И тут Рилинд резко проснулся. Ему было жарко, дыхание его было частым, сердце колотилось в груди. Он осмотрелся по сторонам. Всё в порядке: он в кресле в гостиной, где и уснул, а из кухни доносятся голоса родителей. Он тронул рукой подлокотник кресла, на котором спал, и рука ощутила его жесткость. Это был реальный мир, без тех ужасов, которые он только что видел во сне. Память тут же услужливо нарисовала ему людей без лиц. Рилинд решительно вскочил и пошёл в ванную, чтобы смыть холодной водой остатки кошмара. После этого он не захотел оставаться один, а пошёл к родителям на кухню. В какую-то жуткую долю секунды ему показалось, что папа и мама не увидят его, но это оказалось не так, и спустя полчаса Рилинд и думать забыл про свой сон.

Вечером праздничный стол семьи Ругова был уже не таким, как год назад. Цены взлетели до небес, а заработная плата или не выплачивалась, или выплачивалась частями. Маме на работе вообще выдали заработок натуральным продуктом: мешок муки, мешок сухого молока и консервы.

Как всегда, дверной звонок и телефон были заранее отключены, с дедушками и бабушками они пообщались ещё утром. Рилинд в этом году даже не заикался о том, чтобы сходить в гости к Бранимиру и у него встретить Новый год, да тот и не приглашал его. В семьях обычных граждан на счету каждый динар, и гостям были не рады.

Полночь! Три бокала: два с шампанским и один с детским напитком, — звякнули друг о друга и послышались невесёлые пожелания счастливого Нового года. Как говорится, надежда умирает последней.

Глава десятая

Был май 1990 года, ситуация в стране продолжала ухудшаться. Части Югославской Народной Армии, базирующиеся в Словении и Хорватии, начали принудительное разоружение местных национальных ополченцев, и дело почти дошло до прямого боевого столкновения. Обстановка в мятежных республиках накалилась до предела. В той же Хорватии местные органы власти приступили к увольнению сербов из местных правоохранительных органов, администрации и государственных компаний. Стали появляться исторические хорватские символы и знаки отличия, использовавшиеся ранее хорватской фашисткой ультраправой организацией, известной, как Усташи. Хорватские сербы стали опасаться геноцида.

У Мерджима была утренняя смена в больнице, Ерта была на работе, а Рилинд — в школе.

— Доктор! — позвала медицинская сестра Мерджима к себе придерживая приоткрытую дверь в кабинет. — Сюда, пожалуйста!

Мерджим молча направился к ней. Войдя в кабинет, он увидел на стуле женщину в рваной пыльной одежде с многочисленными ссадинами и кровоподтёками. И хотя она сильно пострадала, сидела на стуле самостоятельно.

Здравствуйте, — поздоровался врач с пациенткой. — Что случилось? — вопрос был адресован медсестре.

ДТП с велосипедом, — ответила та.

Наезд?

Нет, — покачала головой медсестра. — Пациентка ехала на велосипеде по проезжей части, её подрезал автомобиль, и она упала вместе с велосипедом на дорогу.

Теперь понятно, — понимающе кивнул врач. — Ну, что ж, начнём осмотр, — он встал перед пациенткой и стал проверять её на предмет сотрясения мозга.

Пациентка что-то буркнула.

— Что, простите? — переспросил доктор, не отрываясь от дела.

Я говорю, — громко произнесла пациентка, глядя на Мерджима, — что за рулём был такой же, как ты.

Медсестра посмотрела на врача, которого она считала сначала хорошим человеком, и только потом хорошим специалистом. Мерджим, как ни в чем небывало, продолжал осмотр.

Видя, что врач игнорирует заявление, пациентка уточнила:

За рулём был албанец, понятно? И он специально меня подрезал, хотел убить!

Тут женщина вдруг отпрянула от Мерджима.

— Я не хочу, чтобы меня осматривал албанец! В этой больнице, что, нет врача — серба?!

Да, что же это такое?! — взорвалась медсестра, но её тут же жестом остановил Мерджим.

Пригласите, пожалуйста, главврача, — попросил он и встав со стула, обошел письменный стол и сел за ним, начав заполнять медицинскую карту пациентки.

