сердце.

Теперь он снова восседал по левую руку от судьи, только им был уже не городской эн, а сам император. По правую руку обычно садился лугаль Агарзанн, и они трое приняли немало судьбоносных решений и услышали немало любопытных историй.

Сегодня в основном была рутина. Дрязги знати, тяжбы и ссоры. Жрец, у которого разграбили фамильную гробницу. Три брата, не способные поделить наследство отца. Вдова, которую ложно обвинили в убийстве мужа. Все это были случаи либо значительные, касающиеся важных персон, либо сложные, требующие мудрости самого императора.

Однако все дела великий Энмеркар благополучно разрешил с помощью своих советников. И осталось только одно, которое Агарзанн по его неприятной привычке припас напоследок.

— … О государь, услышь, в чем вина этого человека, — произнес лугаль, указывая на дрожащего юношу, которого держали два стражника. — Я знаю его лично, мы в дальнем родстве, и прежде ни в чем предосудительном он не был замечен. Но пять дней назад он вдруг выбежал в кар с мечом и принялся рубить людей направо и налево. Прежде, чем его схватили и отняли меч, он предал смерти шестерых, и еще троих сильно ранил. В темнице же он сначала смеялся и хулил богов, но с наступлением полуночи — пришел в ужас и принялся биться головой о стену. Таков его проступок.

— Проступок тяжелый, — кивнул император. — Что послужило тому причиной, человек? Отвечай, и помни, что Энки отвернется от тебя, если солжешь.

Убийца уставился на шумерского государя, дико вращая глазами. Его нижняя челюсть мелко задрожала, а потом он отрывисто выкрикнул:

— Я… я застрял в одном дне! Прости меня, о государь, это правда! Каждый день в полночь я возвращался в начало все того же самого дня! Чего я только ни делал, чтобы это прекратить… В конце концов я стал… творить что вздумается! Ведь день заканчивался… и все становилось как прежде! Я уже несколько раз убивал кучу народа — и все они в следующем витке воскресали!

— Но мой добрый лугаль сказал, что твое преступление было совершено пять дней назад, — сказал Энмеркар, ничем не выразив изумления. — Правда ли это?

— Правда! Правда! На этот раз день закончился по-настоящему! Я наконец-то прошел дальше! Прошел дальше… слава богам!.. Но… но почему именно в этот раз⁈ У меня же была куча отличных дней! Я однажды даже соблазнил царевну!..

Вот теперь император не смог скрыть удивления. Его брови поползли вверх, и он повернулся к Креолу. Придворный маг, казалось, дремал, сложив руки на животе, но на деле он слушал каждое слово и пристально всматривался в ауру. Искал следы лжи, но не находил — убийца верил в свои слова, искренне считал, что говорит правду.

Однако его Френес, его мыслительный дух, был поврежден. В нем будто дымился призрачный червь.

— Он безумен, как Азаг-Тот, — наконец прорек Креол. — И я исцелять скорбных разумом не умею, на это во всей нашей Гильдии способен только мой друг Хиоро.

— Хиоро, Хиоро… — задумчиво молвил император. — Да, помню такого. Он же, кажется, до сих пор не архимаг?

— Только магистр, государь, но он заслуживает архимага, как никто иной.

Император кивнул, разглядывая трясущегося безумца.

— Ты!.. Креол, сын Креола!.. — вдруг воскликнул тот, пялясь на мага. — Я приходил к тебе!.. просил о помощи!.. помнишь⁈ А, нет, это было в другом витке!..

— Сделать бывшее небывшим не под силу даже богам, — отмахнулся Креол. — Государь, он точно безумен.

— Я могу доказать!.. Я могу описать твои покои!..

И безумец затараторил, принялся перечислять вещи Креола, рассказывать о том, что где у него лежит. Он даже поведал, что Креол ел пять дней назад, сказал, что приходил к нему раз пятнадцать, и три из его посещений пришлись на обед, а два — на ужин. Он упомянул и те слова, которые Креол ему говорил, и это вызвало у мага оторопь, потому что да, именно так бы он и сказал.

Он вгляделся еще пристальней. Точно ли это сумасшедший? Не играет ли с ним шутку кто-то из Гильдии, хорошо его знающий? Не замаскированный ли это маг? Мешен’Руж-ах, например, известен своей страстью к причудливым розыгрышам, и он много лет точит на Креола зуб.