Самолёт немного потряхивает, укачивает, и я всё-таки вырубаюсь. Мерещатся байдарки, полуголые люди и какие-то слова то на японском, то на итальянском. Я приземляюсь уже настолько не в себе, что если бы на въезде в Турцию спрашивали о цели визита, мог бы честно ответить: прилетел рассказать анекдот пенсионерке, о которой ничего не знаю.

Спрашивает о цели таксист – усач на старой колымаге, ухоженный настолько, что я чувствую себя рядом с ним бездомным. Впрочем, я и есть своего рода бездомный.

Таксист (здесь и далее мой примерный перевод). Да ладно гнать. У тебя целый Стамбул на четыре дня! Ты соображаешь, что это такое? Ты хочешь потратить лучшие четыре дня своей жизни на старые байки? Я тебя сейчас отвезу в Каракёй на паром, а ты садись там, плыви и смотри. Плыви и смотри. Азия справа – Европа слева. Греки, персы, римляне, булимический император, чума, пьяный кутёж крестоносцев, султан с отрезанным ухом. О, и это только начало! Приглядись к земле, она – мраморно-бетонный перегной, а не земля, тут болеют, поют, грустят и поражаются красоте изо дня в день, а потом всасываются в землю и становятся её частью, тоже немного мрамором, скульптурой, камнем, историей. Кофе оставь туристам, пей чай, и обязательно с сахаром, чок леззетли, так вкусно, забудь эту восточную привычку к горечи. Да, а ты думал, у нас Восток? Ты даёшь! Тут не Восток вообще-то, мы в центре, в самой середине, или у вас там на Севере географии не учат? Сам подумай, две части света, мы между ними – это что, по-твоему, край? (Смех, похлопывание по плечу.)

Ночь. Машина стоит в пробке. Подходят Нищий и кот, упитанный, рыжий, с очень длинными усами.

Нищий (поправляет кепку козырьком назад). Ты мне дашь полтос, а я тебе открою секрет. Дорого? Ладно, вот авансом секрет попроще: когда приедешь в туристический район, не надо идти туда, где очередь. Многие думают, где много людей – там лучше. Нет, на самом деле в очередях тоже туристы, в том числе наши, из Анкары. Они ничего не секут. Рядом с аптекой будет ещё одна аптека, рядом с рыбным рестораном ещё несколько рыбных, а чайные вообще гнездятся, как правило, стаями.

Я даю пятьдесят лир

Кот (лоснится при свете фар). Глупый что ли, давать ему денег, он их пропьёт. А секрета у него больше нет, да и этот так себе.

Нищий. Как нет секрета? Не лги, дружок.

Таксист (мне). Как хочешь, но моё мнение – надо обязательно сразу к парому, послушай меня!

Ну уж нет

Кот (лоснится при свете фар, Нищему). Какой же секрет у тебя?

Нищий. При тебе не скажу, ты мне денег не платил.

Кот (лоснится при свете фар). А как ты его скажешь, если я не уйду? Я ведь не уйду. Неужели пнёшь меня прямо на проезжую часть? Такое ведь не прощается на том свете.

Пробка рассасывается машина начинает выезжать на свободную дорогу Нищий в растерянности думает

Кот (лоснится при свете фар, его перепалка с Нищим затухает позади). Вот и ты лжец, лживый дух!

Таксист. Это у них типичная разводка, вдвоём работают, но ты не обижайся, немного же просят. Точно тебе не к парому? Ладно, устал так устал. А что там, гостиница?

Да можно сказать гостиница

Нищий. Я не обещал ему рассказать секрет. Я обещал его открыть.

Кот (лоснится при свете фар). Мошенник-мошенник!

Я отрубаюсь окончательно и во сне вижу занавес он укутывает меня пеленает

Будильник утром – противный ксилофон. Я в номере, то есть в съёмной квартире. Всё в порядке, горло не болит. Откладываю пробуждение на полчаса. Потом ещё на десять минут. Потом думаю, да пошли они все, надо давать себе отдохнуть. Просыпаюсь финально в полдень. Полдень, к счастью, не жаркий: в окно бьёт приятный солёный ветер. Хочется поесть и снова лечь спать. Этот город норовит сделать из любого гостя кота – думаю, пока раскладываю вещи. Думаю ещё, что крики чаек легко спутать с кошачьей дракой. Турецкое «извини» – с немецким официальным «до свидания». Квартиру, которую я снял, – с магазином подержанных диванов. Их тут четыре штуки в двух комнатах. Не считая кровати.

