— Кто выбирает?

— Морта знает, что мы ищем, — объяснил он.

— Как она выбирает?

Тогда это было случайно? Позволить слепой женщине указывать на людей? Было ли это лучше или хуже, чем если бы Райвин сделал это сам?

— Это ее дар. Она знает, кто должен уйти, — сказал он.

Я вздрогнула, не уверенная, что хочу знать, что за магия скрывалась под этим детским фасадом.

— Все это изложено в первоначальном договоре. Мы просто следуем правилам, установленным вашим королем.

Он стянул тунику через голову.

— А твой?

— Твои люди заключили сделку получше, хочешь верь, хочешь нет.

— Как это возможно? Я не вижу, чтобы ты жертвовал своими силами какому бы то ни было зверю, скрывающемуся на Коносе, — сказала я.

— Мы теряем слишком многих по-своему. Часто, чтобы подавить восстания, движимые желанием завладеть вашим городом.

— Почему бы просто не позволить им поступать по-своему, чтобы тебе больше не нужно было нас защищать? — я спросила.

— Я обдумывал это, но трибуты уважения необходима и полезны для морального духа, — сказал он с совершенно пустым выражением лица.

У него не было никакой эмоциональной реакции по поводу убийства человеческих жизней.

Это было напоминанием о том, насколько он был опасен. Внезапно почувствовав холод, я обхватила себя руками, мое тонкое платье почти не защищало меня от прохлады вечернего воздуха.

— Кто ты?

Слова вырвались без раздумий, без какого-либо приукрашивания.

Он разгладил свою тунику, затем сунул ноги в ботинки, прежде чем подойти туда, где стояла я. Нежным движением он провел тыльной стороной ладони от моего виска к подбородку.

— Не беспокойся обо мне. Я уйду из твоей жизни через несколько дней. Иногда лучше не знать определенных вещей.

Я отстранилась от его прикосновения, затем нахмурилась.

— Я могу справиться с большим, чем ты думаешь.

— Я знаю, что ты можешь. Но мне нравится, как ты смотришь на меня. Как будто ты пытаешься решить, хочешь ли ты вонзить меч мне в грудь или засунуть свой язык мне в горло.

Он подытожил мои чувства к нему лучше, чем я могла. Даже сейчас, когда мое тело все еще нежилось в лучах оргазма, я размышляла, принесет ли прекращение его жизни пользу моему народу.

— Ара, что ты здесь делаешь?

Я развернулась, мои щеки запылали, лицом к Коре. На ее лице была понимающая усмешка.

— Так, так. Это сюрприз.

— Это не то, что ты думаешь, — сказала я.

— Я думаю, ты приняла близко к сердцу просьбу отца занять посла делами. Он будет доволен.

Кора споткнулась, хихикая, когда ее партнер поймал ее.

— Приятно видеть тебя снова, Ара, — сказал Томас, его слова слегка заплетались.

Они оба были пьяны, и я надеялась, что они не вспомнят об этой утренней встрече.

— Я как раз уходила. Веселитесь, вы двое.

Я отвернулась от своей сестры и пошла ко дворцу. Я услышала, как ее хихиканье стихло, когда я поспешила прочь от посла.

— Так вот к чему все это было? — спросил Райвин позади меня, его тон был насмешливым. — Ты отвлекала меня? Интересно, от чего. Что мог король Атоса так сильно хотеть скрыть, что послал свою дочь в качестве моей шлюхи?

Мои глаза расширились, и я резко обернулась.

— Как ты смеешь!

— Я ошибаюсь? Тебя попросили использовать свое тело, чтобы развлечь меня? Какой отец стал бы просить об этом? Особенно когда ты так ясно даешь понять, что презираешь меня.

Стиснув челюсти, сжав руки в кулаки, я уставилась на него. Он был прав. Моему отцу никогда не следовало просить меня об этом. Но я знала, что отказалась бы, если бы часть меня не желала Райвина.

— Ты ничего не знаешь.

— Я знаю, ты борешься со своей собственной природой. Я знаю, что в тебе есть тьма, отчаянно пытающаяся вырваться наружу. Она зовет тебя, и ты задыхаешься каждый раз, когда сопротивляешься.

