– Не могу с уверенностью заявить, что я тебя чувствую, лиро, но что-то такое… Я ведь вылетел в сторону этого вашего Дасса. Не верил, понимал, что никак там тебя не может быть, но как заведённый махал крыльями. Убить готов этого Блора только за то, что не засунул меня хотя бы в нормальную сову! На это я могла только сочувственно и понимающе кивнуть. Мелкие габариты птички его очень удручали.

– Что ты там говорила про эксперименты? – напомнил Рене, выковыривая любимую курагу из вазочки. – Я тоже очень в этом заинтересован. Осталось понять, как работают эти перья.

В их колдовские свойства вельвинд поверил сразу, придирчиво оглядел горку пёрышек в шкатулке, по-прежнему не трогая их руками, и повторно кивнул, подвердив наличие магии.

Солнце, бившее в окна весь день, успело спрятаться за вершинами гор, вечерние тени утопили замок в мягких сумерках. Не самое подходящее время, но когда оно будет подходящим? Я сгорала от нетерпения и страха, подрагивающим пальцами завязала мешочек с деньгами, повесила через плечо полотняную сумку с лекарственными пузырьками, накинула жакет из тёплой шерсти. Если сразу выйдет убежать… Ничего у меня не готово, но хотя бы на ключ, отпирающий стены Бейгор-Хейла, тратиться не придётся. В том, что в положенный срок Рене снова превратится в птицу, никто из нас не сомневался. Осталось определить, в каком направлении двигаться. И как всё это вообще работает. Ещё раз я убедилась, что заперла комнату изнутри: хоть какое-то время выиграем, если странное и необычное чаровство сработает. Помявшись, Рене тоже прихватил для себя дедову куртку, а янтарные глаза неотрывно следили за моими действиями: склонившись над шкатулкой, я перебирала перья, одно за другим. Сердце стучало часто-часто, ладони стали влажными и я нетерпеливо вытерла их о юбку. Меньше всего в этот момент я думала о муже и верных ему слугах.

– Они все такие разные и при этом совсем не отличаются друг от друга! Я ничего не чувствую.

– Бери любое, – предложил Рене напряжённым голосом.

Я зажмурилась и вытянула наобум маленькое пёрышко со светлым пушком у основания. Нервничая, облизала губу. Что дальше..? Что запустило механизм? Сыч шагнул ближе.

– Полагаю, нам нужно находиться рядом.

Дождавшись моего кивка, обхватил меня за талию и прижал к себе.

– Рене!

– Дэри, я не знаю, что нужно делать, но мне кажется, надо именно так.

Я сомневалась, но придержала протест. Лишь бы получилось, а с его ненужными порывами разберусь потом. А дальше, дальше-то что? Я спрятала перо в ладони и сжала его. Ничего не произошло, только бухало возле моего уха сердце Рене, а макушку обдавало его шумное дыхание. Я прикрыла глаза, настраиваясь. Скоро стемнеет – где бы я хотела оказаться теперь? Точно не в чистом поле. Город, нам нужен город. В меру спокойный, в меру шумный, привычный к незнакомцам, гостеприимный, с большим выбором таверен и постоялых дворов, на случай, если придётся снять комнату. И где я могла бы без проблем получить на руки экземпляр нужного нам с птицем реестра. Ландерум отменяется – в Риагате Верген, я даже близко туда не хотела бы.

Так куда?

Рене стоял тихо, не торопил, но его волнение я ощущала как продолжение своего. И вдруг в памяти сам собой возник… Как давно я там не была! Без усилий представила ровненькие мощёные улочки, утопающие в зелени и цветах, невысокие домики зажиточных горожан, пекарню на углу, обувную лавку, где мне заказывали изумительную пару изумрудных бальных туфелек, шёлковых, с чудесными бантиками… Не о том думаешь, Дэри! Соберись, почувствуй, поймай!

Я ухватила тоненькую слабую ниточку, вспомнила мягкое освещение вечерних улиц, звуки нежной печальной мелодии – мама прекрасно играла и пела. Резко выдохнув, одной рукой я сама обхватила Рене за пояс, а в другой ещё раз сжала перо.

– Кейброк, – сами собой шевельнулись губы.

И упала в пустоту, изо всех сил цепляясь за вельвинда.

Открыла плотно сомкнутые веки, когда падение, снова долгое и муторное, прекратилось. Я не чувствовала ни собственного тела, ни присутствия Рене, пока неведомая магия тащила нас сквозь пространство. Первое, что я увидела, была вывеска над закрытой дверью и огромное окно, начинавшееся почти вровень с брусчаткой. И ряды книг за окном. Книжная лавка, куда я любила забегать в дни каникул. А следом ударило осознание.

Я была одна.

Глава 14.3

/Две декады спустя/

Солнце припекало, щедро поливая светом зубчатый парапет и выложенную камнем круглую площадку излюбленной башни альнардца. Для ворчливой Яолы и любопытных горничных – я пряталась в беседке в дальней части парка, за заросшим прудиком и мостиком, выгнувшимся кошачьей спинкой, и заканчивала картину на свежем воздухе. На самом деле работу я завершила вчера поздним вечером, а сейчас сидела на прихваченном из шкафа старом покрывале, расстеленном на нагретом камне, а темноволосую голову прятала в тени, удачно наведённой с помощью несложного бытового заклинания. И такое я тоже освоила и вполне уверенно выполняла. Рене, наслаждаясь часом человека, расположился рядом, с тетрадью на коленях, но смотрел не на листы, заполненные его же почерком, мелким, угловатым, но вполне разборчивым, а вдаль, туда, где горы подпирали пиками горизонт. Часом ранее я отправила письмо одному из магов, сведущему в теме тяжёлых и запрещённых заклятий, и у нас оставалось время на урок, который вельвинд предложил провести на свежем воздухе. Я согласилась, хотя так и не полюбила проводить время на смотровой башне, но последние успехи Рене в имперском письме вызвали несколько неловких минут в четырёх стенах спальни, один на один с его неотрывным взглядом.

Я считала имперский языком не сложным, но альнардец время от времени неверно применял падежи. Это было мило и не раздражало, но он просил помочь исправить, раз уж не удавалось избавиться от акцента. Я не годилась в учителя и наставницы, но Рене считал иначе и терпеливо внимал объяснениям и корпел над упражнениями не хуже старательного школяра. Изредка бросал в мою сторону взгляд и снова выводил слова на бумаге. Потом молча протянул открытую тетрадь для проверки, сцепил пальцы рук в замок, пристроил на колене. Минуя ровненькие столбцы слов, глаза зацепились за лишнее предложение, не из учебника и не из моих примеров.

«Я люблю тебя».

И ведь не ошибся в составлении фразы, и все окончания расставил правильно.

– Ошибки есть? – на логносе негромко поинтересовался вельвинд, пытаясь поймать мой взгляд.

Я упорно смотрела мимо.

Мы, точнее я, избегали этой темы всеми доступными мне способами. Я считала, Рене всё понял и успокоился, я вообще считала, что он заблуждается, испытывает то, чего нет! Я склонна была верить в его благодарность и в то, что он нуждался в обыкновенном общении. Эту потребность я очень хорошо понимала и разделяла сама: кроме тёти, подруг-то у меня и не было.

Буквы горели на бумаге. Лицо горело под его взглядом, а я изо всех сил удерживала на своём отстранённо-вежливое выражение.

Неверное окончание в одном из слов я нашла, кашлянула, пробуя голос, и спокойным, ровным тоном объяснила ошибку. Признание в рабочей тетради осталось без ответа, но у меня его для Рене не было. Было понимание: мы из разных миров, он даже не совсем человек. Нечеловечески яркие, горящие глаза жгли, просили, ждали ответной реакции, а мне хотелось просто сбежать и вернуться в комнату, когда на месте вельвинда снова будет сидеть маленькая пёстрая птица. В следующий оборот Рене попросился на воздух.

Всё так поменялось за истёкшие две декады.

Тогда, оказавшись в Кейброке в одиночестве, в час, когда вечер зажигал на улицах фонари, я испытала самые разные эмоции, от смятения до тоскливого разочарования. Не знала, куда податься, и после недолгих раздумий пошла в большой городской сквер за центральной площадью: там вечером можно было находиться безопасно и не вызывая неуместных вопросов, почему молодая аристократка гуляет одна, без сопровождения. Там было светло и удобно, и незанятая скамейка отыскалась быстро. Я сжимала в руке совиное пёрышко, нисколько уже не сомневаясь, что это с его помощью пространство рвётся и позволяет мне оказываться в желаемом месте. Но я снова не могла продолжить путь одна, без сычика, мне снова нужно было вернуться и найти способ покинуть Бейгор-Хейл вместе.