– Сколько? – я пожал плечами.

Вард прищурился, будто у него водилась проблема с числами. Изучил меня взглядом и сказал тише:

– Честная доля от победы. Десятая часть.

Каждому по кусочку, вот и остался без пирога. Я не стал спрашивать, куда подевались десять золотых, которые я отдал клерку. Просто кивнул пару раз и заверил:

– Что же, прошу извинить. Не знал. После боя – обязательно…

Похоже, Вард поверил мне: отошел, уступил дорогу. Выходит, не настолько уж он и валун, как ни гляди.

– Пусть удача будет на вашей стороне, – сказал Вард и почесал шею около уха. – Она вам пригодится.

– Как и хорошие друзья, – улыбнулся я на прощание, сделав вид, что не понимаю угроз.

Я не солгал, просто не уточнил, что именно обязался сделать после боя. Вымогатели при канцелярии? Видал я вещи и похуже – на улицах Стэкхола, в девять лет…

Вещи, которые раньше назывались людьми.

Коридор оказался короче, чем мерещилось в самом начале. Только местным могло прийти в голову повесить цветы под самым потолком – мало того, что плохо видно, так еще и не ясно, как их поливать. Но запах трав отбивал смрад топленого жира. Я засмотрелся, меня снова остановили:

– Ваше оружие? Доспех?

– Все при мне, – улыбнулся я, удивляясь, насколько незрячими бывают стражники.

А может, в Воснии люди спали в бригантинах и при мече. В одном доспехе – до уборной, во втором – визит к семье…

Так я и попал на бой: за широкой и тяжелой дверью устроили небольшой зал. В сравнении с ристалищем Стэкхола – мелкий крытый рынок. Три ряда скамей, четвертый – стулья со спинками. Верхняя ложа по особой цене, тут и гадать не нужно. Именно там и рассядутся те, для кого я сегодня спляшу.

В Содружестве ценили своевременность. Особенно после того, как король погиб из-за опоздавшей гвардии. Возможно, в Криге бы стоило повторить этот урок: трибуны почти пустовали. Ни смотрителя боев, ни разносчика воды.

А еще я не видел своего противника. Цокнув языком, я занял одно из пустующих мест. Размял кисти рук, слегка разогрелся.

Постепенно зал оживал. Скамьи и стулья попрятались под задницами. Начинался мерный гул бесед. Верхнюю ложу занимали какие-то господа – то ли эританцы, то ли поланцы. И гербов фамильных не носили, будто боялись своих же регалий.

В Воснии плевали на дисциплину и точное время. Мой соперник вышел на ристалище даже не запыхавшись. Явился с опозданием в половину часа – только-только отгремел колокол.

Я вздохнул от разочарования, покинул скамью и вернулся на песок. Само поле для схватки казалось беднее, чем предместья Крига: хлипкий забор в половину роста, неровная насыпь с буграми то ли грязи, то ли скрытых камней.

«Бывало и хуже», – повторил я то, что сказала мне мать на улицах после восстания. В конце концов, какое мне дело, где я буду унижать чемпионов Воснии?

Смотритель боя не извинялся за задержку. Трибуны гудели о своем, словно позабыли о турнире.

На противоположном конце ристалища блеснула сталь. Противник исхитрился меня удивить. Воснийцы любили грубый инструмент. Топоры, палицы, булавы, укрепленные дубины, булыжники из мостовой… Оружие отражало местные устои: яростный прорыв, жизнь-битва. Когда уж тут учиться владеть мечом?

Но мой враг оказался умельцем. Он вышел с баклером и облегченным клинком. Неплохой выбор, хоть против таких, как я, стоило бы брать копье.

– Попрошу всех занять свои места! – крикнул кто-то в толпе. Помост для смотрителя все еще пустовал. Издали он напоминал скромный эшафот.

А я и так был на своем месте. Готовый к бою еще с час назад. Готовы были и две керчетты – самое дорогое, что оставила мне семья, – продолжение моих рук. Правая разила чуть лучше, чем левая, но это дело времени. Саманья еще узнает, как хорош я стал в Воснии.

– Заноза, Заноза! – позвали воснийца с переднего ряда.

Враг постучал рукоятью меча в умбон щита. Может, местный обычай. А может, и причина, по которой его так прозвали.

