– Так что интуиции в любом случае стоит верить, – настаивал Григорий.

– Моя пока не предлагает какой-то конкретики, – усмехнулась Кира и показательно вытаращила глаза, – только насторожилась и подозревает.

– У Андрея Родионова было полно врагов. Он многим насолил, а некоторым конкретно испортил жизнь. – Самбуров вернулся к их делу. – Жаждущих его смерти немало. С Родионовым-старшим я согласен, маловероятно, что его убили, собирая долги. Должников убивают либо случайно, перегнув с пытками, либо в случае, когда уже точно ничего не отдаст. Но может быть, ему мстили? Любовница сказала, даже самоубийства из-за него были.

– Может. С одной стороны, здесь очень уместен такой мотив, как месть. Но способ убийства странный. Неоднозначный.

– Ты про то, что покусали?

– Да! Ну представь, ненавидишь ты человека. Всю жизнь он тебе испоганил, сделал что-то… ну совсем невыносимое. Смерти ты ему желаешь, во сне, в мечтах, почти наяву, только и видишь его хладный труп, – Кира хмыкнула. – Представил?

– Угу!

– Подумал?

– Подумал!

– Ну?

– Ну! – Самбуров вытаращил глаза и сморщил нос. – Мечтаю увидеть хладный труп.

– Начинаешь строить в реальности планы, как его убить. Заманиваешь, связываешь, все, он в твоих руках. Ну?

– Ну-ну! – передразнил Григорий. – Кусать не буду! Так отпинаю!

– Во-от! – протянула специалист по психопатологии. – Даже если смерти желаешь долгой и мучительной, готов собственноручно истязать, пытать, резать на тонкие полосочки и максимально растягивать его мучения и свое удовольствие.

– Угу! Представил! – Лицо подполковника стало жестким и серьезным. Кира даже дернула бровью, оценивая, кого это он представил в качестве столь ненавистной жертвы. – А кусать все равно не буду.

– Во-от! – снова протянула Кира. – Смерть позорная, унизительная, стыдная, тоже понятно. Он голый, разрубленный, выброшенный, как ненужный хлам. Но кусать – это определенные склонности.

– Вольцев задал твои вопросы патологоанатому, – Самбуров кивнул в сторону заправки. – Чай, хот-дог, туалет? Самая нормальная заправка до Анапы.

– Не-а, – отозвалась Кира.

– Патологоанатом говорит, что четкие временные рамки укусов установить невозможно. Но он склоняется к варианту, что наносили хаотичные укусы по всему телу. Куски мяса почти не выдраны, то есть кусали, но откусить целью не ставили.

– Не каннибализм, похоже, – Кира вздохнула. – Ну или еще не развитый.

Они помолчали.

– Или давай по-другому, – встрепенулась Кира, Григорий с готовностью закивал. – Некто желает Андрею Родионову долгой и мучительной смерти. Спит и видит, грезит наяву, как собственноручно истязает, пытает, режет на тонкие полосочки и максимально растягивает его мучения и свое удовольствие.

– Да-а, – подтвердил Самбуров свое внимание, уже подозревая, что дальше все пойдет по непредсказуемому сценарию.

– Изо дня в день. С мыслю о пытках и убийстве ложится спать, с этой же мыслью встает. Следит за Андреем в городе, видит, как он ведет беззаботную, на фоне того ада, в который помещен наш убийца, легкую и прекрасную жизнь, не обремененную раскаянием и муками совести. За это некто ненавидит Андрея еще сильнее. Нестерпимо, – продолжила Кира.

– Да-а! – снова повторил Григорий.

– Вся его жизнь наполнена яростью и болью. Мыслями об Андрее. Он так подробно и часто видит мучения и смерть врага, что уже не разделяет реальность и фантазию. Дальше появляются физиологические реакции – его начинает бросать в жар, в голове постоянный туман, кожные покровы становятся сухими и грубыми, появляется тремор рук, меняется мимика, нарушается биохимия мозга, у него даже могут развиться гипотиреоз и дисфункция почек. Теперь мы имеем полноценное психопатическое расстройство, манию с разнообразными синдромами или параноидную шизофрению. Вот здесь уже бредовые идеи, подоспеют и галлюцинации.

– Ого! – не удержался от восклицания Самбуров. – Вот так, значит?

