Морс насмешливо и с показной любезностью улыбнулся:

– Позвольте мне самому решать, что я должен делать. Пока это только догадки и предположения, хотя они не лишены оснований. Видно, придется искать его, этого мужчину, наверняка придется. Но скажите мне три вещи. Вы курите?

– Да.

– Позвольте взглянуть на пачку ваших сигарет. Если она у вас с собой, разумеется.

Томас вытащил из кармана широкую металлическую коробку с сигаретами “Маркович”. Слева черные и белые вертикальные полоски, справа маленькая картинка: джентльмен в черном цилиндре закуривает сигарету, руки в серых перчатках защищают огонек, белый шарф плотно закрывает шею, нос острый, как клинок томагавка, тонкие ярко-красные губы, готовые вытянуться в улыбке, очень густые брови, а глаза мутные и как будто подкрашенные – в целом скорее маска, чем лицо, и довольно зловещая, скажем прямо, маска. За ним видны высокие языки пламени, вполне возможно и адского, кто знает. Томас протянул коробку Морсу:

– Зачем она вам?

Полицейский осмотрел коробку и через минуту вернул Томасу.

– Очень жаль, – сказал он. – Если бы вы не курили эту марку, пришлось бы искать кого-то, кто курит именно ее. Она не из самых популярных. Но теперь я вижу, что это вы. И еще скажите, откуда у вас царапина на подбородке? – Он указал нужное место на собственном лице (примерно то же самое, где был старый шрам у профессора Уилера).

Морс был очень приметлив. Томас напрочь забыл про царапину, пока не увидел ее утром в зеркале, но к тому времени она уже начала покрываться тонкой корочкой, и при умывании он постарался до нее не дотрагиваться.

– Эта? – Томас коснулся царапины. – Меня случайно оцарапала Дженет. Она лежала в постели, подняла руку, чтобы не глядя погладить меня по щеке, но промахнулась и оцарапала. У нее были длинные ногти, не знаю, заметили вы это или нет. Надеюсь, вы не вообразили ничего другого?

– Я могу вообразить много всего разного, – ответил Морс. – И хотя иногда в это трудно поверить, нам, моим коллегам и мне, платят отчасти и за это. Короче, я могу вообразить что угодно – в меру своих способностей. И последнее: не могли бы вы как можно точнее определить характер ваших отношений с Дженет Джеффрис?

Том вопросительно глянул на Саутворта. Несмотря на молодость, тот все же был его тьютором, то есть одним из тьюторов. Тот не кивнул, а только сжал губы – в знак того, что советует ему продолжать, либо подтверждая, что вопрос касается именно интимной сферы.

– Время от времени мы с ней занимались сексом. Не очень часто. У Дженет имелся в Лондоне ее Хью, а у меня есть невеста в Мадриде. Но недели тянутся медленно, а еще медленней тянутся триместры.

– А вчера вечером?

– И вчера вечером тоже, да, тоже.

– Это происходило при каждой вашей встрече?

– Да, можно сказать и так, за редкими исключениями. Но встречались мы, повторяю, не очень часто. Я не играл большой роли в ее жизни, как и она в моей. Главным для нее был этот Хью. Мы просто помогали друг другу разогнать скуку, это были поверхностные отношения. Вам надо вести поиски в другом месте.

Морс словно не услышал его совета:

– Ис каких пор вы таким вот образом разгоняли скуку?

– Ну… Я учился еще на первом курсе… Примерно тогда это и началось.

Морс поднял брови, искренне удивившись:

– Это повторялось… это продолжалось несколько лет… Весьма своеобразная форма отношений, чтобы считать их поверхностными.

Тут Саутворт решил поддержать своего ученика, поскольку уловил в словах полицейского нечто большее, чем в них, пожалуй, крылось, – недоверие, подозрение и намек, хотя слова Морса выдавали лишь отсутствие у него близкого знакомства с привычками тех, кому было лет на пятнадцать – двадцать меньше, чем ему самому, или, скорее, теоретическое осуждение таких сексуальных привычек, в которых, на его взгляд, не было ничего общего с любовью, тонкими чувствами или заботой о последствиях.

