– Лёва, пойдем просвещаться!
– Тут у птиц бешенство какое-то! Ты тоже заметил?
– Не говори-ка!
– Я вам сейчас устрою бешенство! – тетка из кассы демонстративно обозначила намерение снова взяться за свое оружие. Мы ретировались.
К великому сожалению, в Мелихово Чеховского духа я не ощутил, как бы ни старался его найти в доме, кухне, еще не расцветшем вишневом саду и в других зданиях и помещениях, где когда-то бывал великий русский драматург.
– Лёва, я ничего не чувствую!
– А ты хотел, чтобы привидение Антон Палыча к тебе явилось и нашептало пьесу?
– Чтобы создать что-то великое, надо разрушить не менее монументальное. Высвобожденный поток энергетики обречен на достойный результат. Боль рождает гениальные вещи, Лёва, сечешь?
– Ты чего это удумал?
– Да ничего, так, к слову пришлось, в Тарханах по-другому все было, там воздух как будто заряжен творчеством, а тут нет.
– Сдались они вот тебе все? Будь тем, кем хочешь казаться, не пасуй перед жизнью.
– Plaudite, acta est fabula.
– Слышь, Цезарь, давай по-русски…
– Рукоплещите, комедия окончена.
– А-а-а-а! Может, по пивку?
– Лёва, мы же приличные люди! И я за рулем!
– А я по пивку!
– На обратном пути.
– Хорошо.
– Смотри! – Лёва указал на проходившую мимо толпу школоты с экскурсоводом: как бы та ни распиналась пред отроками, из мобил они не вылезали, – Вот на кой их сюда привезли? Им же плевать!
– Во-во, а еще нас поколением пепси называли. Слепая игра сперматозоидов и яйцеклетки породила непутевых. Пропащие совсем…
– Поехали уже, Виталь! Трубы горят!
– Вообще-то я просвещаюсь, и это ты больше всех орал: «Поехали к Чехову на дачу! Поехали к Чехову на дачу!»
– Ну съездили, отметились! Все! До скорых встреч, Антон Палыч.
– Нет в тебе ничего глубокого, Лёва!
– Денег тогда в долг больше не проси.
– Да ладно-ладно, чего началось-то? Поехали.
Мечты моего товарища сбылись в продуктовом магазине соседней деревни, где он затарился несколькими полторашками Лакинского нефильтрованного. В любом человеке есть нечто, за что он готов умереть, помпезно и под истории. Для Лёвчика сиим стало пиво. Любовь и пенное. Любовь к пенному. Пенно о любви. Эта любовь была настолько крепка, что не было в мире той силы, способной разрушить ее.
– Лёва, на МКАДе нельзя останавливаться.
– Я сильный.
– Мда-а-а!
В своих суждениях о стойкости организма мой друг, конечно, преувеличивал, потому уже через час завязывал в узел свой готовый взорваться кран, а останавливаться было нельзя.
– Виталя, тормози, я больше не могу!
– Да тут осталось до дома три поворота, терпи!
– О, смотри, наш друг на мотоциклетке снова машет палкой.
Я открываю со скрипом окно, а Лёвчик пулей летит в редколесье. Страж правопорядка, забыв обо мне, помчал за преступником. Теперь он – эвентуальный наркоман. Я хохотал так, что не мог остановиться. Штраф мы все же получили, правда, за мелкое хулиганство в размере пятисот рублей, ибо мой друг не прекращал опустошать баки даже тогда, когда шериф дорог настиг его и начал читать морали о чести, достоинстве и приличии гражданского общества.
– Ну что, Лаки Лучано, поехали?
– Да я чуть не лопнул! – пробасил явно облегченным голосом Лёвчик.
– Куда в следующий раз поедем?
– К Есенину.
– Под Рязань?
– Да! Только пива побольше надо взять.
– А почему бы и нет? Просвещаться так просвещаться…
Женщина с медведем
Вы никогда не задумывались над тем, что предшествовало увиденному моменту? Когда взору предстает какая-либо эксцентричная сцена, то хочется увидеть весь спектакль, что дарует жизнь ее актерам. Что стало завязкой и кульминацией сего действа? Жизнь – это трагедия, и ты в ней не зритель, ты ее режиссер, сценарист, оператор и актер.
В чем, собственно, цимус?
