«Тук-стук», – поскакали резцы по доскам.
– Пфу-ха-а! – вскрикнул, захрипел, а потом и заскулил восниец.
Пока он падал на колени, пытаясь удержать зубы во рту, я попятился в центр таверны. Заплывший урод поднялся. Зря.
Другим фразам их матушки не учили:
– Ты, м-мать, откеда такой…
«Взялся», – хотел бы продолжить урод, но я врезался в него, выбил воздух. Враг поднял руки для защиты. Я схватил его ведущую – правую.
Два удара по касательной обожгли мне щеку – раз и челюсть слева – два.
«Хруп!» – щелкнул сустав в чужой руке.
– А-и-и-и! – завизжала грузная туша.
Я толкнул врага в угол и выплюнул:
– Уж точно не из Воснии!
Заплывший урод пытался бормотать и, кажется, уже не сопротивлялся. Меня окликнули со спины:
– Лэйн, эй…
Потом. Эта мразь все еще стояла на ногах. И не думала извиняться.
– Ыг-х-х! – Слезы текли из его здоровенного носа.
Я вжал его в стену левой, расписывая лицо правым кулаком. Хрясь. Бум! Хруш. Так хрустело гнилое дерево, когда чужой затылок впивался в доски. Я бил, пока толстые руки не повисли плетьми. Бил до тех пор, пока кровь не стала стекать на жирную шею.
– Лэйн! – крикнул Рут.
– Да все, все, – выдохнул я, позволив врагу сползти по стене. Я знал, как калечить людей, – урод еще дышал.
Обернувшись, я надеялся на нового врага. Поднял кулаки выше для защиты, сдул волосы с лица. Сами растрепались или кто-то схватил за них? Не вспомнишь.
Углы плыли, голова кружилась. Забегаловка почти опустела. Лишь скрипела раскрытая уличная дверь. И подвывали местные хамы.
– Скатертью дорожка! – прикрикнул Рут. – Поплачьтесь вашим матушкам!
Кажется, ему подбили скулу и челюсть. Худший на свете друг – Лэйн Тахари.
Я твердым шагом дошел до связки мечей, поднял и стал вешать на пояс. Чего-то не хватало.
– Ну что, скоты? – огрызнулся я, обведя взглядом эту выгребную яму. – Кому еще интересно знать, откуда я родом, а?
Забегаловка молчала, если не считать жалобных всхлипываний и гнусавого воя за столом, где мы обедали.
– Или, может, хотите спросить, мои ли это мечи? Чего молчите?
– Ух-ху-ху, – плакал и шмыгал носом кто-то перед сапогами.
Я не утихал:
– А про коня разведать не желаете, добрые люди?!
Посмотрел под ноги, где тихо скулил рябой восниец.
– Может, тебе интересно? – я дернул подбородком в его сторону.
Рябой отчаянно затряс руками и головой, не переставая скулить.
– Выходит, – я залез в свой кошелек и поискал там серебро, – я на все вопросы быстренько ответил, и новых нет…
Рут предусмотрительно молчал и собрался быстрее меня – уже стоял на выходе с пожитками. Я бросил монеты на упавший стол.
– И не говорите, что я не плачу по счетам. Две монеты за выпивку и обед. Ты запомнил, будешь свидетелем? – я снова обратился к рябому.
Тот заскулил и отчаянно закивал. Видимо, какие-никакие мозги у него все же водились. А может, дубинка работает в обе стороны: делает из головастых дурачье, а из дурачья – ученых.
Из забегаловки мы вышли в спешке. Чудо, что не пришла подмога. Чудо, что не отыгрались на наших скакунах – видимо, жизнь дороже мести.
– Вот и подрались, как ты и хотел. – Я потрогал щеку. Больно, зараза. – Доволен? Теперь ты оставишь меня в покое?
– Не то чтобы я именно этого ждал или на то надеялся, – будто в извинениях, Рут развел руками. – Ну, зато хоть никого не убили.
– Это хорошо или плохо?
– Время покажет, – уклончиво ответил мой друг.
Я подул на разбитые костяшки. Пока что мне становилось только хуже. Погладив Карего по шее, я старался не испачкать его шерсть. Какие же у него большие черные глаза! Удивительно спокойные, хоть и ясно, что от меня только беды и ждут.
– Я не продам коня, – твердо сказал я.
Рут снова развел руками:
– Как скажешь, как скажешь. Я не против, просто предложил. Дело хозяйское.
