— Ой, Сенечка, я думала, мож случилось чего, — передавала мне лоток с белым хлебом Нина, — ты всегда такой правильный, неразговорчивый, вот я прям думаю, вроде на алкаша не похож, а я же про тебя ничего не знаю, мож заболел, мож уехал, прям вон мы с девками решили, товар примем и Тамарку отпустим, чтобы к тебе сходила.
— Да вот он я, куда я денусь, — я принимал очередной поддон с хлебом.
— Ну, знаете, всякое бывает, жизнь она такая, не угадаешь, — Петровна вздохнула всей необъятной грудью.
— Да ну вас, барышни, накаркаете еще, я промежду прочим первый раз так вот облажался. Ну проспал, ну с кем не бывает, зачитался вчера, аж до сегодня читал, вот и проспал.
Сердобольные тетки-то у меня какие.
— А Тамару не надо гонять, я если что соберусь в жизни поменять, я, дамочки, вас в первую очередь предупрежу. А вас, НинПетровна, как непосредственного руководителя прям вперед всех в известность поставлю.
Заулыбались мои торгашки, смешные, переживали за меня. А правда, чего это я с ними и не разговаривал совсем, живые вроде люди, а за полгода и полслова не сказали, что-то я совсем упырь какой-то стал.
— Ой, да ну тебя, какой я тебе руководитель, — Петровна аж засмущалась.
— Ну как какой, непосредственный, НинПертровна, я отпроситься хотел на завтра, — поеду-ка я завтра в город съезжу, мобильник себе простенький куплю, до тапочки, и может почитать чего.
— Конечно, езжай, конечно, я же не против, ты только тогда, если что, и правда предупреди.
— Нина Петровна, я вас умоляю, ну если что — это что? Нормально все. Просто вот мобильник думаю купить простенький, а то вот так вот коснись чего, пока до станции добежишь. А так буду вам в выходные названивать, отчитываться о проделанной работе. Надоедать по утрам буду.
Пора было переводить это все в шутку, а то похоже и правда переполошились бабы.
— Да, телефончик — это хорошо, а то живешь там, как леший, один.
— А что, похож, — присоединилась Тамара, — бородатый, лохматый, правда на лешего похож.
— Ладно вам, девушки, я, между прочим, причесываюсь, и баню топлю по субботам.
— Баня — это хорошо, вот пригласил бы в баньку-то? — подмигнула Тамара.
— Ты смотри, я думал, они тут скромницы, а они, значит, к одинокому мужику в баню набиваются. Ой, смотрите девки, а вдруг я маньяк. Сожру с картошкой на ужин.
— Да ну? — деланно испугалась Тамара, — а не полопаетесь столько есть? Мы ж всем коллективом придем.
— Ну если всем, то давайте, приходите. Вон снег сойдет и приходите, шашлычку замутим.
Мы продолжали с Тамарой таскать лотки из машины. Я выдергивал лотки из брюха хлебовозки металлическим длинным крюком, первый брала Тамара, следующий я, и так по кругу. Наконец, под шутки и вздохи Петровны, мы вышли на финишную прямую. Осталось три лотка.
— Чего вы тут ржете, бабы? — хлопнула дверью Юля, — я там, понимаешь, одна вкалываю, а они тут ржут.
— Ой, обработалась вся, на-ка, тащи, — сунула ей поддон Тамара, — давай, давай, волоки, вот и повеселишься.
Недовольная Юля понесла последний лоток в подсобку. Я бросил крюк внутрь машины.
— Все, — я постучал по боку хлебовозки и водитель вышел из кабины, чтобы закрыть кузов.
Противный был мужик, два через два он возил нам хлеб. Его напарник, молоденький парнишка, всегда весело впрыгивал в кузов и подавал поддоны, и мы за десять минут разгружались. А этот даже здоровался через губу. Ну да ничего, разгрузились, не обработались. Я пошел проверить свое хозяйство. Котел никто за меня не затопил, в магазине было уже прохладно, система же совсем остыла, и помещение следом тоже стыло. Я затопил, натаскал угля. Затрещало, запело. Надо к Нине для проформы отметиться, что уехал. Пора протрястись бы и посмотреть, чего там в мире нового произошло. Внезапно пришедшая идея проветриться до города заняла все мои мысли. Уже и забыл я о ночном психозе и о разговоре с отцом Львом, забыл, мысли блохами запрыгали в голове. А еще жутко захотелось кофейку, хорошего кофейку, и подстричься, и побриться. Блага цивилизации потянули за собой, только разве что слюна не закапала. Шефиня наша восседала в своем кабинете, подперев бюстом подбородок, и ловко отбивала на калькуляторе чечетку. Вот как она с такой скоростью умудрялась считать — загадка. Я ни в этой, ни в прошлой жизни не смог бы кроме как десять на десять умножить, а Петровна на простом куркуляторе такие балансы сводила, туши свет. Сельпо конечно не ГУМ, и даже не супермаркет, но тем не менее, на сколько я мог представить, оборот у магазина был не слабый, и поставщиков было не два, и налоги, наценки, расценки, усушки, утряски, короче, для меня торговля всегда была темным лесом. По раннему бизнес опыту думал купить магазин и жить припеваючи. Купил, две недели прожил в нем, то одно не сходится, то другое не проходит, короче, через десять дней уже написал объявление о продаже, через три недели продал с убытками, а еще через полгода ехал мимо и глаза вылезли из орбит — новый владелец пристройку уже лепил к магазинчику, и блестел мой бывший лабаз, как пасхальное яичко.
