Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— А ведь мы тоже его ученики, Дзержинского, первого славного чекиста…

— И неплохие ученики, — ответил капитан.

Через пять дней Александр уезжал из Москвы. На груди у него блестела новенькая медаль «За отличие в охране государственной границы СССР» — первая послевоенная награда.

АЛЕКСАНДР ФЕДРИЦКИЙ

КОНЕЦ «ДАЛЕКОГО»

Утреннее солнце золотило верхушки сосен, когда невдалеке от бункера вспороли тишину автоматные очереди, а затем прогремел взрыв гранаты. Медленно закружились в воздухе срезанные пулями листья, и за кустами мелькнула фигура, убегающая в зеленый лесной полумрак. Беглец еще не знал, что вся местность была взята в надежное кольцо и что оно неумолимо сжималось…

А когда угасла последняя надежда на спасение и вплотную приблизилось горячее дыхание погони, с болота донеслось:

— Не стреляйте! Передайте начальству: я — «Далекий!»

Подбежав ближе, чекисты увидели лежавшего в болоте человека. Слишком уж хорошо, до мельчайших подробностей знали они его приметы, чтобы ошибиться. Да, это был «Далекий». Он же «Тома», «Юрий», «Богослов». Оч же Степан Янишевский, один из бандеровских главарей, известный особо изощренной жестокостью.

Так была поставлена точка в сложной и опасной операции. Впереди еще ждало не менее сложное и кропотливое расследование злодеяний «Далекого», с тем чтобы предъявить ему полный счет за все, что свершил он на своем предательском пути. Но главное все-таки было позади. И Корней, высокий, могучего телосложения боец, вытащив Янишевского из болота, устало вытер потное лицо.

— Все. Конец.

И улыбнулся. Так улыбаются люди после нелегкой, но как следует, на совесть выполненной работы.

А началась она 27 мая 1947 года, когда в нескольких километрах от Пустомытовского леса остановилась машина. Была ясная, тихая весенняя ночь. Люди, которые вышли из машины, не потревожили ее. Быстро, без суеты разобрали снаряжение и растаяли в зеленых сумерках, посеребренных лунным светом.

Семь человек ступали след в след, легко и неслышно. Младший лейтенант Владимир Ильяш еще раз мысленно отметил отличную выучку своих бойцов. На миг задержался взглядом на невысокой, подтянутой фигуре Виктора Коханюка, шагавшего впереди. Немного людей ведало, сколько отчаянно смелых дел было на счету этого совсем еще молодого парня. Деликатный, нередко смущающийся в разговоре с товарищами, он неузнаваемо менялся при виде пепелищ и тел замученных — всего, что оставляли за собой оуновцы. Острым блеском вспыхивали юношеские глаза, когда читал записку, приколотую бандитами к вербе возле убитой женщины и двух ее детей: «Хотела колхоза — имеешь!»

Коханюка не готовили к опасной и сложной работе чекиста в специальной школе. Он взялся за нее по зову сердца, и боевая наука, полученная на фронте, обогащалась вот в таких сражениях. Как и остальные, на практике изучал методы действий банд и оуновского подполья. Умел входить в доверие к самым осторожным и подозрительным лесным головорезам. О том, что «свой хлопец» был разведчиком-чекистом, они узнавали лишь потом, увидев перед собой черный зрачок автоматного дула.

Тогда донесения о поимке или ликвидации бандитских главарей и их подчиненных хранились в строгой тайне. Но придет время, и людям станет известно о славных делах и мужестве этого невысокого парня с открытым, приветливым лицом. А пока он в который уже раз шагает едва заметной тропкой навстречу неизвестности. Потому что для него война еще не закончилась. Потому что остается другой фронт — незримый, без тылов и флангов, но требующий не меньшего мужества, выдержки и сноровки.

Не закончилась война и для самого Ильяша. Для него солдатская судьба тоже не поскупилась на испытания. Первое ранение при обороне Москвы, второе… Тогда он был сапером, а саперам, как известно, ошибаться не позволено. Рядовой Ильяш помнил об этой пословице и в тот решающий миг, когда буквально из-под гусениц нашего танка отбрасывал вражескую мину. Она взорвалась невдалеке, и десятки осколков миновали солдата. Попал лишь один — настолько маленький, что не сразу и глазом заметишь. Но попал прямо в сердце.

