– Да, это мы передали печать, – холодно отвечаю, – где мальчики?

Командир потупился: к такому тону он не привык, но – сила печати.

– С ними ничего не случится, – командир, осекся, – они ждут в повозке.

Действительно за всадниками просматривается деревянная закрытая повозка.

– Отлично, доставьте нас к хранителю печати, он ждет нас, – я не намерен давать каких-либо пояснений, направляемся к повозке. Командир молча провожает нас взглядом.

Большой вагончик, обитый железом, запряжён двумя лошадями. На козлах возница, женщина средних лет, смотрит на командира. Получив знак, спускается, отодвигает железный засов и открывает дверь. В черном проеме появляются две лохматые головы, это Си и Гел, улыбаются.

– Ну что, друзья-товарищи, как поживаете? – мы улыбаемся в ответ.

В вагончике темно, пахнет деревом и дегтем. Мы поблагодарили мальчишек и, договорившись с командиром караула, довезли их к дому, около километра вверх по дороге от рынка. Теперь, переваливаясь на кочках, повозка медленно движется за караулом в Атику. Сквозь зарешеченное прутьями оконце проникает ночной воздух с запахом полыни. В полутьме блестят глаза. Отключиться ни у кого не получается: жесткие деревянные скамейки, на которых периодически подпрыгиваешь.

– Виталий, что ты сам думаешь насчет волхов, – Семен Львович нарушает тишину, – действительно ли это возможность благополучного исхода?

– Думаю, что винары несколько лукавили перед Морэ: отреагировали они на план Салима со всей серьезностью. Снарядить целую каракку, организовать экспедицию, и всё это – скрытно и срочно – дорогого стоит. Кроме того, Древет решил достать из чулана предыдущего вождя, обосновавшегося в Свободном городе, возможно готовит переворот. Волхи могут выставить до пяти тысяч воинов одномоментно. Также, наемники со всего мира потянутся на родину, не все конечно, но на пару тысяч можно рассчитывать. Учитывая, что единственный сухопутный путь в Атику идет через землю волхов, изоляция волхов потребует отвлечения крупных сил. Причем, это должны быть серьезные воины: винарские пехотинцы, арзуские копейщики, поддержка винарских рейтаров. Иным способом волхов не удержать.

– Какой расклад в итоге?

– Давайте считать, – Виталик пытается усесться поудобнее, – Древет под флагом Винарии собрал объединённую армию в количестве ста тысяч человек, не учитывая, военного флота. Атика же, соберет, в лучшем случае, до пятидесяти пяти тысяч. Для изоляции волхов винарам потребуется отвлечь не менее двадцати тысяч солдат. Таким образом, двухактное превосходство винаров существенно редеет.

– Необходимо договариваться с волхами.

– Да, но теперь у нас нет меха, – усмехается Сава, – впрочем, даже если бы он у нас был, не думаю, чтобы мы повезли его показывать волхам. С руками оторвут.

– Конечно, и сообщать волхам том, что мех потерян категорически нельзя. То, что мех действительно был на корабле знаем только мы, – Смен Львович сосредоточен, – я правильно понимаю, что помимо меха, Торкапра рассчитывает на другие преференции?

–Да. Торкапра пока выжидает. Анализирует информацию, поступающую от наемников, раскиданных по всему миру. Он немного диковат, но далеко не глуп, особенно, что касается выгоды. Может запросить, что угодно, например, узаконить в Атике свою собственную семью или… да что гадать?! Сейчас, как никогда, у него широкий выбор.

– А что другие племена в предгорьях?

– Балом в тех местах правит Торкапра.

Тем временем, повозка заехала на булыжную мостовую, мы хорошо это ощутили. Встав, я прильнул к оконцу. По ходу движения виднеется городская стена. Очень высокая, тринадцать-пятнадцать метров. Вдоль дороги – спящие дома, разросшегося за городские стены города, теплый воздух, пахнет яблоками.

– А почему мех, а не золото? – прерывает паузу Сава.

– Мех прекрасен, он символ достатка и успеха, и, потом, мех – это тепло, а волхи жители гор, на вершинах которых круглый год лежит снег. Но не это самое важное для них. Особое отношение обусловлено религиозными постулатами. Волхи верят, что мех и вещи, обрамлённые мехом, после смерти перейдут с ними в мир иной; и уже там количество и красота меха определят их статус и всё дальнейшее существование.

