– А ты любишь покрасоваться.
– Почему нет, если есть чем? Большинству людей требуется целая жизнь, чтобы понять: самодисциплина – не есть внутренняя темница, самовоспитание – не есть дрессировка, самоограничение – не добродетель, а трусость. Мы каждую минуту обманываем себя в стремлении польстить маленькому капризному ребёнку внутри. Не колеблясь ни минуты назовём белое чёрным, а дырку в заднице – воротами в рай, если до нас это сделают ещё десять-пятнадцать человек. А как итог – забываем, кто мы, собственно, есть на самом деле. Так зачем насиловать себя и лицемерить, если можно не тратить время попусту, наматывая на шею ненужные цепи общественной морали? Если бы молодость знала…
– Что ты-то об этом можешь знать? – Илью удивляла собственная словоохотливость и смелость – за всю предыдущую неделю он едва ли сказал кому-то больше слов в отрыве от служебных обязанностей, чем за последние несколько минут в светской беседе с этим странным, жутковатым человеком.
– Я старше, чем выгляжу. – Дементий прикурил новую сигарету от окурка и щелчком отправил его в придорожную канаву.
– Если бы мне платили за выслушивание подобных речей от едва переступивших через пубертат юношей вместо жалования в следственном комитете за поимку всякой швали, я бы давно оставил службу.
– Туше, – искренне рассмеялся Дементий. Когда он не пытался вывести собеседника из себя, его смех звучал по-детски приятно и заразительно. Илья поймал себя на том, что улыбается.
– О! Можешь притормозить здесь? – он совсем уж детским жестом вытянул палец в сторону бабушки, сидящей на автобусной остановке в окружении разнокалиберных банок молока, пакетов с творогом и другой молочной продукции, очевидно, собственного производства.
– Ты серьёзно? – Илья убедился, что позади нет опасности, и остановил «девятку», немного проехав вперёд. В зеркало заднего вида он наблюдал, как Дементий широким шагом подошёл к бабуле, перекинулся с ней парой слов и, не глядя вручив какую-то смятую купюру, схватил две пластиковые бутылки молока.
– Вот что тебе заменяет трубку, скрипку и охотничью шапку, – пробормотал Илья, наблюдая за тем, как стремительно пустеет бутылка.
Дементий, задыхаясь оторвался от горлышка, оставив в бутылке меньше трети, утёр губы тыльной стороной ладони.
– Мне больше нравится Пуаро. Мистер Холмс – бриллиант, но я не могу отказать себе в удовольствии быть всесторонне эрудированным.
Илья мог бы поспорить с этим утверждением сразу на двух уровнях, но не захотел.
– Кстати, насчёт бриллиантов, – Дементий закрутил крышечку и бесцеремонно засунул пустую бутылку под сиденье, – как ты смог вычислить Людиновскую игольщицу?
Илья поморщился – он не любил громких имён, присваиваемых серийным маньякам прессой. Получение прозвища – это, своего рода, ритуал, дающий тебе определенный статус в обществе. Прозвище нужно заслужить. И сделать это необходимо таким образом, чтобы общество признало заслуги. Подкрадываться к мужчинам из-за спины и, перерезав горло, истыкивать ножом как подушечку для иголок – не тот образ действий, который Илья считал достойным признания. Гражданка Левицкая – самое большее, чего она заслуживает. А ещё лучше – просто безликий номер в картотеке, написанный на толстой папке с материалами следствия, собирающей пыль рядом с сотнями других папок с безликими номерами. Пытаясь отогнать пугающие воспоминания того дня, назойливыми мухами жужжащие в голове (тебе нравится, папочка? Нравится, да?), Илья сверился с навигатором, чтобы просто сместить фокус внимания в надежде, что это поможет – до места назначения оставалось ехать минут пятнадцать.
– Наверное, не просто держать в памяти подобные воспоминания, – Дементий закуривал уже, наверное, шестую сигарету за последние полчаса, – это… – он крутнул кистью, в которой дымился окурок, подбирая нужное слово, – травмирует.
Какое-то время ехали молча. Однообразный лесной массив, выстроившийся плотной стеной по обеим сторонам дороги, создавал ощущение езды в узком тоннеле. За исключением одинокого дальнобойщика, которого Илья обогнал минут двадцать назад, дорога была пуста.
