– Ну, этот твой. Хлыщ с татуировкой на шее.

– Кто?

Мне все труднее было сдерживаться. Одна часть меня умоляла достать из сумки рубашку Ромы и прильнуть к ней носом или даже всем лицом, чтобы вдохнуть запах, другая – растоптать ее и выбросить немедленно.

– Кто-кто, Гай в пальто! – Рассердилась Олька. – Он минут десять назад ворвался сюда и требовал у меня, чтобы я дала ему явки и пароли.

Сглотнув, я полезла в сумку. Нашла телефон. Три пропущенных от него. И фотография Сережика. На душе сразу потеплело. «Нашелся все-таки».

– Так он тебя не нашел?

Сразу вспомнилось, как Рома прошел по коридору, не удостоив меня и взглядом. Не хотел, наверное, позориться перед друзьями. Тогда почему вчера мое присутствие рядом со своими гостями Гая ни сколь не смущало? Был пьян? Или они тоже все уже были в курсе жестокого спора?

– Настя, возвращаю твою ручку. – Прошептал Женя.

Обернулась. Он, искренне улыбаясь, протягивал мне шариковую ручку, взятую накануне. Приняла ее и улыбнулась ему в ответ. «А очки Женьке определенно идут» – подумала, спешно отворачиваясь. И смущенно уставилась в тетрадь.

После третьей пары решил подкараулить ее возле раздевалки. Обычно я и до второй пары не досиживал в последнее время, но ради того, чтобы увидеть ее, решил все же сделать исключение. Девушка спустилась по лестнице и как раз подошла к гардеробу, когда мне пришлось притормозить, потому что она заговорила с работавшей там старушенцией. Наблюдая за ней из-за угла, я злился и кусал губы.

«Такая же, как все. Ничем не лучше. Ничем. И я это докажу».

Помахав на прощание старушке рукой, Ежова огляделась в поисках кого-то из своих знакомых. Прищурилась, как крот, всматриваясь в толпу. Нахмурила лоб. На память пришли разбитые вчера очки – должно быть, ей нелегко приходилось без них. Девушка потопталась на месте, вцепившись в сумку, повытягивала шею, но так никого не различив из своих в общем потоке студентов, опустила взгляд в пол и полезла за телефоном.

Самое время мне было появиться.

Отделился от стены и направился к ней, продолжая покусывать губы. Каждый мускул напрягся в моем теле. Впервые в жизни я плохо понимал и свои желания, и сомневался насчет намерений. Хотелось сделать ей больнее за то, что она вчера прикидывалась передо мной белой овечкой в то время, как у самой был парень – очкастый олух, который возил ее в университет и мог беспрепятственно касаться ее тела всякий раз, как ему этого хочется. Интересно, он знал, что вчера его девушка была на моей вечеринке?

– Трудно было ответить на мои звонки? – Я бросился с места и сразу в карьер. Плевать я хотел на нее и на невинные глазки, что она таращила. – Или ты хотела скрыть от кого-то, что я тебе звонил?

Настя вся разом напряженно собралась. Точно как ее ежик. Нервно дернув плечами, осторожно подняла на меня взгляд. Лицо ее было бледным, почти изможденным, а еще очень напуганным. Она явно не ожидала на меня здесь нарваться. Светло-синие глаза скользнули по моей груди и остановились на лице. В них был столько печали, невысказанной боли – целый ураган чувств, что по моей спине от увиденного тут же побежали мелкие мурашки.

– Вижу, с правилами этикета ты не знаком. – Губы Ежовой задрожали. – Здороваться тебя не учили?

Я опешил. Но смутили меня не ее слова, а темные круги, пролегшие под ее глазами. Да и веки девушки были воспаленными и настолько красными, что это говорило либо о том, что она только что плакала, либо, что очень устала и не выспалась.

– Было бы с кем здороваться. – Воздух с шумом вырвался из моих легких. – Рубашку мою верни.

Она хлопала ресницами, а ее грудь вздымалась ритмично и высоко.

– Слабо было при своих друзьях поздороваться со мной? – Лицо Насти искривилось гримасой разочарования. Она полезла в сумку, достала рубашку и буквально впечатала ее в мою грудную клетку. – Или с чернью при них не здороваются? – Отпустила руки и сложила их в замок на своей груди. – Сделал вид, что не знаешь меня. Ты ужасно жалок, Гай. Мне-то ведь от тебя ничего не нужно. Просто хотела, чтобы ты вернул мне моего ежа. Отдай мне его и можешь дальше делать вид, что таких, как я, не существует.

