– Она работает лаборанткой на нашем лесном комплексе. Вроде, окончила медучилище. Но не в этом дело. Эль, она заявила, что будет рожать! – ответил Альберт, потупив глаза.

– Как тебя угораздило, братишка, переспать с ней? А как же твоя обожаемая Оленька? – снова спросила Эльвира.

– Никак. Оля отказалась выслушать меня. Ей кто-то уже сообщил о том, что я нажил ребёночка с соседкой, – сказал Альберт. Эльвира в ужасе уставилась на брата. Её переполняла досада, возмущение и злость на слабовольного братца, зачеркнувшего свою счастливую историю с Олей из-за банальной похотливости.

Вскоре после этого разговора Эльвира уехала продолжать свою учебу в медицинском институте и её захватила студенческая разнообразная активная жизнь. Через пару месяцев ей пришло письмо от Альберта, в котором он жалуется, что Люся преследует его повсюду и умоляет жениться на ней.

– Что ты ноешь, Бертик? Собирайся и беги из Январска! Ты с отличием закончил институт культуры! Ты мечтал попасть в московскую студию танца! Вот и сделай это! – кричала Эльвира в трубку брату, заказав междугородние переговоры. Но Альберт мямлил что-то о предстоящем назначении его директором городского дома культуры с приличным окладом. Эльвира не выдержала, бросила трубку.

Когда Эльвира приехала домой, мама с грустью в голосе сообщила, что Альберт зарегистрировал свой брак с Людмилой Векушиной и переехал жить в её однокомнатную квартиру на первом этаже в их доме.

– Мама, в конце концов, что такого произошло? Альберт сделал свой выбор, значит, нам надо принять и смириться! – сказала Эльвира, пытаясь утешить маму.

– Ах, если бы! Эта женщина намного старше Алика! Но даже дело не в этом! Она хитра, лжива и лицемерна! И потом, Алик не любит Людмилу, он страдает по Ольге! Я же вижу! – возразила мама.

– Какой страдалец, однако! Так страдает, что запросто упал в постель с другой! – ответила Эльвира со злостью.

А через три месяца Люся родила здоровую красивую девочку, которой дала имя Арина. Арина Альбертовна Вяцкая.

После окончания учёбы Эльвира с мужем какое-то время жили вместе с мамой. После работы она забегала к брату и с удовольствием возилась с племянницей.

В ней возник материнский инстинкт, который рос, разрастался и увеличивался. Пока не реализовался спустя два года.

Эльвира сама стала мамой крепыша весом в четыре килограмма.

В 1988 году Клима Аргунова, мужа Эльвиры, пригласили на строительство нового ледового дворца в Иркутске. Ему вне очереди выделили двухкомнатную квартиру. Клим окончил Красноярский строительный институт и имел практический опыт в строительстве спортивных сооружений в Красноярске. Они переехали без раздумий. Всё же областной центр имеет неоспоримые возможности в плане жизненных перспектив и развития ребёнка. А это волновало Эльвиру в первую очередь.

Они поселились в пятиэтажке почти в центре Иркутска. Тимофей пошёл в детский садик, Эльвира устроилась в городскую больницу возле дома.

В родной Январск Эльвира приезжала редко, только во время редких отпусков. Молодой семье не хватало денег. Клим пропадал в горных экспедициях, довольствуясь только самым необходимым. Он мог годами ходить в старой прожженной солнцем куртке и есть сухой суп из пакетов. Эльвире же для комфортного существования было не достаточно питаться кое-как и одеваться в дешевое тряпье на китайском рынке. Она днем принимала больных, ночью дежурила в отделении. Зато щеголяла в норковом полушубке и финских высоких сапогах.

В последний раз Эльвира приезжала в Январск на похороны мамы.

Моложавая активная Лилия Антоновна Вяцкая сама несколько раз приезжала в Иркутск увидеться с дочерью и внуком. Она никогда не жаловалась на здоровье, успевала посмотреть художественные выставки и сходить с внуком в драматический театр. Её короткое пребывание в Иркутске радовало Эльвиру и освобождало от многих проблем. Лилия Антоновна готовила вкусный ужин из свежих продуктов, купленных на рынке, вымывала до блеска квартиру и проверяла дневник Тимофея.