Золото, конечно, ценится волхами. Золотом платят за наемников. Есть интересный обычай: наниматель должен передать Торкапру золото в самородках, Он не признает монет. Вес самородков и определяет количество наемников и срок их службы. Торкапра берет себе ровно половину. Провожают наемников, соблюдая древние традиции. Перед отправлением, когда они уже в седлах, каждому преподносят часть заплаченного за него золота. Наемник жует это золото могучими челюстями и выплёвывает золотую жвачку на булыжную мостовую. Такому золоту даже есть свое название – золото волхов, впрочем, котируется оно теперь, как и нежёваное. Раньше стоило дороже, но его стали подделывать, дело не хитрое. После того, как наемник уезжает, его сын подбирает золото с дороги. К слову, волх может стать наёмником только если у него есть сын.

Ночь в самом разгаре. Нам становится прохладно в повозке, но укрыться нечем. Сава, оборвав по колено свою брючину, смастерил подвязку для моих штанов. Аккуратно на ощупь подвязываю и с облегчением вздыхаю: ну, наконец-то, руки свободны.

Снаружи заметно светлеет от городских огней. Мы через огромные ворота въезжаем в Атику.

– В основном уличные фонари работают на китовом масле, но ближе к центру есть на искусственном газе и керосине, – комментирует Виталик, – керосин раньше покупали у винаров, теперь запасы заканчиваются.

Широкая булыжная мостовая, высокие в три этажа здания, освещенные окна, балконы, цветы. Невзирая на глубокую ночь на улице слышно прохожих, проезжают экипажи. Запахи большого древнего города постоянно сменяются, то сладкой выпечки, то гари уличных фонарей, гнилых отходов, садов, цветов, мокрой мостовой. Есть и пить хочется до головокружения. Повозка периодически останавливается, видимо, на перекрестках. Пока стоим, успеваю проваливаться в сон.

Передо мной маленький мальчик чертами и цветом лица похожий на фарфоровую статуэтку. Он смотрит на меня и держит за руку – провожает, нет – прощается. Мальчика зовут Альт. Осматриваюсь. Старая полуразрушенная башня. Там ждут меня. Чувствую безысходную тоску.

Дверь повозки со скрипом открывается, влажный ночной воздух, слышу стук по крыше – дождь. Мы по одному выходим наружу. Перед нами большое освещённое огнем крыльцо из белого мрамора, массивные двери – черный вход в огромный белокаменный дворец. Охватить его взглядом целиком не получается – близко стоим. Видимо, это он напомнил константинопольский собор, там, в море. По бокам крыльца – знакомый нам караул, вдоль лестницы с двух сторон, поблёскивая намокшим золотом, рядом ещё солдаты. На лестнице под большим парусиновым зонтом ждёт небольшого роста человек, похожий на спасшего нас капитана гафельной шхуны. Средних лет, невысокий, толстый, с круглым лицом, черной тонкой аккуратно подстриженной бородкой. Зонт над ним держит огромных размеров человек, белый шелк его рубахи обтягивает могучие мышцы. Блестящий лысый череп, кожа в темноте цвета зелёной маслины. На кожаном ремне широкий кривой меч. Атлант с портика Нового Эрмитажа. Таким предстал перед нами первый волх, наёмник, оберегающий толстячка от дождя и прочих невзгод. Толстячок в красном расшитым золотом халате; поверх черных кудрявых волос – золотой обруч, переливающийся блеском драгоценных камней. Это Салим, он встревожен. Спускается к нам, нервно потирая ладони. Про потерю корабля он уже знает, теперь последняя надежда – кто же смог выбраться?

– Кто вы? – Салим осматривает меня сверху вниз.

– Доброй Вам ночи, многоуважаемый Салим, – прикладываю руку к груди – перед Вами младший брат правителя Крепта и его советники.

Все кроме меня, приложив руки к груди, склонили головы в знак приветствия. Я, как брат Даримира, гордо смотрю прямо. Салим чем-то смутился на мгновенье, затем учтиво склоняет голову в мою сторону.