Однажды на пути моей колымаги предстала некая леди. Тучная. Рыжее каре. Длинная сигаретка в зубах. Двое детей хвостом. Все бы ничего, но этот ансамбль украшал здоровенный плюшевый медведь. Розовый. Таких еще дарят ванильным сикушкам клянущиеся в вечной любви кавалеры и позже сбегающие за новой юбкой, по дороге заглянув в ломбард, чтоб сдать колечко от предыдущей несостоявшейся помолвки. Назовем мою героиню Галочкой. Ей очень идет сие имя, ибо такие особы владеют заветным ключом от кассы «Пятерочки» и магическим заклинанием отмены. Она уверенно шагала вперед, таща за лапу мишку. Небрежно. С неприкрытым отвращением. Прям по весеннему грязно-ледяному асфальту. За ней – дети. Годов так семи и четырех. Допустим, что они Кешка и Мишка. Они молчаливы. Вот в чем они виноваты? В чем виноват медведь? Неясно, но очень хотелось выяснить. У первых боязливо-острожный вид, у второго – нет глаза, видимо потерянного в ходе амурного сражения Галочки с ее ухажером, может, даже мужем. Об этом я, собственно, и задумался… Что было до сего момента? Может, драма? А может, и комедия. Или джекпот. Все везде и по всем нотам. С двух пар рук. Вот это уже другое дело. Стоило бы и задуматься над этим…
Итак, провинциальный город. Обшарпанный театр. Афиша гремит о грядущей постановке с социальным подтекстом, правда, половина ее уже заклеена объявлением о ярмарке с белорусским трикотажем. Приоритеты налицо, так сказать.
Спектакль «Женщина с медведем». Так говорил крупный извилистый шрифт, прошедший чрез силу природы. Над текстом общим планом красовалась тучная леди с рыжим каре. Наша Галочка. Крупно ее не взять, не уместится. Общий – самое то!
Прожженные театралы, семеня своими ножками, вовсю спешили из ближайшей рюмочной. Были и вполне приличные люди, они пришли загодя… Первый звонок уже давно дан, двери открыты и приглашают гостей. Их немного. Любителей искусства в забытой богом глухомани лишь по пальцам сосчитать. Двух рук и одной ноги. Второй звонок. Пред третьим рюмочные забегают в пустующий партер под негодующий гул палеолитных бабулечек на входе. Занавес подымается.
Виталий Штольман
Женщина с медведем
комедия
в пяти действиях
Действующие лица:
Галочка – 35 лет, уставшая женщина.
Васёчек – 35 лет, ее муж.
Антонина – 25 лет, красивая, но глупая любовница Васёчка.
Кешка – 7 лет, сын Галочки и Васёчка.
Мишка – 4 года, сын Галочки и Васёчка.
Мама Васёчка – под 60 лет.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Подмосковная деревня, ближнее Замкадье, наши дни. Квартира Антонины. Васёчек и Антонина лежат в постели после бурного прелюбодеяния, они в нижнем белье, курят.
АНТОНИНА. Васечка, милый мой, когда же ты уйдешь от своей этой кобры?
ВАСЁЧЕК (нервно затягивается, выпускает дым, стряхивает в пепельницу меж ними). Я ее боюсь, понимаешь?
АНТОНИНА (привстает на один локоть и пристально смотрит на Васёчка, второй рукой импульсивно машет в стороны, держа в ней сигарету). Мне надоело ждать! Ты только обещаешь и обещаешь. Я что, девочка для тебя? Почему я должна прятаться от своего счастья? Я хочу петь и плясать рядом с тобой. Я хочу кричать о нашей любви. Понимаешь? А получается лишь шепот. С меня хватит! Либо я, либо она! Выбирай!
Антонина долго тушит сигарету о пепельницу.
ВАСЁЧЕК (нервно затягивается, выпускает дым, стряхивает пепел в пепельницу, стоящую меж ним и Антониной). Сколько дают за убийство?
АНТОНИНА. Чего-о-о-о? Ты ее… того хочешь? Ты дурак? А мне потом тебе посылки с сухарями в Кемерово отправлять? Или в Коми?
ВАСЁЧЕК. Она… нас. Двойная мокруха. Лет пятнадцать, наверно, дадут, может, меньше, у нее ж смягчающие. Кешка и Мишка. Наверно, восемь в итоге. Ты не знаешь, за убийство по УДО выпускают?
АНТОНИНА (падает обратно на подушку и закрывает руками глаза). Что ты вот несешь?
Антонина задорно смеется.
Никто никого не убьет! У нас в стране каждый второй разводится, и ничего ж, живут потом как-то…
ВАСЁЧЕК (нервно затягивается, выпускает дым, стряхивает в пепельницу меж ними). Вот судьба-то у них будет, да? Батя – в земле, а мать – на зоне. И кому они останутся нужны на этом свете? Теща, наверно, их к себе заберет. А потянет? Старенькая уж совсем.