— НинПетровна, — стукнул я для порядка в открытую дверь, — ну чего, я завтра с утра приду пораньше, затоплю, разгрузить помогу, да кто первый приедет — отпустит, а после обеда я приеду. Тут езды-то полчаса туда, полчаса обратно.
— Езды тут минут сорок, но это ничего, ты езжай конечно, раз надо. А то и правда ни связи, ничего, — Петровна оторвалась от километров своих циферок, выписанных бисерным почерком на лист, — ты это, присядь на минутку. Я что хотела сказать-то. Может, мы тебя давай официально оформим. А что? Купи завтра трудовою книжку, на вокзале в книжном, я тебе доверенность нарисую, и делов-то, а?
— Да не стоит, — присел на добротный, помнящий еще царя Гороха, стул, — я же в Москве числюсь на работе, мне оно вроде незачем, — начал выкручиваться я, — Я там у друга оформлен, и ему удобно. И мне хорошо стаж идет.
— Мм-м, а то смотри, я чтоб без обид, мне не трудно, у меня ставка, если что, оформлю.
Я было хотел продолжить возражения, но она видно не закончила.
— Нет, я, конечно, понимаю, ты человек городской, и по всему видать образованный, оно и понятно — истопник не карьерный рост, но я же до конца-то ситуацию твою не знаю. Так что мое дело предложить.
— Да не в карьерном росте дело, числиться я числюсь, на деревенский харч мне хватает и так, а дальше поглядим.
И как-то само вдруг запросто сказалось:
— А там как Бог даст.
— Ну и ладно, вот только одно еще сказать-то хотела, ты на девок не сердись. И на Тамарку тоже, это от любопытства просто, человек ты новый, у нас тут десять лет проживи, а все новый, одно слово — деревня. А тем более, ты одинокий вроде, — застеснялась Шефиня. Вот чего, вишь, одинокий я, понятное дело, куда вывела, — Так что ты на нас не сердись, а Тамаре я аккуратно скажу, чтобы не приставали. Нечего, правда, баню им истопи.
— Ну зачем вы так, НинПетровна, не надо никому ничего говорить, подумаешь, посмеялись, а чего нам не поржать, мы ж не вместо работы ржали, а параллельно, а это не возбраняется трудовым законодательством.
Я подмигнул шефине.
— А вообще, — начал я, вставая, — снег сойдет и давайте и правда все в гости, баню натоплю, мясо замариную, посидим, выпьем, песен попоем. У меня соседей нету, ругаться некому. Так что это дело хорошее.
Петровна открыла было рот, но я уже вышел, ну ее. Понятное дело, я и сам удивился, прожил тут уже почти, да нет, не почти, а полгода, и все как немой. Надо и правда по первой траве Иваныча позвать в гости, да девок, да Петровну, можно и батюшку, но он откажется, конечно.
Так до вечера я прокрутился в своих мыслях о первой травке, о чашке кофе, которую первым делом выпью в городе. О прочей дребедени. Дома стал собираться на завтра. Сам от себя не ожидал такого волнения. Мысль съездить в город выросла в мысль доехать до Москвы. Если до уездного города было сорок минут езды, то до Москвы два часа. Вот я рассчитывал старательно два часа туда, два обратно, пару часов там. Приеду на Курский, там на такси до дома пятнадцать минут огородами, посмотрю хоть, как оно там. И обратно. Нет, постригусь, обязательно постригусь, а то волосы уже длиннее, чем у Юльки. В таком вот мелком мандраже я положил во внутренний карман Ареговского спортивного костюма паспорт и деньги. Денег взял много, по моим сегодняшним меркам, аж целую тысячу долларов. Но несмотря ни на что, заснул, как миленький, только успел про себя подумать:
