Ревекка позвонила мне, как только я вышел из зала суда — неужели она все-таки находилась среди зрителей? Как иначе эта женщина могла узнать об изменении в ходе процесса — ни радио, ни телевидение еще ничего не сообщали!

— Спасибо, адкокат, — произнес ее чуть хрипловатый и такой возбуждающий голос. Я крепче прижал к уху телефон, чтобы не упустить ни одного звука. — Вы действительно сделали невозможное. Мы не знали, что Бойзен женат.

— Полагаю, что действительно не знали, — сухо сказал я, стараясь не показать, как мне приятно слышать этот голос. — Иначе было бы непонятно, почему вы не сообщили мне об этом сразу.

— Вы полагаете, — продолжала Ревекка, — этой информации достаточно, чтобы повлиять на решение присяжных?

— Надеюсь, — сказал я. — Извините, здесь такой шум, что я вас почти не слышу. Вы, видимо, где-то рядом? Давайте встретимся и обсудим кое-какие детали. Очень важные.

— С удовольствием, адвокат. После оглашения вердикта, мы же договорились, верно?

— Есть кое-какие идеи…

— Вот тогда мы их и обсудим, — твердо заявила Ревекка Браун и отключила связь прежде, чем я успел вставить слово.

Номер ее телефона был, как обычно, блокирован.

До двух часов оставалось достаточно времени, и я провел его с толком, наводя глянец на собственную речь. Джемма помогала мне и, кажется, как-то комментировала сегодняшнее заседание и мой будущий триумф, в котором она была уверена — слова секретарши пролетали мимо моих ушей, я все еще слышал — «после оглашения вердикта», «мы же договорились?» Кажется, она сказала «мы непременно встретимся» или это мне только почудилось?

В половине второго я прошел в комнату, где Бойзен сидел, закрыв глаза, на скамье в окружении пяти конвоиров, державших руки на табельном оружии. Он даже не посмотрел в мою сторону, сказал, обращаясь к плафону на потолке:

— За каким чертом вы впутали Аниту? Она не приедет.

— Это единственный способ повлиять на решение…

— Лучше бы вы удавились, адвокат, — бросил Бойзен и закрыл глаза.

— Видимо, — сказал я, — после вашей смерти Аните и детям достанется немалая сумма, если вы предпочитаете умереть.

Никакой реакции.

— Я одного не понимаю, — продолжал я. — Вы действительно полагаете, что окажетесь в аду и сделаете то, что вам заказано? Мне это просто интересно — по-человечески. Вы всю жизнь служили Дьяволу и готовы его уничтожить?

Я говорил в пустоту, похоже, что Бойзен меня не только не слушал, но и не слышал.

Я повернулся и вышел.

— Суд внимательно изучил материалы, представленные защитой. Документы приобщены к делу, размножены и переданы присяжным. Суд не считает необходимым откладывать вынесение вердикта по данному делу. Переходим к прениям сторон. Прокурор Иллингворт, пожалуйста, ваше слово…

Присяжные заседали три с половиной часа. Все это время я провел, внимательно вглядываясь в лица людей, заполнивших зал. Женщин было много, Ревекки среди них я не увидел. Может быть, она ушла, не дожидаясь оглашения вердикта? Маловероятно. Она была где-то здесь; возможно, я даже встречался с ней взглядом и не смог распознать? Нет, конечно, если бы наши взгляды встретились, между нами непременно пробежал бы ток, молния, я бы увидел эту вспышку, не мог не увидеть…

Когда присяжные вернулись в зал, Бойзен впервые за несколько часов поднял голову и посмотрел — не на председателя присяжных, державшего в руке лист бумаги, а на меня, и во взгляде этого человека я увидел торжество, фанатическую уверенность в том, что все будет так, как он решил. Он, а не присяжные. Он, а не судья. Он, только он и никто больше. Бойзен распорядился своей судьбой задолго до того, как был арестован, и сейчас ждал лишь, что будет поставлена точка.

— …на вопрос, виновен ли присутствующий здесь подсудимый, Стивен Фримен Бойзен, в преступлении, согласно предъявленному обвинению…

— Ваша честь, наше единогласное решение: виновен по всем пунктам предъявленных обвинений без смягчающих обстоятельств.

— Ты проиграл дело, — сказал Бертон. Мы сидели вдвоем за столиком в «Валентино», официант только что принял заказ, людей в зале было немного, больше всего мне хотелось сейчас залезть в свою нору, отключить телефоны и заснуть, чтобы забыть наконец взгляд Бойзена. Бертон, однако, настоял на том, чтобы мы поужинали вместе, ему не терпелось обсудить причины поражения, и я не смог отказать. У меня не было сил ни для отказа, ни для согласия с кем бы то ни было.

— Ты проиграл, потому что твоя речь была пресной, как вода в озере Эри, — продолжал Бертон. — Господи, ты угробил такой материал! В прошлом году Энсон при аналогичных обстоятельствах…

— Не рассказывай мне про Энсона, — вяло отмахнулся я. — Там было другое дело.

— Такое же самое! Убийство первой степени. И в последний день открылось, что у подсудимого больная мать, и все деньги, которые он получил как долю в ограблении инкассатора, пошли в уплату за операцию. Присяжные признали это смягчающим обстоятельством — ты помнишь, как Энсон из себя выходил, расписывая бедственное положение…

— Прекрати, — сказал я. — Возможно, я произнес не лучшую речь в жизни.

— Но почему?

— Рик, — сказал я. — Что произойдет с нашим миром, если в нем не будет Дьявола?

Бертон закашлялся, и я постучал его по спине.

— Господи, Дин, — пробормотал он, — ты все еще об этом…

— И еще о том, что моя клиентка не захочет меня видеть.

— Эта женщина из «Христианских паломников»?

— Ревекка Браун.

— Дин… Извини, я тебя не понимаю. Когда год назад ты проиграл дело «Штат Аризона против Майкла Камерона», то был на грани депрессии, потому что думал о карьере. Сейчас тебя, похоже, совершенно не заботит, что твоя речь никуда не годилась…

— Я думаю, — пробормотал я. — Мы ведь так и не узнали, какое оружие выбрал Бойзен, чтобы убить Дьявола.

— О Господи, Дин! Ты поверил этой чепухе?

— В это верит Ревекка Браун, моя клиентка, — сказал я. — Ты сам готов был этой чепухе поверить, пока занимался делом. А сейчас ты расслабился, тебя переполняет злость от того, что мы проиграли процесс, и сейчас ты уже ни во что не веришь.

— Ты будешь подавать апелляцию? — перебил меня Бертон.

— В зависимости от того, какой вариант приговора выберет судья. Скорее всего, да.

Зазвонил телефон, и я поспешил поднести аппарат к уху.

Это была она, моя клиентка — я ждал, что она позвонит сразу после оглашения вердикта, но госпожа Браун почему-то выдержала паузу, несколько часов я провел в состоянии гроба Магомета — между небом и землей.

— Адвокат, — сказал голос, который даже, будучи искажен различными телефонными фильтрами и беспроводными линиями, казался мне если не ангельским, то наверняка принадлежавшим существу не от мира сего, — я хочу вам сказать, что вы сделали все от вас зависящее…

— Спасибо, — пробормотал я, — но мы все равно проиграли.

— Значит, так было предрешено, — спокойно сказала Ревекка Браун. — Будем считать, что условия нашего соглашения выполнены полностью.

— Еще не все потеряно. После оглашения приговора — кстати, это будет в ближайший понедельник, — мы подадим апелляцию в Верховный суд…

— Нет, — твердо сказала Ревекка, и впервые я услышал в ее голосе металл. — Без апелляций.

— Но этого будут от нас ждать все! — воскликнул я. — Есть определенная процедура, долг адвоката, я не могу пренебрегать…

— Дорогой мэтр Рознер, — сказала Ревекка Браун проникновенным голосом, и у меня голова пошла кругом, — давайте обсудим это завтра вечером, если он у вас свободен. Вы позволите мне пригласить вас на ужин?

— Вы — меня? Я хотел пригласить вас…

— Я пригласила первая, значит, инициатива за мной. Отель «Плаза», розовый зал, семь часов вечера — вас устроит?

— Конечно! — воскликнул я с большим энтузиазмом, чем следовало бы, и сидевший напротив меня Бертон насмешливо поднял брови.