Антон за восемь лет испытаний оказался под угрозой попадания в первую группу. Это еще не конец, в семнадцати процентах случаев можно остаться во второй, и в одном проценте – перейти в третью. Это много. Наташа с ним не пересекается, только изредка встречает о нем новости. Он работает где-то недалеко от Андрея, выбрал для себя сложнейшую умственную работу, как будто смирился с тем, что обречен горбатиться с первыми.

Глава 5

Наташа в одиночестве прогуливалась по парку, пока остальные немногие мамы и будущие мамы смотрели премьеру исторического фильма про нашествие инопланетян в 2093 году. Все премьеры специально ставят в рабочее время, чтобы людям третьей категории не мешать жить размеренно и просторно.

Через несколько минут начнется первый обед для людей первой и второй категорий. Тишину нарушит искусственный голос, который сменит крик поездов, а его неразборчивый общегородской бубнеж. Улицы и столовые заполнят одинаковые красные, черные и коричневые муравьи, собирающиеся в кучки и поодиночке что-то жующие. Пройдет полчаса, голос объявит второй обед. Опять поезда, бубнеж, новые муравьи, может показаться, что картина повторилась, и нет ни единого отличия.

Еда будет съедена, столы пусты – подождать чуть больше полутора часов. Закончится премьера – немногочисленные воздушные белые бабочки выпорхнут по парам на улицы и украсят одинокие парки и скверы. Легкое пение красоток до вечера будет ласкать датчики искусственного интеллекта. Эти разговоры хотел бы придумать он сам, ведь они настолько подходят под загруженные алгоритмы поведения программы. Идеальные шаблоны!

«– Фильм прекрасен!

– О да, историческая точность на высоте!»;

«– Инопланетяне были такими противными!

– А как прекрасен главный герой!»;

«– Надеюсь, Васенька родится здоровым.

– Да, я тоже, через пару недель узнаем!»;

«– Попробуй, я заказала распечатать новое мясо с идеальным соотношением жира и углеводов, если добавить киноа, получится очень полезно!

– А что из напитков?»;

«– Открылся парк с новым кислородом на восьмом этаже!

– Я была там, очень свежо!»;

«– Я думаю, что первым надо тоже улыбаться.

– Да, согласна, я всегда так делаю, скоро же их смогут переводить к нашим!»;

«– Видела сегодня Андрея, у него новая рубашка с округлым воротником!

– Ух ты! Я бы тоже посмотрела, может, вечером удастся!»;

«– Мне уже тридцать девять, скоро в новый мир!

– Да, ты неплохо здесь потрудилась, там это точно оценят!».

«6 Часов. Первый обед», – голос звал в столовые работников всех профессий, обедающих в первые полчаса общего обеда.

Послышался рокот скоростных поездов, которые должны были отвезти за пару минут работников с разных концов и уровней стокилометрового стоэтажного города в обеденные центры.

Наташа проходила мимо одного из них. Черный поезд, состоящий из вагонов, разрисованных желтыми стрелами, замедлялся при виде молодой красавицы. Когда ход окончательно застопорился, черные двери перестали быть матовыми и показали, что творится внутри. Красно-черно-коричневая масса переливалась специфическим перламутром. Двери быстро открылись, съехав куда-то вниз, цветные муравьи потопали толстой линией, расползаясь в столах разреженным облаком. Люди выходили не только из поездов, но и из близлежащих кабинетов. Вместе со всеми случился и наплыв железных птиц, следящих за правилами поведения и предупреждающих преступления. Больше всего народа шло из центральной лаборатории и киносообщества. Это крупнейшие заведения во всем городе. Они также шли в красно-черно-коричневых одеждах. Как и на государственной службе, черный цвет означал самую тяжелую интеллектуальную работу, в коричневый одевались исполнители, а в красный, самый яркий и завидный костюм, люди творчества. Красные костюмы более разнообразны по фасонам, а женщины даже носят платья, подобно представительницам третьей категории. Конечно, встречаются серые наряды, но они настолько редки, что становятся невидимыми в общей массе. Государственные служащие обедают на своем этаже, но некоторые ради разнообразия спускаются или поднимаются на высокоскоростных лифтах, если повезет влезть в переполненную кабину. Когда работники устают обедать каждый раз в новом месте, у них появляются любимые места и своя компания.