– Да. И тогда укусы не такой уж странный симптом. И выдранная печень тоже очень даже вписывается.

– Тогда это долгий процесс, этот некто, сошедший с ума, в Крым приехал за Родионовым из Краснодара. Возможно, заранее запланировав там с ним расправиться, – стал рассуждать Григорий. – Тогда жук, которого Андрей собирался обезжиривать, ни при чем. Или Андрей может вообще оказаться случайной жертвой какого-нибудь психа, у которого уже есть эта… как ты сказала? Параноидная шизофрения. Ага.

– Май. Еще только начало мая, – шептала Кира. Блаженная улыбка не сходила с ее лица, ноздри трепетали, вдыхая запах цветов из окна. Восторженными глазами она следила за проплывающими мимо садами, полями, посадками. – По всей стране едва сошел снег, грязный, серый, перемешанный с реагентом. А здесь все цветет и вон, – она ткнула пальцем в дерево за забором, на котором завязались плоды, – уже налилось.

Самбуров засмеялся. Он вырос в Краснодаре, и смена сезонов в другом виде ему не знакома. Конечно, он отдает себе отчет, что живет в южном регионе. Он не уехал в Москву с отцом и теткой именно по причине, что гонять на байке круглый год можно только здесь. Но вот так, физически, до скрипа зубов и мурашек по коже, как Кира Вергасова, не ощущал ненависти к холоду, к обледенелым домам и улицам, не представлял, как это мерзнуть и задыхаться от реагента, которым обсыпаны дороги, глотать антигистаминные таблетки круглый год.

По всей видимости, он привык к этим пейзажам. К горам, к морю, к кубанской степи. Не видит их красоты. А восторги Киры заставляли его по-новому взглянуть на окружающую его природу. Суровый и циничный следователь начинал больше ценить то, что имеет. Стоило это признать.

– Одна моя приятельница делала ремонт в новой квартире. – Кира с улыбкой любовалась проплывающими мимо картинами. – Все очень дорогое и современное, заказывали отделочные материалы и мебель из Европы, потратили уйму денег и сил. Новоселье. Вся квартира в бежевых тонах. Как она выразилась, «в естественных». Все двести метров. Модные тенденции. Натуральные цвета. Дизайнер рекомендовал. Вот смотрю вокруг на естественные натуральные оттенки природы и бежевого не вижу. Небо голубое, солнце желтое, деревья зеленые, цветы всех цветов радуги. О! В радуге нет бежевого!

– Под цвет лица, – усмехнулся Самбуров. – Цвет песка и камня.

– Даже песчаный пляж хорош тем, что упирается в калейдоскоп морской синевы, – мечтательно промурлыкала девушка. – А вот под цвет лица – это верный посыл. Чтобы слиться с собственным интерьером и не отсвечивать.

– Будешь клубнику? – предложил Григорий, заметив, что она проводила взглядом примостившуюся на обочине «газель» с распахнутыми дверьми, с которой торговали ягодами.

Почти в каждой станице у ворот домов стояли столики с овощами и фруктами. Иногда возвышались огромные стенды с ведрами, корзинами и аккуратными горками. То и дело вдоль дороги встречались машины, из багажника которых торговали клубникой, абрикосами, сливами.

– Да! Только на настоящий развал заедем! – Она быстро-быстро закивала.

Кира выпорхнула из машины, едва он притормозил на площадке перед огромным шатром. Под когда-то ярким, а сейчас выгоревшим на солнце брезентом ютились два десятка прилавков. «Кубанская ярмарка» – вещала вывеска в форме арбузной дольки.

Желтый сарафан девушки яркой бабочкой замелькал между прилавков и покупателей.

Григорий потянулся и подергался, отклеивая легкие светлые шорты от задницы, жара облепляла, словно ватный кокон. Он пошел к торговым рядам, где Кира уже уплетала черешню, держа наготове клубнику и сливу.

– Вот попробуй, моя королева, шелковицу. Медовая, – увещевала ее дородная кубанская матрона с широким загорелым лицом и в синем платке, в лучших традиция Кубани завязанном концами на лоб. – Вино домашнее и орехи будешь? Давай попробуем?

Кира лучезарно улыбалась, засовывала в рот ягоды одну за другой.

– Что они не мытые, тебя не смущает? – хмыкнул Самбуров. – Имей в виду, туалет только в Анапе.