Потом он узнал имя фронтового хирурга — своего спасителя. Из лап смерти его вырвал Борис Васильевич Петровский — ныне министр здравоохранения СССР.

Праздник Победы Ильяш встретил в чекистском строю. Сюда его направила партия, и вчерашний воин без колебаний ответил: «Есть!» Зарубцевались, не давали о себе знать в молодом теле раны. Но другая боль терзала сердце — за невинные жертвы, за сожженные хаты бедняков, за зверства, содеянные лесными головорезами с тризубцами на фуражках.

По следу одного из них, матерого и опасного, и двинулся сейчас Владимир Ильяш со своими товарищами. А где-то вышли на задание еще две поисково-разведывательные группы — Павла Распутина и Андрея Голубцова. Зоной их поиска также был Пустомытовский лес. Именно сюда, согласно последним данным, перебазировался со своей свитой «Далекий».

Чекисты понимали, что на легкий и быстрый успех рассчитывать не приходится.

Не было никаких сомнений в том, что «Далекий» проявляет удвоенную осторожность: оснований бояться за собственную шкуру у него более чем достаточно. И люди, которые вышли с ним на поединок, в который уже раз вспоминали и сопоставляли ранее известное с вновь добытыми сведениями, старались точнее представить своего противника и возможные его действия.

..СБ. Эти две буквы расшифровывались, как «служба безопасности», и бросали в дрожь не только мирных жителей. Их панически боялись и сами боевики из оуновского подполья. Эсбистские службы формировались из отборнейших бандитов и были своеобразной элитой среди националистического отребья.

Степан Янишевский вступил на пост руководителя службы СБ вскоре после прибытия на Ровенщину. А это значит, что его опыт и способности оуновское начальство оценило сполна. Ведь не за красивые глаза повышали его в званиях в охранном полицейском батальоне. Батальон, а затем созданная на его базе винницкая уголовная полиция служили гитлеровцам, принимали самое активное участие в карательных операциях, в борьбе с партизанами и подпольщиками. А Янишевский понимал толк в кровавых делах. Это и помогло ему дослужиться до заместителя начальника полиции.

Правда, вскоре успешно начатую карьеру пришлось оборвать. Как и другие оуновцы, он стал участником комедии «перехода в подполье» и «борьбы» с фашистами., К тому же гестапо начало искоса посматривать на махинации полицаев с ценностями: лакеи воровали из награбленного явно больше, чем им полагалось. В начале 1943 года уголовная полиция не досчиталась в своих рядах Степана Янишевского и верного его сообщника — Богдана Козака. Они исчезли, не забыв прихватить с собой чемоданы и узлы с часами, браслетами и вырванными у жертв золотыми зубами.

Словом, кандидатура на пост эсбистского главаря была вполне подходящей.

Новое амплуа Янишевского мало чем отличалось от предыдущего. То, что в оуновских документах громко именовалось разведывательной и контрразведывательной функциями, на практике сводилось к безудержному террору. Не случайно, выступая перед бандеровцами, «Далекий» неизменно высказывал самые пылкие чувства к подчиненной ему службе безопасности и призывал каждого быть эсбистом. Идеал борца за «самостийную» и «соборную» Украину он представлял не иначе, как с ножом за голенищем и постоянной готовностью поднять руку на любого, включая и родную мать.

Страшно читать безграмотные, на грязных обрывках бумаги «протоколы» допросов. Нацарапанные очумевшим от самогона бандитом, они решали человеческие судьбы.

Впрочем, эти судьбы были решены еще раньше. Эсбисты твердо усвоили и неизменно применяли на практике основной гестаповский принцип: лучше убить десять невинных, чем упустить одного, с их точки зрения, виновного. И росчерк пера или движение бровью означало: смерть. За то, что радуешься освобождению из-под сапога захватчиков. За то, что вышел с плугом на обновленную землю. Что подал заявление в колхоз и послал своих детей в школу. За то, наконец, что ты человек, а не зверь и не идешь в лес обрастать корой ненависти, не поднимаешь руку на отца и брата.

36
{"b":"89866","o":1}