– Заходит! – Крикнул Ваня остальным, посмотрел на левое запястье и зафиксировал что-то в тетради. – 22 Минуты сегодня.
Солнце спряталось, и окрестности захватила тьма со своей вечной спутницей-сыростью. Только слабый синий свет фонарного столба на солнечной батарее дарил легкое освещение на несколько метров, отражающееся в незамерзающих ручьях и лужицах. Уличные люди уже привыкли жить без света, поэтому факелы перестали ставить лет пятьдесят назад. Сырье для разведения огня не так просто добыть, все безопасное забрали городские. Факелы тем не менее необходимы. Их берегут для приготовления пищи, для охоты, в медицинских целях, на холодные ночи и на чертов день. Где-то вдали послышалось злое рычание, видимо, яркое солнце разбудило лесного убийцу.
После работы все собрались в большой четырехкомнатной квартире на первом этаже полуразрушенного дома. Тут безопасно: это одно из немногих мест, куда не добралась радиация, крышу за триста лет не разъели кислотные дожди и не пробили мусорные падения. Люди, прячущиеся, или скорее, случайно застрявшие здесь после катастрофы, позаботились о своем жилище. Они обложили его монолитными блоками, камнями, залили бетоном окна, трещины в стенах и полы, даже на несколько метров за пределами квартиры все было в застывшем много лет назад цементе, на котором то и дело появлялась наледь. Скорее всего, те люди выжили, и их правнуки живут в городе, получая свет, еду и кислород.
В дальней комнате квартиры располагаются спальные места. Это четыре шикарные двуспальные кровати с когда-то воздушными, а теперь хрупкими от застывших слоев грязи, балдахинами. Дарина несколько лет назад сбежала из города, и на свободе ее потянуло к роскошным, но не всегда полезным вещам. Те, кто всю жизнь провел на улице, не понимали ее чудачеств, даже осуждали в непрактичности. Однако она была единственной, кто знал назначение древних для лучевых предметов. В комнате сухо, темно и холодно. Запах из соседней комнаты опал навсегда на стенах и спальных местах. Бетонный пол леденит мягкие матрасы и запрещает проспать лишние десять минут. Выход на балкон тоже плотно залит, не давая шанса радиации и свету. Дверей в квартире нет, так удобнее докричаться и распространить свет на большей площади.
Прямоугольный проход ведет во вторую комнату. Слева вдоль стены находится несколько корыт с пресной ледяной водой. Воду собирают во время дождя и тестируют на коже Миши, если изменений нет, то дождь не ядовитый, воду можно пить. Впрочем, опасные дожди не идут уже лет сто, тест скорее дань прошлому обычаю. Эту комнату можно назвать кухней. Помимо воды, на противоположной стороне здесь хранятся туши засоленных животных, аккуратно разложенных по тазам и прикрытых пропитанными мясными соками листьями. Над тазами стоит свободный стол для работы с продуктами: разделки и мариновки. Чистая почва сложена на полках вдоль стены со следующим прямоугольным разрезом. Почву продолжают искать и собирать, сохраняя на чертов день. У четвертой стены стоит пара стульев, обычно пустующих и вечно холодных. По центру набросаны сухие подугленные веточки, а на них шалашик из более крепких и надежных, только собранных, сухих веток. Костер не зажигали давно, но вся комната пропахла обугленным мясом, который невозможно теперь выветрить. Лучевые часто возмущаются, что запах, хоть и приятный, съеденной еды с ними всегда, а все тепло уходит в течение часа.
В третьей комнате склад из книг и другой макулатуры. Нижние ряды превратились в кашу и служат своеобразной защитой от сырости. Здесь четко улавливается мясной запах костра, смешанный с нотками бумаги. Книги, журналы и тетради распределены по своим местам. Заполненные тетради с отчетами по дням аккуратно сложены в самый труднодоступный угол вдоль стены, разделяющей склад и кухню. Пустые тетради накиданы третьим рядом и немного навалены на заполненные. Недавно Дарина нашла на складе, опустевшего на чистые товары, магазина незараженную партию. Их еще не успели разложить. В углу напротив вдоль перпендикулярной стены под журналами спрятаны книги Пушкина, Сорокина, Пыряевой, стихи каких-то неизвестных авторов: Бродский, Некрасов; и, популярных в городе, Державина, Симонова и Асадова. Обычно художественную литературу выбрасывают сразу, только Дарина иногда приносит какие-то стихи и романы из прошлой жизни, пряча подальше. Но редкое солнце не дает насладиться бумажными сокровищами. Всю остальную площадь, не считая узкого прохода, занимают научные книги, сгруппированные по темам. На время зажжения факела незанятые разбирают и читают книги. С особой бережливостью здесь относятся к книгам по физике и медицинским энциклопедиям.