В центре каждого стола большой принтер, вокруг него белоснежные тарелки и приборы: вилка, ложка, нож. Салфетку, как и любые продукты, при необходимости можно распечатать на принтере. Нормы питания у всех индивидуальные. Они определяются на обследовании в девять лет. Каждый человек, решая распечатать что-нибудь вкусное или не очень, запускает принтер безымянным пальцем правой руки, у кого рук нет, пользуется специальной рельефной татуировкой. Открывается доступ к личному кабинету. В меню указаны допустимые по количеству белков, жиров и углеводов блюда со вкусами, заранее заправленными в устройство. Частенько можно наблюдать картину, как кто-то вскакивает со стула и бежит к другому свободному принтеру, найти другую еду. Шансы велики, но прием пищи в таких случаях приходится значительно ускорять, чтобы уложиться в полчаса.

Наташа решила пообедать в первую волну обедов. Это не запрещалось. Девушка часто этим пользовалась. Осмотрев столики, взгляд остановился на одном. Первая за сегодня искренняя улыбка заискрилась на лице белыми зубами, а руки и ноги потянулись вперед. Наташа весело подпрыгивала к знакомой персоне, тыкающей кнопки на экране принтера.

– Привет! Так давно тебя не видела! Горбач! Что у вас нового? – Зазвенел и расплылся девчачий голос.

– Наташа, ты не на премьере? – С огромным горбом в черной униформе человек, не похожий ни на мужчину, ни на женщину, удивленно поднял голову через бок, вверх не позволило бы необычное строение позвоночника. – Привет! Год тебя не видел. Так почему ты решила пообедать с работящим народом? – У Горбача появилась ответная теплая улыбка на лице, однако столовую ложку он не отпустил – времени на обед впритык.

– Хочу посмотреть с вами, а не с воодушевленными мамашами-искусствоведами. Ты и Урод всегда что-то интересное подмечаете, какие-нибудь ошибки-нестыковки. – Отшутилась Наташа, стараясь закончить эту тему. – Посоветуй что-нибудь вредное, в моей диете раз в неделю нужно съесть что-нибудь такое для эмоционального равновесия. – Наташа дотронулась безымянным пальцем экрана принтера, открылось окно с меню. Девушка пролистала в бок до значка «Нельзя» и нажала на него.

– Ого, не слышал об этой функции. Но у меня и так большой промежуток допустимого. Смотри, сейчас я ем борщ с чесноком и салом, если его закажешь, будет вонять изо рта. Самое нейтральное из вредного – молочный шоколад. – Горбач, ожидая ответа, стал быстро черпать ложкой суп и заливать себе в рот, чтобы успеть и поговорить, и поесть. Капли летели во все стороны, на черном халате их не было видно, а до белого платья Наташи они не долетали.

– Шоколад я и так часто беру, хочу что-нибудь новенькое, необычное. – Девушка отвернулась от стола, пялясь в тарелки других людей. С Горбачом они сидели вдвоем.

– Попробуй шпроты. Они во всех принтерах есть, их никто не берет, потому что нельзя. – Теперь Горбач принялся за чеснок и сало. Он моментально надул ими щеки, рассчитывая дожевать все за время ее ответа. Наташа немного смутилась и молча распечатала в принтере заявленные шпроты.

– Не слышала такое. Выглядит аппетитно! Тебе надо издавать учение о вредной еде! Или снять инструкцию, смотри, сколько здесь киношников. Хочешь, я с кем-нибудь это обсужу? – Девушка специально хотела сказать как можно больше, чтобы дать время собеседнику прожевать пищу.

– Не шути, а то я соглашусь! – Горбач засмеялся, и крошки полетели изо рта на стол и в борщ.

– Расскажи, пока я пробую, мне тоже надо уложиться в полчаса. Как дела в лаборатории, я сто лет у вас не была. Горбач, ты в прошлый раз рассказывал про планирующиеся эксперименты с медузами. Как все прошло? – Наташа соврала о лимите времени на обед, ей просто было неприятно смотреть на разлетающиеся слюни, сопли и остатки еды по столу. Аппетит портился, а еда действительно оказалась с интересным вкусом.