– Я рад, что несмотря на постигшие вас невзгоды, Вам удалось спастись и добраться до нас в здравии. И, конечно, я сочувствую потере ваших людей.

Выдержав паузу, Салим продолжает: – Предлагаю наше знакомство продолжить завтра, а теперь отдых, ночи всё ещё достаточно.

Салим подзывает маленькую женщину средних лет, она стоит за волхом, не сразу заметил. Одета в желтое с красными цветами платье – цепао. У неё маленький бумажный зонт.

– Син, старший смотритель дворца и устроит Вас со всеми удобствами, – Салим ещё раз склоняет голову в мою сторону, разворачивается и медленно уходит вверх по лестнице. Син в полупоклоне ждет пока Салим не скроется за дверью.

– И всё!? – Сава разводит руками – Не более ли теплого приема мы ожидали?

– Разыгрывал шутов, зубоскалов, паясничал, развращал умы…

– А ведь какой художник был, какой талант! – Сава с улыбкой заканчивает начатую Семеном Львовичем цитату из Лебединой песни Антона Павловича Чехова.

На автомате беру Син за локоть и зачем-то веду вверх по лестнице. Поднявшись на пару ступенек, Син приходит в себя и осторожно высвобождает локоть.

– Прошу прощения, но нам не сюда.

Гомерический хохот Савы, откуда только силы берутся. Син, гордо подняв голову, спускается с лестницы, делает приглашающий жест, и мы, под осуждающий Саву шёпот Семена Львовича, огибаем лестницу и находим широкий небольшой спуск в полуподвальный этаж. Спускаемся, впереди невероятно массивная деревянная дверь – открыта на распашку.

Бесконечный коридор, высокие арочные своды из красного кирпича. На стенах газовые светильники. По бокам двери, много дверей. Запах плесени и сырость. Отчетливый звук воды, вероятно под дворцом проходит река. Идем медленно, долго, поворачиваем, поднимаемся по лестницам, в итоге оказываемся в большом зале.

– И столовая дубом обшита! – восхищённо рассматривая богатый зал, Сава поминает Михаила Афанасьевича Булгакова.

Зал действительно красив. Высокий потолок, украшенный фресками и позолоченной лепниной в виде дубовых листьев и желудей. Мощная колонна в центре, стены обшиты красным деревом и пронизаны золотыми жилами. Витражи из зеленого и желтого стекла, малахитовый пол. В разных углах комнаты стоят три деревянные кровати, четвертую вносят при нас четверо мальчиков подростков через центральный вход в зал. Через открытые массивные двери виден сверкающий золотом коридор. Нас, учитывая наш непрезентабельный вид, провели через черный вход. Девушки в розовых цепао, раскладывают на кроватях цветастые матрасы, расстилают простыни – готовят постели. Ещё две – сервируют нам ужин на столе с фигурными ножками.

Отдельной комнатой в зале – моечная (хамам) – в белом мраморе. Бочки полные водой с медными краниками. Там же и туалетные кабинки – обшитая мрамором комнатка с дыркой в полу, которая, судя по доносившемуся из неё шуму, вела прямиком в речку под дворцом, и глиняным кумганом с водой.

Син стоит и перед нами, подняв руку, чтобы привлечь наше внимание. Маленькая черноволосая девочка с красивым круглым лицом стоит возле неё, на вид ей около пятнадцати лет. У Син торжественное выражение лица, девочка скромно смотрит вниз.

–Это Сали – Син грациозно рукой указывает на девушку, обращаясь ко мне. Девушка выполняет поклон головы со сложенными руками на уровне груди.

–От имени Салима преподношу этот дар Вам в знак искренности его намерений и крепости союза! – Син повторяет за девушкой поклон и ждёт от меня реакции. Я озадачен таким подарком, повисла неловкая пауза. На помощь приходит Виталик.

– Не молчи, поблагодари! Это очень щедрый подарок! – Виталик кивает в сторону Син.

– Прошу передать Салиму мою признательность и благодарность!

Син кивает в ответ, она смущена, видимо не такой реакции ожидала. Тем не менее представляет девушку мне. Пока у неё нет имени, имя должен дать я.

Син предлагает умыться и переодеться, желает хорошего отдыха и уходит. Сали молча как хвостик следует за мной по залу.

– Объясни толком – обращаюсь к Виталику.