Четвертая комната – наблюдательная. Только здесь есть дверь, ведущая на улицу и защищающая от радиоактивной атаки. В центре стоят пять кресел вокруг, накиданных в кучу, сухих веток, которые берегут на чертов день. Костер поможет согреться, приготовить еду и посмотреть друг на друга в последний раз. А по углам накиданы канистры с бензином, восковые свечи, смола, тяжелые бревна, готовые факелы и инструменты для обтачивания новых. Ими регулярно пользуются на кухне или на улице, зависит от погоды. Во время снежного дождя огонь плохо горит, а в доме дым медленно и неохотно вытягивается через открытую входную дверь. Поэтому готовкой занимаются то там, то там. В наблюдательной комнате один человек обязательно каждый день сидит на страже и смотрит через тонкие веки, вдруг солнце выглянет сквозь слои летающего мусора еще раз. Сквозь щели между дверью и косяком солнце ослепляет даже закрытые глаза. А уличный воздух перебивает домашний запах гари и еды. В этой же комнате все шестеро собрались для обсуждения прожитого дня.
Ваня и Миша должны запомнить, что было сделано за день, чтобы потом зафиксировать в тетрадь. Память последнее время стала подводить Мишу из-за старости. Он даже может что-то выдумать, например, вчера утверждал, что кислотный дождь отравил четыре лисьих туши. Ему уже не предлагают читать новые книги в солнечные дни, он читает давно выученные всеми наизусть, но каждый раз пересказывает их, удивляясь простым человеческим открытиям. Остальные, боясь старости и смерти, подыгрывают, рассуждая о применении некоторых инженерных и медицинских манипуляций в своей нелегкой жизни.
Солнечный свет использовали до последнего луча, поэтому усаживаться вокруг девственного кострища начали в полном мраке. С закрытыми глазами, наизусть помня каждый предмет в доме, Кирилл завез Ваню и Мишу, оставив кушетки на обычном месте, чтобы другие не споткнулись. Руслан и Дарина подошли из глубины квартиры, заканчивая повседневные дела. А Илья после солнечной беготни вернулся со смородины, как и все, зная наощупь окрестности, и сидел в ожидании.
– Кухонный костер нужно бы перенести сюда, меня уже тошнит от этого запаха. – Со злостью в голосе начала Дарина, пока усаживалась на свое мягкое кресло. – В этой комнате он будет хотя бы проветриваться, ведь не греет же спальню.
– Хватит умничать! Все останется так, как есть. – Нервным басом возмутился Кирилл. – Миша хоть и не помнит ни хрена, но Маше пообещал при мне, что огня в этой комнате не будет. – Продолжил он шепотом.
– О! Делать перестановки я люблю! – Вмешался Миша в разговор, пока Кирилл еще не закончил свою еле слышную фразу. – Слушать точнее, как вы бродите и собачитесь.
– Собачитесь! – Повторил последнее слово и усмехнулся Илья, но никто не обратил внимания.
– Ды нет, это я так со злости ляпнула. Это действительно непрактично. Близкий к выходу огонь может привлечь волка. – Получив замечание, исправилась Дарина.
– Ах, все это женское. Туда-сюда. Машка тоже сначала говорила, потом думала. Дура! – Медленно и мечтательно произнес Миша.
– Туда-сюда! – Снова засмеялся Илья.
– Да, я-то знаю, что с бабой делать, а вы вчетвером Дарину не смогли нагнуть. То ли баба не такая, то ли мужик уже не тот. – Миша хохотал, чувствуя свое превосходство.
– Давайте начинать, пока не забыли. – Прекратил болтовню Ваня.
– Радивактивных белок дохрена, как будто их бабахом зацепило. – Начал Илья, щупая дозиметр радиации сквозь карман своей лисьей шубы. Если бы было светло, другие бы подумали, что он проверяет, не потерялось ли устройство, такое важное в наши дни.
