Галка не была ни разу дома у Олега. Они довольствовались обществом друг друга в долгих прогулках. Им было хорошо наедине и никого не хотелось пускать в тесный блаженный мирок. Но вот подошло лето. План был, что и всегда: сдать сессию и умчаться в родное село на каникулы. Олег не мог на него повлиять. Подступала всё ближе двухмесячная разлука.

В один из выходных родители Олега уезжали на дачу к друзьям, квартира оставалась свободной. В тот раз они взяли вина, и Олег повёл Галку к себе домой. Но про вино они, признаться, забыли, ведь они знали блюдо интересней, крепче. Галка не поняла даже, как это блюдо оказалось закуской. Она протрезвела только, когда почувствовала жгучую распирающую боль под животом. Она не ожидала такого острого пикантного вкуса в своём обеде. Тут уж она почувствовала себя главным блюдом. Она лежала вся растрёпанная и голая на диване, над ней возвышался такой же неприкрытый беззащитный Олег. Она едва узнала его лицо, так оно исказилось и потемнело. Она поморщилась от боли и издала стон. «Господи, что же мы делаем?» Олег всматривался в её лицо. Он погладил её рукой по щеке. А потом она увидела, как губы его зашевелились, и к ней в сознание проник его ласковый голос:

— Галочка, Галчонок мой, я тебя никогда не оставлю. Никогда.

Эти слова утешали, награждали, возвышали её за то, что она так неожиданно, так неразумно предложила себя в качестве главного блюда на этом нескромном обеде для двоих. Последовала новая порция острых ощущений, когда Олег зашевелился в ней. Он осыпа́л поцелуями её искажённое мукой лицо, а потом наблюдал, как оно постепенно разглаживается. Был очень медлителен, осторожен, нежен. Он высоко ценил то, что получил, ту, что теперь полностью принадлежала ему.

Позже Олег тёр в ванной пятно крови, стараясь очистить от него покрывало. Галка наблюдала за ним с порога, смахивала и глотала слёзы. Ей казалось, он очищает свою совесть. Она всё испортила. Оставался последний год учёбы, диплом, а она не могла сосредоточиться на занятиях. А теперь ещё и вот это. Как она могла быть такой безумной? Это всё он, Олег, виноват. Это он на неё так разрушительно действует. Улыбается виноватой улыбкой. Но как же не потерять голову от его сожалеющих, но искрящихся глаз? Да он доволен в глубине души! Плохо ему удаётся притворяться раскаивающимся. Он повёл её к дивану, сел и притянул её к себе на руки, положил боком, как младенца, и баюкал, шептал:

— Ты мой птенчик. Не печалься. Ничего плохого с тобой не случилось. Мы сильнее обстоятельств. Между нами — любовь, а это главное. Светлячок мой. Галчонок.

Её голова покоилась у него на груди, ухо слышало стук сердца, глаза находили светлый успокаивающий взгляд, и она начинала ему верить, она этого хотела.

Сдавая сессию, Галка почти не видела Олега. Она постаралась забыть, что между ними произошло, и полностью сосредоточиться на подготовке. Они встретились пару раз, чтобы просто подержаться за руки. Галка робко позвонила ему по телефону, когда выкроила свободные минутки, и позвала. Договор был, что она позвонит, когда вернётся с каникул. Она уехала, не предупредив, не попрощавшись.

Лето было омрачено. В этот раз Галка была плохой помощницей. Девушка поняла, что беременна, она была слаба, и её тошнило. Ей хотелось скрыть это от матери, дабы отсрочить позор, но та была слишком внимательна к дочери. Она не ругала, не жалела, спросила только, кто он и собирается ли жениться.

— Я не знаю. Я не хочу связывать его.

— Он сам себя связал, когда девку испортил, — возмущённо возразила мать.

— Надо рожать, сестрёнка, — только и сказала Соня, которая осенью собиралась замуж за своего офицера.

— Ну и дела, — удивился Никита. — От кого, от кого, а от тебя, Галка, я такого не ожидал. Может, поговорить с этим твоим Олегом?

Никита угрожающе постучал кулаком в ладонь.

— Нет, нет, нет, — испуганно пролепетала Галка. — Если уж так, — Галка повторила жест брата, — то нас обоих. Меня, чтоб вы знали, никто не заставлял. Да.

— Э-э-э… Вы уже оба взрослые… Я и говорю — рожай! — настаивала Соня.