Медсестра сжала губы в нитку, зло посмотрела на женщину и молча вышла из кабинета. Вернулась она через пять минут. Вернулась не одна, а с главврачом.

Спасибо, — произнёс главврач, обращаясь к Мерджиму — дальше я сам справлюсь.

Мерджим кивнул и покинул кабинет, оставив своего начальника с пациенткой.

Это вы требовали к себе врача — серба? — поинтересовался главврач у пациентки, и та кивнула. — Я — серб.

Пострадавшая дала себя осмотреть. Назначив лечение, он отправил пациентку восвояси и стал искать Мерджима. Нашел он его в другом кабинете, врач в это время проводил осмотр бедолаги, повредившего себе ногу.

Мерджим! — главврач обратился к нему через приоткрытую дверь.

Я нужен? — вскинул глаза врач.

Ты скоро освободишься?

Ещё пара минут.

Как закончишь, зайди ко мне в кабинет.

Хорошо, — Мерджим продолжил приём пациента.

Закончив, Мерджим вышел из кабинета, намереваясь пойти в кабинет начальника, но, к своему удивлению, увидел того в коридоре.

— Не дошёл до кабинета, — пояснил главврач, поймав взгляд коллеги. — Какой-то сумасшедший день! Идём, — жестом поманил он за собой Мерджима и направился к кабинету.

Следуя за начальником, Мерджим испытывал волнение. С одной стороны, он прекрасно понимал, что ни в чём не виноват, и в разговоре с той хамкой вёл себя корректно. С другой стороны, время сейчас было непростое, и много у кого воспалялось чувство национального превосходства. Главврач — серб и живёт у себя дома, а Мерджим — албанец, и лично он не может сказать, что Белград — его дом.

Закуришь? — предложил главврач ему, когда они оказались в кабинете, и начальник запер дверь и открыл настежь окно.

Мерджим отрицательно покачал головой.

— И правильно, — кивнул начальник и закурил, выпуская струю дыма на улицу.

Они молчали. Главврач не торопился начать разговор.

Что ты хотел мне сказать? — не выдержал, наконец, Мерджим.

Ничего особенного, — пожал плечами главврач, всё также глядя в даль. — Ты не бери в голову ту чушь, которую наплела та… больная, — при этих словах главврач кивнул в сторону коридора. — Мы-то с тобой прекрасно знаем, что ты хороший человек и отличный врач.

Фраза повисла в воздухе. Мерджим терпеливо ждал продолжения.

Думаешь, когда мы о тебе думаем или говорим, то вспоминаем, какая там у тебя национальность? — начальник затушил о подоконник сигарету.

Нет, я так не думаю, — произнёс Мерджим, стараясь не выдать голосом или видом своё сомнение.

— Мы все эти невзгоды переживём, закалимся и станем ещё лучше. Правда ведь? — главврач посмотрел в лицо Мерджиму, и тот молча кивнул в знак согласия.

* * *

Десятилетнему Рилинду в школе в этот день было неспокойно. В школе то там, то тут по национальному признаку собирались кучки мальчишек, все обсуждали события, произошедшие в минувшее воскресенье на футбольном матче чемпионата Югославии между загребским «Динамо» и «Црвеной Звездой», который проходил на загребском стадионе Максимир. Матч пришлось прервать из-за драки между болельщиками, которая переросла в настоящее побоище. Стычки начались ещё до начала игры вне стадиона. Все надеялись, что это недоразумение, которое быстро уляжется, а оказалось, что была только разминка. Настоящие беспорядки начались уже на самом стадионе. С обеих сторон слышались провокационные выкрики и скандирования, перешедшие в погром и членовредительство. Нельзя сказать однозначно, кто первый начал, но можно с полной уверенностью заявить, что всё было заранее спланировано. Органы правопорядка не спешили вмешиваться в происходящее, и это усугубило ситуацию. Настроения, естественно, передавались детям от родителей и средств массовой информации. Само собой, школьное руководство внимательно следило за порядком в стенах школы и на её территории, и во время перерыва в коридорах школы было необычайно много учителей, зорко следящих за детьми и немедленно пресекающих любые споры между ними.