— А то мама её — учительница в школе, она рассказывала. Елизавета Петровна Гнесинку52 окончила по классу вокала, а когда начала во всяких клубах, казино работать да на подпевках у звёзд подрабатывать, они с матерью рассорились и не знаются почти. Та хотела, чтобы дочь в театре пела, а уж никак не здесь и не в ночном клубе.
— А отец что?
— Отца, наверное, нету. Она о нём никогда не рассказывала. — Он помолчал, внимательно глядя на Пашку. — А тебя кто так отделал?
— А, это, — Пашка тронул скулу, — о штангу ударился, когда в футбол играл.
Пашка, покуривая потихоньку, болтал с водителем о том о сём: сколько платят шофёру, какой график, о его жене, детях, собаке, о своей, Пашкиной, семье и учёбе. Отец-то его тоже водитель у какого-то богатого дядьки, юриста, что ли. И время так незаметно пролетело для обоих, прошелестело множеством автомобильных шин, улетучилось клубами сигаретного дыма, закатилось солнцем, смолкло птичьими голосами, затонуло в водных бликах. Пашка стоял, прислонившись спиной к бортику набережной, в свете жёлтых фонарей и смолил сигаретку. Артём Владиславович сидел на пассажирском кресле, свесив ноги из машины. Мимо то прибывали, то убывали гости казино. Кажется, политик укатил на «Мерседесе».
В Пашкином обкуренном мозгу застучали каблучки. Вот она Лиза в чёрном пончо, уставшая, но не возмущённая и не злая.
— Это ещё что такое? — она вырвала у Пашки, вышедшего ей навстречу, сигарету и растоптала об асфальт. — Ты почему ещё здесь?
— Тщательно нарушаю приказ и жду главнокомандующего с фронта.
— И давно он курит? — спросила Лиза у Артёма Владиславовича.
— Да почитай с той самой минуты, как вы ушли.
Лиза явно огорчилась и проворчала:
— Не понимаю, куда только родители смотрят? Садись давай в машину, горе ты моё.
— Слушаюсь, товарищ командир! — приложил Пашка руку к пустой голове.
Все трое уселись в машину и плавно отчалили со стоянки. Пассажиры разместились на заднем сиденье.
— Я хочу с тобой завалиться, — прошептал Пашка ей в самое ухо зловонными сигаретными губами.
— Что ты бормочешь? Помолчи, дурачок! — сказала она громко, а в ухо парню прошептала: — От тебя так разит сигаретами и пивом, что мне целоваться с тобой будет противно.
— Можешь не целоваться. Или я зубы почищу Витькиной щёткой. — Он поморщился. — Нет, лучше твоей.
— Ц-ц-ц! — шикнула она на него.
Пашка пытался вести себя прилично, но это давалось ему с большим трудом. Он придумал себе занятие, пока они мерили огни большого города: выкрал левую руку, стянул перчатку и теребил её пальцы. Она делала вид, что ничего не происходит.
— Адрес свой скажи, — потребовала она.
Он повиновался. Через пятнадцать минут Артём Владиславович остановил машину на улице Руставели неподалёку от его дома. Пашке оставалось только пройти дворами.
— Дай мне пинка, если хочешь, чтобы я вышел из машины! — заявил он. — Сам я ни за что не выйду. Я хочу тебя проводить.
Лиза вздохнула и сказала водителю:
— Едем ко мне.
Через пять минут они притормозили у троллейбусной остановки. Лиза и Пашка помахали Артёму Владиславовичу рукой. Когда машина развернулась в конце улицы Добролюбова и, промчавшись мимо с другой стороны сквера, растворилась в зелени, Лиза повернулась к навязчивому ухажёру и подытожила:
— Павел, ты мне надоел. Тебя слишком много. От твоего присутствия мне нечем дышать.
— Заткнись! Утомила уже распоряжаться. Дала бы своим амбалам меня избить, приказала бы, и спала бы сейчас спокойно.
— Сам заткнись! И дай-ка сигаретку!
— Ты же не куришь!
— Курю, курю. Давай!
— Ты ужасная женщина, Лиза Чайка! — воскликнул он и прикурил ей сигарету. — Проси!
— Пожалуйста, дай.
Со словами «давать — не мужское дело» он отдал, и она затянулась глубоко, а потом сказала:
— Помнится мне, кто-то называл меня потрясающей.
— Одно другое не исключает.
— Ну, я рада, что ты узнал моё истинное лицо. А теперь тебе пора домой баиньки, к мамочке под крыло.