Дрожащей рукой повесил рубашку на свое плечо.

– Каких? Лживых стерв, прикидывающихся забитыми и жалкими? Все верно, не ломанись ты мне вчера под ноги, я тебя никогда в жизни бы не заметил!

Настя смотрела на меня, открыв рот. И часто моргала, пытаясь прийти в себя. Задыхалась, точно от удара под дых.

– Что?

Ее глаза заблестели от слез, а лицо побагровело, и тут я почувствовал себя полным кретином, спятившим от ревности к девушке, которая не должна была мне абсолютно ничего.

– Ну, ты и урод… – Развернувшись, она понеслась по фойе в сторону выхода.

Молодец. Пять с плюсом. Ты ее довел.

«Блин…»

– Настя! – Крикнул.

Но она и не думала останавливаться. Бежала на негнущихся ногах, в ужасе прижав руку ко рту.

– Настя, подожди!

Догнал ее уже на крыльце, остановил, схватив за плечи, рывком развернул к себе и обомлел: по ее пылающим щекам текли слезы. Целые ручьи слез. Она вся сжалась, втянув голову в плечи, и опустила взгляд, чтобы я не видел влаги на ее лице. Но уже было поздно. Я был ошарашен тем, что сотворил с ней.

– Какое право ты имеешь говорить гадости посторонним людям? – Она выдохнула и снова лихорадочно вдохнула, шмыгнув носом. – Кем ты себя возомнил? Я же тебя совершенно не знаю. Мы с тобой и больше десяти минут никогда не общались, но ты почему-то думаешь, что можешь делать обо мне какие-то выводы! Думаешь, что ты пуп земли? А ты просто избалованный, обозленный мальчишка, вот ты кто! Пустое место для меня! – Дернулась, высвобождаясь из захвата. – Убери свои лапы и дай мне пройти!

– Нет. Настя… – Моя ярость превратилась в пыль. Я понял, каким идиотом выставил себя перед ней. Каким грубым и неотесанным был, и мне стало жутко стыдно. – Подожди.

– Верни мне моего ежа. – Она сглотнула. – И больше я не хочу слышать о тебе никогда!

Отвернула голову так, чтобы я не мог взглянуть ей в лицо. Спряталась за светлыми волосами и тяжело вздохнула.

– Прости меня, Ёжа. – Сам от себя не ожидал. Осторожно отпустил ее плечи, взялся правой рукой за ее тонкое запястье и потянул, заставляя посмотреть на меня. Она была такой хрупкой, почти воздушной, и у меня сердце застучало, как бешеное. Чуть не задохнулся от этой близости. С рваным вздохом втянул в легкие побольше воздуха и выдавил: – Извини, Насть. – Свободной левой рукой нежно коснулся ее лица. Тыльной стороной ладони стер горячую дорожку из слез. – Не знаю, что на меня нашло…

Она распахнула навстречу моему взгляду свои невозможно яркие, бездонные сине-голубые глаза и замерла. Я засомневался на секунду, обожженный ее этим испуганным взглядом, а потом все же продолжил: стер влагу с другой ее щеки и аккуратным робким движением убрал несколько прилипших к коже кудрявых локонов ей за уши.

– Что тебе нужно? – Прерывисто выдохнула она.

Я собирался прочистить горло, но чуть не подавился. В горле забулькало, изо рта вырвался лишь кашель, похожий на хрипловатый смешок. Сердце болезненно сжалось. Что же это такое со мной?

– Ничего. – Вытер оставшиеся слезинки с ее щеки.

Виновато улыбнулся, заставив ее недоверчиво нахмуриться в ответ.

– Тогда можешь меня уже отпустить. – Потянула руку.

– Нет. – Вдруг сорвалось с губ.

– Почему? – Большие, синие, лучистые глаза вспыхнули удивлением.

– Потому что не хочу.

Иначе, как мне было еще объяснить то, чего я и сам в себе не понимал?

Настя облизнула губы и взволнованно оглянулась на проходящих мимо студентов. А мне было все равно, кто нас сейчас здесь мог видеть.

– Ты выглядишь уставшей. – Сказал вместо этого.

А сам засмотрелся на мягкие, вьющиеся, спадающие волнами по плечам светлые волосы Ёжки. И в груди так противно зажгло: «Не хочу, чтобы кто-то другой вдыхал их запах. Только я. Они мои». И вся эта ее тощая фигурка, нескладная походка, насмешливые губы и перепуганные глаза – ни с кем ими не хотел бы делиться.