– Знаете, человек может всю жизнь ложиться с кем-то в постель и продолжать считать такие отношения поверхностными. Почему бы и нет? Думаю, существует немало супружеских пар, которые именно так и живут, буквально так. – Саутворт был настолько дотошным, что в любой ситуации просто не мог промолчать и не дать ей максимально точную характеристику.

Морс пожал плечами:

– Не знаю, я не женат. Но себя в подобных обстоятельствах мне трудно вообразить. – Это прозвучало немного ностальгически, словно он вспомнил какое-то конкретное лицо, конкретную женщину, на которой так и не смог жениться. – Я не… – Он хотел добавить что-то еще, но сдержался.

Морс раскрыл ладонь, посмотрел на нее и повторил этот жест пару раз, как будто ему хотелось увидеть на пальце обручальное кольцо, которого там не было, но тем самым он словно еще и говорил: “Но вам-то какое до меня дело? И зачем вам знать мое мнение? Хватит об этом”.

Он поблагодарил их, попросил Тома не покидать город, не предупредив его, Морса, а уж тем более ни в коем случае не уезжать из страны без особого разрешения. Потом объявил, что, пожалуй, в ближайшее время от Тома потребуются официальные письменные показания, уже в комиссариате, где ему придется повторить в точности то, что он рассказал здесь, – и ничего больше. Возможно, понадобится также его помощь, когда художник станет рисовать портрет-робот, опираясь на данное Томом описание мужчины, который явился к подъезду мисс Дженет Джеффрис сразу после его ухода.

– Ну и тип этот Морс, – сказал Томас своему тьютору, как только услышал за дверью шаги инспектора, спускавшегося по лестнице.

Но вот Саутворт, казалось, не почувствовал после его ухода ни малейшего облегчения, а скорее наоборот. Он велел Томасу снова сесть и заговорил очень серьезно:

– Не знаю, насколько ты понял ситуацию, но для тебя она складывается весьма скверно. Я уверен, что они не найдут ни малейшего повода, который заставил бы тебя убить девушку, но им это не всегда и нужно: сейчас ты являешься главным подозреваемым, если только не удастся отыскать того человека и доказать, что он направлялся в квартиру Дженет, а не в любую другую, ты-то ведь не знаешь, куда он пошел. Скажи, она не была беременной? Хотя это покажет вскрытие. – Саутворт быстро цеплял одно слово к другому, что выдавало его тревогу, однако тон сохранял спокойный.

– Она принимала таблетки. А если бы они не подействовали, было бы куда вероятнее, что забеременела она от своего Хью. Только не требуйте, чтобы я сейчас думал еще и об этом, то есть думал о себе. Важно, что кто-то убил Дженет, вот в чем ужас. Вчера мы были вместе, понимаете, мистер Саутворт? Я переспал с ней, и, возможно, за это ее и убили. – Томас Невинсон в отчаянии схватился руками за голову. Такая мысль до сих пор не приходила ему в голову – пока он не произнес это вслух.

– Да, понимаю, Том. Я уже слышал это от тебя, – ответил тьютор. – Но ты ошибаешься. Если тебе и надо о ком-то сейчас тревожиться, то только о себе самом. Понимаю твой ужас, твое горе, но Дженет уже перестала существовать для тебя. И вообще для всех живых, хочу я сказать. Сейчас в опасности находишься ты. Поговори с адвокатом. Пусть даст тебе нужные советы, пусть научит, как себя вести, пусть защищает тебя. Защищает от того, что может на тебя свалиться. Это надо сделать срочно, хотя время все равно уже упущено. Ты напрасно так много всего наговорил этому полицейскому Морсу. Слишком откровенно и ничего не скрывая. Он весьма ловко повел дело, был предельно вежливым и воспользовался твоей неопытностью. Я пытался тебя предупредить…

– Но ведь мне нечего скрывать.

– Не будь таким простаком, Том. Человек никогда толком не знает, что должен скрывать, а что нет. Во что веришь ты сам, никакой роли не играет, как и то, что произошло на самом деле, если никто этого не подтвердит. Важно лишь одно: что другие извлекут из твоего рассказа, из твоих слов или что захотят извлечь. И как этим воспользуются, особенно если решат все перекрутить и повернуть по своему усмотрению. А как они узнали про твой вчерашний визит? Кто-нибудь видел, как ты входил или выходил?