Она затянулась ещё раз и бросила сигарету. Пашка раздавил её кроссовкой. Он посмотрел Лизе в глаза, нахмурив брови:
— Я из-за тебя сегодня в футбол не погонял. Проспал весь день. И уроки не выучил.
— Да, это большое упущение, — притворно посочувствовала она.
— И завтра школу прогуляю.
— Очень рада. А, может, всё-таки баиньки? А назавтра в школу?
Он отрицательно покачал головой.
— Я не могу стоять здесь с тобой всю ночь на этих огромных каблуках. Я пошла спать.
И она действительно подалась к дому. Он поплёлся за ней.
— Как тебе спалось после вчерашнего? — смиренно спрашивал он на ходу.
— Плоховато.
— Почему?
— Любопытный какой! Это мой секрет.
— Да. Я забыл: ты же врушка и злючка.
— Я могу напомнить тебе, кто ты.
— Нет. Не надо. Я и сам знаю.
Настроение у него было пасмурным.
— Я сегодня чуть не упал, когда увидел тебя в этом платье. Все слова плохие вспомнил, какие знаю. Нельзя было переодеться в гримёрке?
— На «Александре» условия не очень. А я так и поняла, что ты следил за мной.
— Ты меня заметила?
— Нет. Только в казино. Жаль, что пришлось тебя травмировать, тем более толку чуть, ты такой непослушный. Я же тебя предупреждала и велела больше не приходить.
Он открыл перед ней дверь в подъезд. Они потянулись друг за другом по лестнице.
— Я не мог, — тихо говорил он ей, — я слишком сильно хочу тебя.
— А через «не могу» не пробовал? — выговаривала она почти шёпотом.
— Слишком сильно, — повторил он. Она его совсем не знает. Он привык идти напролом. Но только не наперекор себе.
— Кем ты хочешь стать? — спросила Лиза, тяжело дыша, но шагая. Её нога то и дело выныривала из платья, гипнотизируя Пашку.
— Моряком.
— Тебе придётся трудно. Ты слишком непослушный и своевольный.
— Зато я смогу переупрямить шторм.
— Шторм — это исключение. А как же каждый божий нудный день? Режим? Полное подчинение капитану? И всё время вода, вода, вода… И никаких женщин!
Она говорила так, словно отходила в море много лет. Он рассмеялся.
— Ты такая забавная!
— Да уж! Куда забавнее?
Лиза отперла дверь заранее приготовленным ключом. Вошла. Он — за ней и тут же прикрыл за собой дверь, прижавшись спиной к шероховатому дерматину.
— Ц-ц-ц! — Она прижала руку к его рту. — Ты очень расшумелся.
Он схватил её за талию, резко развернулся с ней, одновременно поворачивая к себе спиной, и довольно жёстко прислонил к входной двери телом и лицом.
— Так я сегодня ударился по твоей прихоти, когда ты натравила на меня этого хорька, — прошипел он ей в затылок, наваливаясь на неё всем телом.
Она задрожала от смеха:
— Кого? Хорька?
— Тише. Ты очень расшумелась.
Он припал поцелуями к её шее, и она утратила весёлость, отдавшись чувственности.
— Это моё любимое место. — Он перемежал слова поцелуями. — Это из-за него я здесь. — Стянул с неё пончо и бросил на пол. — А это платье я ненавижу! — Он расстегнул молнию и стянул его по гладким белым плечам до локтей по очереди с каждой стороны. — Ты в нём, словно в упаковке на продажу.
— Так и есть, милый, — прошептала она, — так и есть.
Он гладил ей спину. Она была покорной и выгибалась под его рукой точно кошка. Пашка развернул Лизу лицом к себе. Она по-доброму улыбнулась ему.
— Ты хочешь взять меня опять в коридоре на полу?
— Мне всё равно где.
Он поцеловал её в губы.
— Ты необычно целуешься.
— Ещё я ненавижу вот это. — Он взял её за голову руками и потёр большими пальцами её веки. — Через пять лет я буду уже вполне взрослым!
— Тише… тише… — она погладила его по растрёпанным волосам. — Через пять лет мне будет уже тридцать.
— Мне плевать.
Он развернул её спиной к себе и начал медленно выбирать шпильки из волос, аккуратно разрушая причёску. Бросив на пол последнюю шпильку, он уткнулся носом в светлую копну, втягивая ноздрями аромат. Они пахли зелёным чаем, сигаретным дымом, дорогой машиной.