— Раз так случилось, пусть женится, — добавил Никита.

Серафима Ильинична молчала, сидя за столом, и наблюдала за детьми.

— Я не хочу принуждать его. Зачем это?

— А как же ты хочешь, голубушка?

— Ладно. Посмотрим.

Семья, конечно, продолжала настаивать до самого Галкиного отъезда, а особенно прямо перед ним.

Галка вернулась в Москву с тяжёлым сердцем, полным сомнений. Живот пока не был заметен, хотя гардероб пришлось пересмотреть и обзавестись одёжками посвободнее. Она решила учиться дальше, пока позволяло положение, а там будет видно. Олегу она не могла позвонить, не было сил. А он не успевал или не хотел с ней встретиться. Ну и ладно! Галка всё пустила на самотёк. Может, он обиделся, что она не простилась с ним?

Алька ругает Галку почём зря. Подруга каждый день уговаривает её позвонить Олегу, но та упёрлась, как глупая овца. Вот и сегодня набросилась на неё, пытаясь вырвать номер телефона и пойти звонить самой. Но Галка уже не помнит, куда его запихнула, этот спасительный клочок бумаги. После лёгкой потасовки они обе плачут, обнявшись. Алька уже не ругается, а собирается уходить. Через полчаса она ушла, оставив несносную Галку страдать в одиночестве. Но не прошло и десяти минут, как возвратилась вновь.

— Слушай, там твой стоит с порезанной щекой, — Алька шепчет с порога страшным заговорщицким шёпотом. — На нём лица нет. Того гляди заплачет. Иди давай к нему.

У Галки сердце умылось кровью и болезненно заныло. Откладывать больше нельзя. Тем более он сам пришёл.

— Что с щекой?

Аля махнула рукой, мол, пустяки.

— Поди к нему, скажи, я сейчас оденусь и приду. Ой, батюшки-батюшки!

Галка захлебнулась радостью, хотя ещё неизвестно было, имеет ли это чувство под собой почву. Она как полоумная бросилась перерывать вещи в поисках, что надеть.

— Он и не взглянет на твою одежду.

— Наоборот, он будет меня разглядывать. Иди уже! Пожалуйста! А то вдруг уйдёт?

Аля нервно засмеялась и уверила, что теперь не уйдёт.

— Тебе поддержка нужна?

— Нет, Аленька, я так соскучилась! Я хочу остаться с ним вдвоём. Спасибо тебе.

— Тогда я — к нему, и сразу домой. Всё, не тяни.

Аля погладила Галку по спине и скрылась за дверью.

Галке хотелось нестись на всех парах, но она медленно и нетвёрдо плелась по коридору, лестнице, пока вдруг не вышла на улицу. Она вздрогнула. Его глаза были прямо нацелены на неё. Как видно, он не сводил их с двери. Они были непривычно тусклыми, подёрнутыми не космическою туманностью, а туманной грустью.

Она подошла к нему поближе, замечая, как ослепляющие лучики начинают разрывать туман в клочки.

— Что же ты, Галочка, так волновалась о моём теле, а вот о душе не побеспокоилась?

— Неправда, — жалостно выдавила она.

— Позволишь поцеловать тебя? — осторожно спросил он.

Она хотела бы броситься ему на шею, на грудь, но только едва заметно кивнула. Тогда он неуверенно приблизился и ласково скользнул тёплыми губами по её щеке. Потом крепко сжал её руку, словно боялся, будто она ускользнёт, исчезнет, сбежит.

— Я тосковал о тебе.

Галка всхлипнула в ответ. Тогда он с жаром обнял её, сдавил руками, до боли вжал в себя.

— Что же ты с нами делаешь? — горько шепнул он. — Ладно. — Он оторвался от неё. — Поищем, где посидеть. Нам надо поговорить.

Они нашли небольшое кафе и заняли дальний столик в углу зала, желая скрыться от всех глаз мира. Их всё же высмотрела зоркая молодая официантка.

— Вино? — спросил, пристально глядя на Галку, Олег.

— Нет.

— Кофе?

— Нет-нет.

— Дайте нам два ягодных морса, — он на секунду почтил взглядом официантку, — и полчаса покоя.

Галка сидела, как на иголках.

— Что? — Олег дождался ухода девушки.

Галка отрицательно покачала головой.

— Я всё проклял, мучаясь неизвестностью. Я всё испортил, да?

— Мы всё испортили.