– Сали, это племя, живущее по соседству с волхами в предгорьях запада, – объясняет Виталик, внимательно рассматривая золотую жилу в стене, – в основном это охотники или рудокопы, причем и мужчины и женщины. В этом смысле у них полное равноправие. Охотники, понятное дело, охотятся, они хорошие лучники.

– Рудокопы, понятное дело, копаются – улыбается Сава.

– Именно, копаются причем в производственных масштабах. Глубокие вполне себе оборудованные шахты, из которых извлекается руда, уголь и прочие полезные ископаемые.

– А наша красавица кто? Охотник или рудокоп?

– Наша, – Виталик устало вздыхает, – давайте уже отдохнём.

В моечной керамические тазы и кувшины, в них теплая вода. Ароматная горячая пена. Мы совершено голые. Нас насилу раздели, только Семен Львович отстоял свои панталоны. Я без сил сижу на мраморной скамье, Сали аккуратно трет мне спину, не затрагивая сгоревшие участки.

– Так что дальше? – не получив в итоге ответа на свой вопрос, окликаю Виталика. Ему на голову вылили кувшин воды, вымывая пену из пшеницы, он сидит на соседней скамье и отфыркивается.

– В этих шахтах много урановой руды. Уран здесь используют для окраски керамических изделий и стекла. Вполне возможно, что радиация повлияла на то, что у Сали стало рождаться большое количество глухонемых детей. Так как такие дети не могли быть в последствии ни охотниками, ни рудокопами их стали воспитывать как слуг и охранников. Такие своеобразные самураи, цель или точнее путь которых – услужение и охрана.

– Боюсь спросить, а глухонемыми они рождаются или все же им помогают, – подает голос Сава. Он лежит рядом на скамье весь в пене.

– Хороший вопрос, – Виталик грустно улыбается, – Для воспитания глухонемых детей Сали разработали специальный кодекс. С рождения их беспрерывно обучают, и в итоге из них выходят отличные слуги, которые кроме ухаживания, могут и вылечить и еду приготовить и защитить своего хозяина. Со временем слава о таких детях Сали вышла за пределы племени, и вот уже их, как и наемников волхов, стали покупать богатые семьи со всего Дзело.

– И спрос стал превышать предложение, – вставил Сава.

– Да, именно так. И Сали решили эту проблему, увеличив количество глухонемых детей.

Сали, взобравшись на скамью смывает с меня пену, поливая из кувшина.

– В общем это очень дорогой подарок, – продолжает Виталик, – дети Сали на всю жизнь, но их можно продать или подарить, как это сделал Салим.

– А как они оказались у Салима? – спрашивает Семен Львович, обернутый белой простыней.

– Купил. Количество детей Сали внутри дома и наемников волхов за его пределами, это мерило твоего положения не только в Атике,– отвечает Виталик и затем обращается ко мне: – Нужно будет дать новое имя девушке, так она поймёт, что ты принял её.

Облаченные в цветастые халаты, мы сидим за столом. Глаза слипаются, только голод не позволяет уснуть. Жадно едим и пьем. Много хлеба, кислого соленого творога, мягкого сыра с местными орехами, тушеные овощи, похожие на помидоры и баклажаны, вяленое мясо, вино, холодное пиво. В общем все, что можно найти ночью на кухне.

Наконец, добрался до кровати. Сали помогает укладываться, подгибает одеяло. Светильники приглушаются до минимума. Свет отражается только в золотых жилах, пронизывающих дерево стен, и цветных стеклах витражей. Запах дерева. Я не погружаюсь в сон, я в него залетаю словно ядро, выпущенное из пушки.

Огромные капли дождя больно бьют по закрытым глазам. Поворачиваюсь на бок, чтобы открыть глаза, но подо мной уже глубокая лужа, вода попадает через нос в легкие. Откашливаясь, встаю на четвереньки. Ночь, дождь стеной, я в черной луже, холодно. Прикрывая глаза рукой, пытаюсь что-то разглядеть. На шее ощущаю увесистые металлические кандалы, цепь от которых тянется к полуразрушенной средневековой башне из светлого камня. Из дверного проема свет, там мерцает костер. Спотыкаясь и поскальзываясь, держась за цепь, добираюсь до башни, башня со сквозным проходом. Внутри никого нет, горит костер. Цепь прибита к стене огромными гвоздями, как железнодорожные костыли. Под оконным проемом свалены хворост и дрова, к стене прислонён прямой обоюдоострый мяч эпохи позднего средневековья. У костра на камне прикрытая куском ткани еда. Хлеб и глиняный кувшин с кислым молоком.