— Не так страшен черт, как его малюют! — философствовал Григорий Гаврылив. — Я уже не одному рога скрутил. Увидят нас вместе — десятой дорогой будут обходить Трудовач. Но мы найдем их, подлецов, и на краю света.

Как-то из Золочева позвонили в Красное. Сообщили, что группа самообороны вспугнула шайку бандитов, которые собрались на свою очередную черную раду.

— Встретьте их как следует! Мы ведем преследование.

— Есть встретить должным образом! — ответили из Красного.

Петр Васильевич Земляной знал, что милиция в полном составе выехала на «расчистку» Белокаменского леса; гологорскую группу чекистов срывать не решился — бандиты могут поджечь колхозную ферму, куда только что согнали весь общественный скот. «Поеду сам», — решил он. Через полчаса, преодолев на «газике» двадцатикилометровое расстояние до Трудовача, прихватил «ястребков» (ребята всегда были в боевой готовности) и поехали в направлении Золочева.

— Стоп! — приказал шоферу недалеко от Буды Хливецкой. — Машину сдай вправо в кусты. Остальным окопаться и ждать команды!

«Ястребки» без единого звука принялись за работу. Они не спрашивали командира, почему тот решил именно здесь сделать засаду. Знает ли он, сколько врагов движется в их сторону? В конце концов, они рассчитывали только на свои силы.

— Гляди, как в лес торопятся «друзи проводники», — первым нестройную цепь беглецов обнаружил Иванюк. — Много их, видно, из всех «самостийных» дыр повылазило.

«Нас только пятеро», — подумал Земляной, а вслух сурово приказал:

— Не будем вести подсчеты! Приготовиться! Огонь открывать только по моей команде!

Передний из банды увидел в перелеске машину, круто взял влево. За ним, запыхавшись, торопились остальные, прямо на «ястребков». Оставалось пятьдесят, сорок, двадцать шагов…

— По изменникам Родины — огонь!

Семь бандитов упали замертво. Остальные залегли. Перестрелка продолжалась несколько часов.

— Собрать оружие! — приказал Земляной и показал туда, где лежали трупы.

Какой он суровый и решительный, товарищ Земляной. Запыленный, вспотевший, Петр Васильевич совершенно не походил на того секретаря райкома, который искренне и сердечно умел беседовать с крестьянами, присаживаясь вместе с ними под копной в поле или на завалинке возле хаты. По давней привычке он сжимает руками колени, наклоняет голову. Секретарь никого не поучает, не читает нотаций, он всегда советуется, с людьми сверяет свои думы.

Вот и сейчас, собрав «ястребков» на обочине, Петр Васильевич превратился из военного в сугубо штатского. И разговор никак не походил на разбор боевой операции, скорее напоминал совет старшего товарища.

— Ты, Григорий, — обратился он к Гаврыливу, — слишком торопишься. Во время боя нужно думать не только о себе, но и о товарищах. Всегда чувствовать локоть товарища… А ты, товарищ Иванюк, рвешься поперед батька в пекло. Жизнь надо ценить и беречь, в будущем у нас еще очень много дел… А вообще, — это уже касалось всех, — действовали здорово! Молодцы! Только будьте осторожны!

Об этом наставлении Иванюк совершенно забыл, когда в своем же селе напал на след «Черногоры».

— Стой, негодяй, стой!

В усадьбе Михаила Рудника, куда успел заскочить раненый бандит, Иванюк устроил ему допрос. Он знал, что «Черногора» — главарь первой величины, что «проводникам» такой категории не разрешено появляться в селе без провожатых, да еще среди бела дня. Но мог ли думать в этот момент о собственной безопасности «ястребок», растревоженное, израненное сердце которого не находило покоя?

— Ты убил моего отца?

«Черногора» волочил перебитые ноги, оставляя за собой мокрый след. Скуля, как щенок, протягивал руки то к небу, то к ногам «ястребка», пытаясь прикоснуться к ним грязным лицом.

— Лежать камнем! — отступил Иванюк.

— Я виноват, я грешен! — скулил «Черногора». — Меня ввели в заблуждение. Под колокольней в тайнике — «Когут», «Кот»… Это они подговорили, они…

Гулкий, выстрел прокатился над селом и эхом отозвался в темнолесье: «Они! Они! Они!..»

Это они, ироды, затуманивали глаза людям, заслоняли им свет… Это они, наемники Берлина и Вашингтона, продавали Украину оптом и в розницу… Замахивались мотыгой на солнце…

Не получилось!

Выстрел Иванкжа в Трудоваче вселил людям надежду, разбудил силу. Колхоз зажил бурной трудовой жизнью. Вечерами собирались в конторе молодые хозяева, советовались, где что сеять, как лучше удобрить почву, где достать семена.

— Первый урожай — наш экзамен, — прикидывал председатель артели Дмитрий Болюбаш. — Экзамен перед людьми, зорко следящими за первыми, может, и неуверенными шагами общественного хозяйствования, перед государством, помогающим поскорее избавиться от нищеты, перед своей совестью, если хотите. Будущий урожай должен показать, на что мы с вами способны… К этому нужно готовиться заблаговременно.

Готовились. Гремели веялки в просторной, еще недавно кулацкой, риге, стучал молот в кузнице, что у пруда; из хлевов свозили столбы и доски, чтобы начать строительство животноводческой фермы.

Весело, призывно загорался в клубе свет.

Молодежь есть молодежь. Баян и песня стали спутниками зимних вечеров.

Чаще стали наведываться в Трудовач работники райкома комсомола — Михаил Кухта, Ольга Головань, Мария Бутенко. В кругу своих ровесников — Владимира Иванюка, Григория Гаврылива, Анны Дыкало и тех, кто демобилизовался из армии, вернулся из фашистской неволи, они вели разговор о создании комсомольской организации.

— Комсомол вписал не одну славную страницу в историю революционной борьбы на западноукраинских землях, — спокойно, убедительно говорил Михаил Кухта. — Вспомним Ольгу Коцко, Нафтали Ботвина, Юрия Великановича, Марию Соляк. В Народной гвардии имени Ивана Франко, действовавшей в наших краях в годы фашистской оккупации, большую часть составляла молодежь, комсомольцы. Так разве к лицу нам сегодня отставать, когда продолжается жестокая классовая борьба? Дети, внуки спросят, что мы с вами делали в эти дни…

В конце февраля 1946 года в селе Трудовач была создана одна из первых в районе комсомольская организация. Надо было видеть в этот день счастливых юношей и девушек, носивших у сердца маленькие книжечки с силуэтом родного Ильича на обложке… Нужно было слышать их бодрые песни…

Эти имена высечены на обелиске, который возвышается в центре села Трудовач. 7 августа 1947 года их сердца запылали красными маками, а глаза засветились барвинковым цветом… Их убили оуновцы, те, что до сих пор слоняются на задворках Мюнхена и Вашингтона. Коварно, подло, из-за угла…

Выстрелы прогремели тогда, когда комсомольцы собрались в клубе, чтобы посоветоваться, как лучше закончить вторую артельную жатву.

«Ястребки» быстро выровняли свои ряды и взлетели ввысь.

К солнцу…

По крутой траектории жизни.

Возле автострады Львов — Золочев, на повороте к Трудовачу высится памятник, установленный к 50-летию Ленинского комсомола. Далеко окрест пламенеют огненные слова:

Это памятник трудовачским комсомольцам, отдавшим свои жизни за счастье грядущих поколений.