Наверняка именно поэтому Дженет с такой радостью принимала визиты Томаса, неизменно завершавшиеся постелью, хотя секс у них получался почти механическим и каким-то даже деловитым, но именно Томас, как уже говорилось, старался оттягивать каждое следующее свидание, чтобы ненароком не превратить их для Дженет в удобный и всегда доступный способ убить время (а времени у Дженет было более чем достаточно), ведь привычка творит чудеса и возводит в ранг необходимости то, что поначалу выглядело как ни к чему не обязывающая прихоть. Когда Томас все-таки решался на встречу, он обычно выбирал вторник или среду: ему казалось, что в понедельник Дженет все еще находится под впечатлением от воскресного лондонского свидания, а в четверг с нетерпением ждет очередной поездки; иначе говоря, он выбирал дни, когда девушка больше всего скучала или досадовала и даже злилась на своего любовника, то есть больше всего желала наказать своего Хью, пусть и тайком от него самого, утоляя лишь собственную жажду мести.
В ту среду все происходило как обычно. Они немного поболтали на третьем этаже книжного магазина, где бывало меньше всего покупателей, и, спрятавшись за стеллажами, попытались опередить события, предвкушая вечернюю встречу: уже понабравшийся опыта Томас на долгую минуту запустил руку ей под юбку, не отводя при этом глаз от корешков сочинений Киплинга. Оба стояли, оба быстро возбудились от первых же прикосновений, как это часто бывает в юные годы, оба старались запастись ощущениями, чтобы снова и снова переживать их до конца дня, до встречи в скромной квартире Дженет на Сент-Джон-стрит, рядом с Музеем Эшмола и элегантным отелем “Рэндольф”. Они договорились, что Том заглянет к ней около девяти, и даже не собирались идти вместе ужинать, то есть не стали притворяться, соблюдая некий ритуал, поскольку никаких особых церемоний их отношения не предполагали.
Он пробыл у нее чуть меньше часа, и этого времени обоим хватило, чтобы от иллюзий предвкушения перейти к легкой грусти, когда что-то только что свершившееся не хочется ни вспоминать, ни уж тем более повторять, а на самом деле оно начинает казаться даже лишним и забываться еще во время самого процесса: секс ради здоровья и без всяких изысков, секс, которым просто положено заниматься раз в несколько дней или, в крайнем случае, раз в неделю, а если кто такой режим не соблюдает, он выглядит маргиналом. Это больше идея, чем практика, и, размышляя над только что законченным актом, человек приходит к досадному выводу: “Да, я почувствовал острое желание, но, по правде говоря, мог бы спокойно и перетерпеть, а вот теперь кончил – и никакой радости, а скорее даже раздражение: стоило ли оно того? Была бы возможность повернуть время вспять, я бы, пожалуй, от этого воздержался”. Хотя в то же время человеку ясно, что он лукавит, и, поверни время вспять, снова почувствовал бы то же острое желание и, разумеется, отказываться ни от чего не стал бы.
Томас испытывал жалость к Дженет и не был уверен, что она точно так же не жалеет его самого. Они даже не стали раздеваться и, по сути, продолжили начатое в книжном магазине, как будто утренние воспоминания уже перезрели и теперь наложились на новые и совсем другие обстоятельства, а эти обстоятельства подчинились своевольным фантазиям, занимавшим их мысли на протяжении всего дня. Правда, Том стянул с Дженет чулки, вернее колготки, и трусы, но с себя снял лишь плащ и пиджак. Потом расстегнул ширинку – и этого было достаточно. Кончив, он поспешил в ванную, чтобы ничего не запачкать, а когда вернулся в комнату, Дженет лежала на боку, устроив голову на подушке и с книгой в руках, словно намекая, что пора перейти к другим занятиям, а может, ей не терпелось вернуться к прерванному его приходом чтению. На ней была все та же мятая и задранная до середины бедер юбка, на левой руке – часы, на правой – пара браслетов. Еще недавно, пока они стоя занимались тем, ради чего встретились, Томас слышал их позвякивание – и это его отвлекало, а еще он видел покачивание ее серег в форме довольно больших колец. Дженет стояла наклонившись, уперев кулаки в матрас, он стоял сзади, и ни она, ни он не подумали снять с себя что-нибудь еще, раз оно не мешало им в этот момент. И вот теперь Дженет больше напоминала женщину, которая в гостиничном номере перед сном погрузилась в чтение, чем женщину, которая у себя дома позволила молодому парню воспользоваться ее телом. Дженет была старше Тома года на три-четыре. Яркая блондинка, скорее всего крашеная, с тонкими, своевольными и решительными чертами лица, с красивыми бровями, изящной дугой поднимающимися к вискам и более темными, чем волосы на голове. Очень красные губы и чуть разделенные передние зубы, из-за чего улыбка получалась детской. Глаза увлеченно скользили по книжным страницам, словно сейчас больше ничего на свете Дженет не интересовало. Она не оторвала взгляда от книги, даже когда он вернулся, но, разумеется, заметила это и подняла левую руку, словно говоря: “Погоди минутку, сейчас дойду до конца строки”. Она, кстати сказать, не сочла нужным снять пару колец с этой руки – того, что было на безымянном пальце и напоминало обручальное, и скромного перстня с ониксом на среднем. Оба могли быть подарком ее любовника Хью, подумал Том, первое – в знак помолвки, а второй – просто чтобы порадовать ее.