– Я почти ничего не помню. Мы с Никоном зашли в лифт вслед за ней. Она повернулась ко мне, посмотрела прямо в глаза, – Илья провел рукой по лицу, стирая холодный липкий пот. – Я опомниться не успел, а она уже нанесла несколько ударов. Быстро, резко. У неё был такой нож. Длинный – сто пятьдесят миллиметров, обоюдоострый, тонкий как стилет, с красной, бочкообразной березовой рукоятью. Такие раньше иногда использовали для колки дров в Англии. – Илья судорожно втянул ртом воздух, – я больше ничего не помню, Дементий – спроси лучше Никона…Сергея Фёдоровича – это он её задержал.
– Задержать – дело техники, – беззаботно заметил парень, его, похоже, ничуть не тронула история Ильи, – мне интересно другое: почему все именитые, опытные следователи с солидным послужным списком за плечами, искали мужчину, и только один-единственный курсант академии додумался, так сказать, cherchez la femme?
– Я не знаю, Дементий. – охрипшим от пересохшего горла голосом тихо проговорил Илья, – мы приехали. Дай молочка хлебнуть.
– Зови меня Дем. – улыбнулся парень, протягивая бутылку, – какие соображения имеешь по данному делу, лейтенант? – снова вернулся насмешливый, заносчивый Дементий.
Они сидели в машине в ожидании сотрудника ДПС, которому смогут предъявить документы, подтверждающие правомерность своего нахождения на месте происшествия. Возле зелёной «Калины» суетился судмедэксперт с камерой. Илье он показался знакомым, но из-за расстояния нельзя было сказать точно. Высокий крепкий мужчина в форменном дождевике, неспешно направился в их сторону.
– Чтобы иметь какие-то соображения по делу – нужно для начала с ним ознакомиться. – Илья отпил молока, – я даже не знаю, что увижу там. Как я могу судить? На такое способен разве что твой Пуаро из книг. Да и то вряд ли.
Дем лукаво посмотрел на Илью, гаденько усмехнулся, забрал бутылку и сделал большой глоток.
– Что ж, лейтенант, по поводу того, что ты можешь там увидеть, у меня есть некоторые соображения, – и он описал, чётко и во всех подробностях, будто видел всё собственными глазами.
– Младший лейтенант Зайцев Вячеслав Сергеевич, – представился подошедший оперативник, – здесь произошло преступление…
– Вольно, младший лейтенант, – перебил Дементий, показав удостоверение, – мы как раз собираемся его расследовать.
– Зрелище, скажу я вам, – мужчина потёр щетинистый подбородок. – Пройдемте, – он сделал пригласительный жест рукой.
Моросил легкий дождик, холодный северный ветер норовил забраться под воротник, шумел в кронах хвойных деревьев, шелестел жухлой придорожной травой.
– Осень, мать её, – съежившись и подняв воротник злобно процедил дпс-ник, – чуть не по часам погода меняется.
Машина стояла на перекрёстке, немного развернувшись, будто от резкого торможения. Видимое Илье стекло водительской двери было частично выбито и густо залито кровью, как и сама дверь снаружи. Узкая кровавая полоса тянулась по дороге в сторону от двери на целый метр. Впечатление было такое, будто в салоне кто-то откупорил гигантскую бутылку розового шампанского, пробка выбила стекло, а содержимое бутылки выплеснулось наружу.
– Сколько я всякого перевидал за годы службы – Стивен Кинг бы обосрался, – заметил полицейский, – но подобной хрени… – он только покачал головой, не договорив.
– Протокол предварительного осмотра составили? – спросил Илья.
– Да. Оригинал у старшого, – он кивком указал на полного пожилого мужчину в форме, увлечённо разговаривающего по телефону, – копию, наверное, уже по факсу отправили в отделение. Труп обнаружил владелец фермы, – он махнул рукой в сторону ответвления перекрестка, ведущего направо по ходу движения, – протокол первичного допроса и контактная информация тоже у старшого.
Младший лейтенант не лукавил: зрелище, открывшееся Илье, переступившему через ограждение, потребовало всей профессиональной выдержки и силы воли, чтобы не вздрогнуть от отвращения. Но самым пугающим было то, что оно в точности соответствовало описанию, данному несколько минут назад Дементием. В салоне машины будто взорвалась бомба, начинённая кровью. На водительском месте сидело тело, лишённое обеих рук и головы. Со стороны пассажирской двери повторялась та же история с бутылкой шампанского, что и со стороны водителя. В растрескавшемся лобовом стекле зияла огромная дыра. Характер повреждений стекла говорил о том, что оно было получено вылетевшим из салона с огромной скоростью крупным твердым предметом. По капоту автомобиля и по асфальту перед ним тянулась полоса крови, которую уже понемногу начало смывать дождём. Крови вокруг было на столько много, что казалось невозможным, будто такое её количество способно поместиться в теле одного человека.