Я нащупал подошвой песчаную насыпь. И невольно улыбнулся. Почти как на родине. Сколько песка я проглотил, пока Саманья заставлял меня обороняться…

Смотритель боя заголосил по правую руку, наконец-то забравшись на помост:

– Первым я представлю бойца от Долов. Не оставив своего имени публике, он явился под кличкой… Заноза! – Толпа зашепталась. – Но вы точно знаете его, могу вас уверить. Щит и меч – лучший выбор, выбор мастеров Крига! Кто же выступает сегодня от Долов? Думайте, думайте…

Собиратель ставок, будто речь шла о драчке на кулаках в порту, громко ударил в пластину. Раскатистый звук раззадорил толпу. Смотритель надрывался, обещая выгоду:

– Тому, кто первым угадает имя…

На задних рядах уже вовсю судачили о воснийце.

Я обернулся к смотрителю. Уголки его губ поползли вниз, стоило нам встретиться взглядами.

– И… Лэйн из Дальнего Излома. Приезжий, выбравший два меча. Кто пройдет дальше? – Смотритель усмехнулся: – Думаю, вы знаете ответ.

Я не стал препираться, услышав смешки с трибун.

Наивные воснийцы думали, что два оружия не дарят никакой защиты. Зантир Саманья знал, что мечи не защитят от стрел в узком коридоре и в пылу большой битвы. В Содружестве, еще до того как пала монархия, стычки случались повсюду. Но мой наставник пережил старую гвардию, чистку в Стэкхоле и десять лет скрывался изгоем. Пережил короля и почти не носил шрамов.

«Говорят, парные мечи хуже набора гвардейца. Как вы уцелели?» – спрашивал я на первом уроке, задрав нос.

Наставник пожал плечами: «Я не дрался там, где не имел преимуществ».

Возможно, то был лучший урок от Саманьи из всех.

Трибуны Крига притихли. Я размял плечи еще раз и извлек керчетты из ножен: сначала правую, затем – левую. Чуть поморщился – стоило получше ухаживать за ними на палубе. Восния не приемлет лени. А вот клинок врага блестел от ухода, а он сам – от уверенности.

Многовато важности от того, кто из страха увесил себя сталью от макушки до пят.

– Для одного честь, другому – позор! Славный бой, – говорил смотритель.

К нам на песок спустился пухлый юнец с поклажей. В мешках держали простой уголь и мел – покрытие для клинков. Керчетты побелели. Цветом Занозы был черный. Если смотритель не видел касания, метки решали исход боя.

– Да рассудит вас сила… – только начал говорить смотрящий за боем, а Заноза уже рванул с места.

Я не принял его удар. В три шага обогнул воснийца, проверив защиту с фланга. Обманул, сделав выпад.

На силу полагаться не приходилось: вымахал этот дикарь удачно – и вширь, и ввысь. Заноза пытался теснить меня к ограде, а я уходил в сторону. Из шлема за мной следили заплывшие глаза воснийца. Быть может, он щурился. А может – улыбался.

Чемпион Долов не знал, с кем имеет дело.

«Я лучший ученик Зантира Саманьи. Веду бой с шести лет. Не было ни дня, когда я бы пропустил тренировку от лени. Воспитан самой хитрой леди Содружества и ее безжалостным гувернером – Удо. А ты? Что можешь ты, Заноза?»

Крутанувшись, я угодил воснийцу по плечу. Лязгнул металл, осыпался мел с керчетты. Я уже стоял в четырех футах от врага.

«Касание!» – должен был крикнуть смотритель.

Но он молчал. Зато заревел восниец, бросившись за реваншем.

Мы снова закружились по ристалищу. Заноза жаждал укоротить дистанцию, а я отступал, отбивал выпады. Выматывал, путал, злил.

– Было касание? – шептал кто-то за забором.

Белое пятно красовалось на сочленении пластин у руки противника. Тот улыбался все шире. Мне хотелось ударить керчеттой в щель для глаз.

Разозлившись, я чуть не пропустил удар. Силой заставил себя забыть о белой метке.

– Ты чей-то сынок? – отступил я, переводя дух. Надеялся, что оскорбил его по-воснийски – низко и дерзко.

– Все здесь чьи-то сынки, лишка, – пробасило из-под шлема. Заноза дышал глубже и тяжелей.

Трибуны зашумели, требуя бой. Я сменил тактику. Большие тела громче падают. И им больнее. Извалять местного бойца в воснийской грязи? Ты будешь смеяться, Саманья, когда услышишь о гвардии Долов!