– Эх, доченька! Какой дорогой ценой ты платишь за эти тряпки! Пройдет несколько лет такой безумной гонки и ты не сможешь видеть себя в зеркале! – говорила Лилия Антоновна, вглядываясь в измученное лицо дочери.

– Знаю, знаю… Но как остановиться? Уже не могу занижать планку. Вот подрастёт Тим, брошу дежурства, оставлю только дневные приёмы… – заверяла Эльвира, набрасываясь на жаркое из говядины, поставленное заботливой мамой.

– Стремление всегда быть на высоте – это в тебе от отца. Он так заботился о том, чтобы понравиться окружающим. Боялся, что о нем могут плохо подумать, загонял себя в стальные тиски. Но это его и сгубило… – с грустью отозвалась Лилия Антоновна.

– Мамочка, не волнуйся за меня. Я – сильная! – горделиво ответила Эльвира.

Спустя годы, она будет вспоминать с горечью о том, что тогда даже не спрашивала мать о ее самочувствии. Никогда жизнерадостная Лилия Антоновна не давала ей повода печалиться.

Когда ей исполнилось 58 лет, мать легла в районную больницу на плановую операцию по поводу иссечения небольшой язвы кишечника. Во время операции её сердце остановилось.

– Эль, ты не против, если мы переселимся в мамину квартиру? – спросил Эльвиру Альберт после поминок. Все посторонние разошлись, они вдвоём горестно смотрели на мамину фотографию с черной полосой.

– Делайте, как вам удобно, – тихо произнесла Эльвира. В этот момент у неё не было сил думать и говорить о материальном. Шок от неожиданной утраты парализовал тело и дух.

Да и делить было нечего. О разделе квартиры, в которой они с братом выросли, Эльвира не хотела слышать. С её точки зрения, это выглядело кощунством – продать родительскую квартиру. Книжные шкафы с любимыми мамиными книгами, занавески из гобелена, подшитые мамиными руками, картины на стенах, вышитые маминой рукой – это то, что следует хранить и лелеять. Также, как трепетно хранила мама их детские рисунки и тетрадки с первыми словами. В том, что её брату мамины вещи были так же дороги, Эльвира не сомневалась.

Лилия Антоновна, проработав в должности директора школы двадцать пять лет, не заработала ни дорогой мебели, ни золотых украшений, ни денежных вкладов в сбербанке. Администрация школы взяла на себя все расходы по погребению своего бессменного директора.

– Мы оставим тебе нашу бывшую детскую комнату, чтобы ты приезжала туда, когда тебе захочется. Там будет всё, как при маме. Люся сказала, что двух комнат нам будет достаточно, – заверил Альберт, провожая сестру на вокзал.

Через полгода практичная Людмила сдала свою однокомнатную квартиру одной знакомой.

– Вам-то что за дело, куда я деваю свои таблетки? Можно подумать, медики их не продают втридорога! Не слепая, вижу в телевизоре, что про вас, апидов, показывают! – Фрида Игнатьевна выпучивала свои бесцветные глаза на Эльвиру и кричала на весь кабинет.

В прошлом месяце Фрида буквально вырвала у Эльвиры льготные рецепты на усиленную дозировку снотворного. Старушка утверждала, что все болезни у неё от бессонницы. Через две недели она снова пришла за льготными рецептами. Медсестра Зиночка Храмцова несколько раз видела, как Фрида продаёт таблетки прямо в торговом зале центральной аптеки. Учитывая психотип Фриды Игнатьевны, бессонница её никогда не мучает. Свою инвалидность второй группы Фрида выбила из врачей привычным путём угроз, скандалов и жалоб в департамент здравоохранения. Эльвире не хочется скандалить со старушкой, она вздыхает и выписывает ей пару упаковок феназепама.

– Опять пачки по семьдесят восемь рублей? А Василию Цакоркину моему соседу, значит, по триста пятьдесят? Это что же, он подкупил вас? То-то я смотрю шубейка-то норковая у вас на вешалке болтается! – снова воззрилась на врача Фрида, разглядев рецепты.

– Вы свободны, Фрида Игнатьевна! Зина, зови следующего! – железным голосом произносит Эльвира. Иначе Фриду не остановить.