— Не вешай на меня свою коносскую чушь. Со мной ничего не происходит. Я просто делаю то, что могу, чтобы помочь своей семье и своему народу, — сказала я.

— Ты называешь меня монстром, но твой собственный отец посылает тебя соблазнить меня.

Он покачал головой.

— Люди ведут себя так, как будто они лучше нас, хотя они такие же продажные и аморальные.

— Ты поцеловал меня первым.

Я уставилась на него, провоцируя его бросить мне вызов.

— Ты хотела меня. Если бы я знал, что это не было свободной волей, я бы никогда не продолжил, — сказал он. — Может, я и сотворен из тьмы, но я поклялся тебе, что никогда не причиню тебе вреда, и я буду чтить эту клятву.

Мое дыхание было прерывистым, мои эмоции — бурным, беспорядочным месивом. Как это я могла смотреть на него и верить ему? Гнев исходил от него темными волнами, отчего воздух вокруг нас казался тяжелым. Он был в ярости, но я не чувствовала, что что-то из этого было направлено на меня. Я должна была быть в ужасе, но я не была. Я нутром чуяла, что он никогда не причинит мне вреда, как он и утверждал.

Но этого не могло быть. Я пошла к нему из чувства долга. Не более того. Все, что я чувствовала, должно было быть ложью. Это был способ самосохранения помочь мне сделать то, что я должна была сделать. Я не могла доверять своим собственным эмоциям. Не там, где дело касалось его. Это не могло пойти хорошо ни для кого из нас теперь, когда правда вышла наружу. Мне придется сказать моему отцу, что он должен найти способ получше скрывать то, что он делает. Посол теперь будет искать что-нибудь необычное.

— Когда ты будешь готова признать, кто ты есть, я буду ждать, — сказал он.

— Я тебе ничего не должна, — сказала я дрожащим голосом.

— Конечно, нет, ваше высочество, — сказал он.

Я напряглась, ненавидя использование моего официального титула в его устах. Вероятно, я не собиралась снова слышать это раздражающее прозвище.

— Спокойной ночи, посол.

Я повернулась и ушла, прежде чем сказала что-нибудь, о чем потом пожалею.

Разочарование тяжестью опустилось у меня в животе, но я стряхнула его, напомнив себе, что я ненавидела его в первую очередь. Почему меня должно волновать, знал ли он правду? Это было причиной всего этого, не так ли? Я бы придумала способ помочь моему отцу уберечь Коноса от каких-либо открытий. Должен был быть другой способ. Я предполагала, что единственная хорошая вещь, которая могла из этого получиться, это то, что Райвин тоже не стал бы доверять моим сестрам. Он бы заподозрил, если бы кто-нибудь из них бросился на него.

Дойдя до фонтана, я остановилась, чтобы снова надеть забытые сандалии. Райвина нигде не было видно.

Хорошо.

Последнее, в чем я нуждалась, так это в том, чтобы мужчина эмоционально привязался ко мне. Вероятно, я должна поблагодарить Кору. Если бы я продолжила этот план, мне, возможно, пришлось бы отказаться от поездки в Конос.

Так почему же мне было так больно от осознания того, что я, скорее всего, больше не поговорю с Райвином до его отъезда?

Пока я возвращалась в свою комнату, одна мысль всплывала в моей голове снова и снова. Райвин был прав в одном: моему отцу вообще не следовало просить меня об этом.

Моя голова пульсировала, и я прижала ладонь ко лбу, застонав, когда точно вспомнила, сколько мне пришлось выпить прошлой ночью. Затем я вспомнила, что еще я делала прошлой ночью.

— Черт.

Осторожно я скатилась с кровати и заметила, что в моей ванной комнате горничная наполняет ванну водой. Она работала тихо, двигаясь медленно, вероятно, стараясь не разбудить меня, пока все не будет готово.

Это была полная противоположность Миле. Она бы уже разбудила меня со знающим выражением лица. Она бы уже рассказывала слухи о прошлой ночи. Каким-то образом Мила знала все обо всех. Она никогда не спрашивала напрямую, но я могла сказать, что она всегда знала, чем я занималась.

Мое сердце болело сильнее, чем голова.

И прошлой ночью я была с врагом. Не имело значения, клялся ли Райвин, что его люди никогда не прикасались к Миле, я знала, что видела. Эти колотые раны не были естественными.