Сегодня он был удивительно сговорчив.
– Вот именно! Мое, и только мое дело, – ругался я не пойми на кого, пока влезал в седло.
Если бы только синяки и ссадины заживали по моему решению чуточку быстрее.
Через три дня. Оксол, перед главными воротами
Теперь вместо вороной красавицы моего друга тащила какая-то доходяга ржавого цвета.
– Она точно не больна? – спрашивал я в третий раз, переживая за Карего.
– Да брось, просто старушка. Для похода – самое то. Ведь я твой оруженосец, а не мятежный лорд, так? – Рут скорчил максимально простецкую рожу. Я пожал плечами в ответ. – Да и сразу видно, что крадена.
Так вот почему приятель сбывал ее на отшибе, вдали от главного тракта. Рут добавил:
– Слишком уж хороша для таких, как я.
Я промолчал о том, что Рут слишком хороший друг для вспыльчивых мечников. Мы прошли высокие ворота без преград. В Оксоле досматривали только обозы и мелкие телеги.
– По пути заглянем на рынок. Нужно многое добрать, – Рут зевнул, – сушеного мяса, нормальную посуду, а не это дерьмо, – он поморщился, вспоминая наш путь, – и, конечно же, картишки…
– Думаю, в походе не будет времени на игры, – я приподнял бровь.
Рут тяжело вздохнул:
– Мое дело предупредить. Не будешь сам, так мне возьми.
Из чувства острой вины я сдался. Одним хлебом сыт не будешь, особенно если ты Рут. Через четверть часа я вернулся из торговых рядов. Приятель присматривал за лошадьми и явно скучал.
– Держи!
– Это еще что? – поморщился он, приняв деревянную шкатулку.
Я задрал подбородок:
– Лучшая игра по обе стороны моря! Финка или конкор…
– О, нет-нет-нет! – Рут приподнял крышку и взвыл: – В нее и пьяным играть невозможно, дружище!
– Ты просто не запомнил правила…
– И не собираюсь. – Рут спешился и вернул мне подарок. – Гони серебряк, я за картами.
Я вздохнул и полез в сумку. Обменял шкатулку на колоду. На лице Рута застыл немой вопрос.
– Стоило попробовать, – я пожал плечами.
Рут спрятал карты и мрачно предрек:
– Видит солнце, ты прогоришь в первый же месяц.
Я беззаботно махнул рукой. Энтузиазм гнал меня под знамя. Кому, как не Руту, это понимать?
На его глазах я разделался с лучшими гвардейцами, которых предлагала Восния. Когда начнется настоящая битва, я смогу показать свое мастерство в полной мере. Битва против крестьян с шестоперами, палками и стеганками вместо кольчуги? Шутка в сравнении с тем, что я уже прошел на манеже.
Я буду милосерден и справедлив к врагу, ибо уже превосхожу его на много порядков. И маршалы, и даже сам король не смогут обойтись без моих мечей.
От честной славы и достатка меня отделял сущий пустяк – разговор с сержантом. Или на крайний случай с десятником из вольных.
Вместо башни Восходы завели себе в Оксоле целую площадь с двумя казармами, фонтаном, постоялым двором.
Мы привязали коней, и я достал свой счастливый билет под знамя. Тот почти не помялся, все так же хорош. Я еще раз пробежал глазами по заветным строкам. Путь к новому дому, к свободе. Пусть и извилистый, но точно путь.
Все не зря.
К Руту вернулась болтливость:
– Я все думал, просечешь ли ты, отчего у Восходов плату не берут, а у Долов – требуют золотом.
Я вздохнул:
– Потому что пройдохи и взяточники, все до единого. Одни платить не хотят, другие не прочь еще и с тебя нажиться. Чего тут понимать…
Приятеля явно не устроил мой ответ, он покачал головой:
– Будь точнее. Думай еще.
– Это вообще важно? – Я почти его не слушал, высматривая жертву для расспросов. Меня волновало одно: как добраться до сержанта.
– Подскажу. Они меняются раз в сезон, – заметил Рут с таким видом, будто это имело значение.
«Вот! Нашел. Идет более-менее прямо, скорее устал, чем выпил. То, что надо», – я приметил помощника.
– Не понял. Кто и с кем? – Я заспешил к гвардейцу, Рут семенил следом.
– Долы с Восходами. По условиям приема. В Криге.