– Как у тебя идут дела с твоим Хью? Вы планируете соединиться? То есть твой переезд к нему? – спросил он.
Обычно он ничем таким не интересовался, по крайней мере, никогда не задавал прямых вопросов, но то, что сегодня Дженет демонстративно не обращала на него внимания, напрягло его и разозлило. Он, конечно, не ждал, что после таких случайных соединений Дженет поведет себя как ласковая кошечка или прижмется к нему, да он этого меньше всего и хотел, но то, что она так спокойно принялась за чтение, показалось Тому перебором – она вроде как давала понять, что выполнила свою строго физиологическую функцию, и теперь указывала ему на дверь. А он не мог придумать ни одной фразы, ни одной темы, чтобы привлечь ее внимание. Она закрыла книгу, но не совсем, а оставив палец между страницами, и Томас увидел обложку: “Тайный агент” Джозефа Конрада, издательство Penguin со всегдашним серым корешком. Его это почему-то удивило: никогда раньше он не видел Дженет за чтением, однако она работала среди книг, и было бы странно, если бы она хотя бы изредка их не открывала и не заглядывала туда.
– С Хью ничего нельзя планировать, это замкнутый круг, – ответила она. – Он слишком занят, чтобы строить планы, чтобы остановиться и подумать о том, что будущее не ограничивается завтрашним днем и следующей неделей. Он из тех, кто живет текущей минутой. Для него как оно есть, так и хорошо. И лучше, чтобы ничего не менялось.
– А для тебя? Тоже как оно есть, так и хорошо?
– Нет, для меня нет. Я уже несколько лет живу надеждой на перемены. Хотя знаю, что никаких перемен не будет.
– Ну и?.. – Томас вдруг почувствовал любопытство и упрекнул себя за то, что не задавал ей подобных вопросов раньше.
Дженет вытащила палец из книги, загнула страницу и положила роман на подушку. Чуть приподнялась на локте, голову положила на ладонь, а другой ладонью с длинными, покрытыми лаком ногтями провела по волосам, словно раздумывая, стоит или нет отвечать. Кажется, она была естественной блондинкой, но от природы имела волосы более тусклые. Теперь они были совсем светлыми, как у скандинавов, и настолько яркого оттенка, что ее никто бы ни с кем не спутал, завидев издали на улице; иногда они напоминали золотой шлем, освещенный солнцем, лучам которого удалось достать лишь ее одну сквозь летучие оксфордские облака.
– Знаешь, а я только что поставила ему ультиматум, – сказала она холодно, и у нее сразу заострились черты лица, как бывает у глубоких стариков, когда это служит признаком скорой смерти; нос, глаза и губы словно покрылись острыми льдинками, как и красиво выгнутые брови и даже подбородок. – Я дала ему срок до будущих выходных, чтобы он на что-то решился.
– А если не решится, что ты сделаешь? Бросишь его? Надеюсь, тебе известно, что ультиматумы почти всегда оборачиваются против тех, кто их ставит, им же самим это и выходит боком.