Я пью воду из чайника, моюсь, планирую дело. Большая Сестра сказала, что главное найти Екатерину как можно быстрее. Екатерина старше алматинской Кати на тридцать лет, и ей необходимо рассказать несмешной анекдот, напечатанный у меня в конверте. Но сначала – найти. Похоже, даже Большой Сестре трудно отыскать человека в Стамбуле.

Первый день я слоняюсь по району. Жарко, безветренно и немного моросит из огромных кремовых облаков. Порт недалеко. Ближе только бар, чайная с бубликами-симитами и какая-то лавка детских маек. Если подниматься в гору, там начинается что-то типа рынка, дальше зона рестиков. Оттуда удобный вид. Красный кирпич, лаковые крыши, европейский баухаус и угловатые новостройки, за крышами виднеется суровой бровью мост, а за ним утыкается в молочное небо шпиль мечети. Южные черепицы сгрудились на берегу напротив. Воздух плотный, в ушах смешивается птичий, людской и мотоциклетный гомон. Когда я возвращаюсь под вечер, вижу, как чайка и кошка борются за хлеб. На противоположном углу жарят рыбу и ребёнок играет на кастрюле, как на барабане. Я не могу любоваться пресловутой местной красотой и городской жизнью, хоть вроде мозгом и понимаю, за что её тут ценят. Достопримечательности вроде той же мечети Софии давно перестали вызывать у меня эмоции. Когда пространство часто меняется, ты не придаёшь ему значения. Золото – просто жёлтый, блестящий и твёрдый предмет. Море – просто густой, тёмный и водный. Люди – просто очередные люди, речь которых ты, как правило, не очень хорошо понимаешь.

Я останавливаюсь напротив ребёнка-музыканта. Он перестаёт играть и спрашивает неразборчиво: «Сэр? Сэр?». Понятно. Иду дальше. Добираюсь до чайной около квартиры, выпиваю три «тюльпана» по совету таксиста. Сердце стучит быстрее, снова хочется спать. Если долго кататься по разным городам, то вся человеческая культура начинает казаться негигиеничной кучей хлама, сколько бы ты в уме не убеждал себя наслаждаться и ценить якобы восхитительный опыт.

Не хочу никакого опыта. Хочу зацепки. Их нет.

На второй день я пишу знакомому по имени Кайя, который здесь живёт. Он какое-то время учился вместе со мной в универе, приезжал по обмену, нещадно пил и прогуливал, но всё равно всем нравился. Сейчас Кайя работает на одну фирму аж синхронистом, у него огромная собака, смешная рыжая жена из Беларуси и невыносимо тупой ребёнок. Кайя рад мне, зовёт съездить на острова. Мне не хочется. Я в душе ему завидую. Меня вообще пожирает какое-то чёрное чувство. Наверное, таксист был прав и надо просто расслабиться, побыть гостем в месте, где любят гостей, если они ненадолго.

Легко сказать.

В итоге мы с Кайей катаемся на пароме. Паром почти пустой, пол тут деревянный, и сидушки отдают смолой. Кайя отрастил моррисоновскую гриву, которую еле заметно треплет ветер. Я рад, что мы вдвоём. Будь с нами жена Кайи и ребёнок… Неужто та самая примитивная тоска? А ведь Большая Сестра предупреждала.

Ничего. Она даст мне барыш, я вернусь домой и больше никогда никуда не поеду. Это ведь последнее задание. Да, я забыл сказать? А тут забудешь.

– Чем ты занимаешься? – спрашивает Кайя по-русски.

– Сопровождающий переводчик, – вру стандартную легенду. – Живу в Буэнос-Айресе.

– Невеста?

– Пока гуляю. Но вообще надо, да. Слушай… Ты ведь знаешь Екатерину? Которая тоже сейчас здесь, живёт на ренту. Седая такая, помнишь? Она…

– Екатерина Васильевна из Аджибадема? А ты откуда её знаешь?

Ветер усиливается, паром начинает качать, и у меня немного кружится голова. Я так и знал, что Большая Сестра не зря велела мне пообщаться со знакомыми. Наитие у неё круче моего во много раз.

– Екатерина, как же, ты чего. Помнишь, мы вместе были на конференции, где она рассказывала про санскрит? – додумываю.