Погляди мне в глаза, положи мне ладони на плечи,

И пускай отлетит всё, что в мире не ты и не я,

Потому что во всех промежутках от встречи до встречи

Меньше правды, а больше вранья.

Твоя любовь, твоя любовь — моя броня.

Я с нею смел, я с нею смел среди огня.

А без неё, а без неё мне страшен дым.

А без неё, а без неё я уязвим.⁶⁷

В этом месте песни Женя замечает: к ним начинают присоединяться Галина Ивановна и Олег Андреевич, по которым в жизни не скажешь, что они в разводе; трогательные Вероника и Серёжа; Аллу выводит Слава, а Леру — Миша; Кирилл приглашает Сашуру, самую трепещущую малявку из малявок. Остаются сидеть только Комиссаровы, но Володя пододвигается поближе к жене и обхватывает рукой её плечи несмотря на то, что она увлечённо продолжает снимать на камеру.

Погляди мне в глаза, подари мне минуту покоя.

Будет лучшим подарком мне эта минута твоя.

А вокруг суета и какое-то всё не такое,

И пускай отлетит всё, что в мире не ты и ни я.

Твоя любовь, твоя любовь — моя броня.

Я с нею смел, я с нею смел среди огня.

А без неё, а без неё мне страшен дым.

А без неё, а без неё я уязвим.

Погляди мне в глаза, положи мне ладони на плечи,

И пускай отлетит всё, что в мире не ты и не я,

Потому что во всех промежутках от встречи до встречи

Меньше правды, а больше вранья.

По окончании этого танца Евгений чувствует себя совершенно захмелевшим и усиленно борется с желанием нагло похитить с праздника свою молодую жену, дабы иметь продолжение без гостей. На помощь ему приходит проснувшийся Ванечка, который требовательно заявляет о себе. Они похищают Милу вдвоём и укрываются с ней за дверью кабинета.

Евгений помог Миле расстегнуть молнию платья на спине и обнажить грудь. Благо в кабинете был уютный бежевый диванчик. Мужчина сел на него, а молодая мать устроилась с малышом лёжа, положив голову ему на колени. Он нежно перебирал пальцами её непослушные волосы, пока рука сама не потянулась к хулигански обнажившемуся упругому шелковистому бедру.

— Знала бы ты, как я сейчас завидую нашему сыночку, — тихо, с лёгким смешком признался Евгений. — И это хулиганское платье опять за своё…

Мила подняла глаза к его лицу.

— У тебя глаза совсем почернели, как окислившееся серебро.

— Тебя должен был похитить я, но Ванюшка меня опередил.

— Я и сама была на грани побега. Было так невыносимо, когда все эти наряды отдаляли нас друг от друга.

Он расстегнул ещё несколько пуговиц на рубашке, взял её руку и положил на свою горячую кожу. И пока Милина рука нежно его гладила, он придерживал малыша под спинку.

— Я подумал: благодатное время, когда мы можем вот так тесно находиться втроём, пролетит очень быстро.

— Думаю, эта близость просто перейдёт в другие формы.

— Главное — не потерять её, сберечь.

— Мы постараемся, Женя, правда?

— Да, милая, да.

Когда малыш наелся, Палашов взял его у жены и прижал вертикально к своей груди, придерживая головку выше плеча. Мила поправила бельё и платье, а потом придвинулась теснее к своим мужчинам. Евгений сдался и, теряя последние бастионы, приник к её губам. И в этот миг из маленького тельца вырвалась смачная отрыжка. Мила отстранилась и звонко захихикала, чем вызвала радостный взвизг у Ванечки. Как-то не подумали они, что малыш может и испачкать парадную одежду, не подложили пеленку. И следующие несколько минут они провели в туалете, сменяя подгузник и приводя Женину рубашку в надлежащий вид.

А когда они наконец вернулись к гостям, вроде как никто и не заметил, что рубашка на Палашове обзавелась большим мокрым пятном. Танцы продолжались. Ванечка тоже продержался с родителями один медлячок прежде, чем его забрала бабушка. Сашура была довольна и счастлива, видно Кирилл уделил ей немало внимания и порадовал не одним танцем.

— Разреши мне пригласить на танец малявку из малявок, — прошептал Палашов жене на ушко.

— Конечно. Она же твоя особая гостья.

Мила потянулась к его губам и получила встречный лёгкий поцелуй. После чего прямо во время танца Палашов и Бургасов обменялись партнёршами. И если Мила казалась миниатюрной рядом с Евгением, то Сашура выглядела сущим ребёнком.

— Сашка, какая ты ещё маленькая. Если я захочу с тобой посекретничать, ничего не выйдет, мне придётся сгибаться в три погибели.

— Вот я не подумала и ходули не прихватила, — созорничала девочка. — А когда ты мне споёшь, мой герой?

— Даже не представляю, мой птенчик. Ты меня сегодня озадачила, выступив в роли моей невесты.

— А вот Бургасов совсем выпал в осадок.

— Думаю, он на мгновение пожалел, что женился так рано, не дождавшись тебя.

— Ему пришлось бы ждать пять лет до моего восемнадцатилетия.

— Ну, он был бы не таким старым в свои тридцать два.

— Я вообще-то здесь, — раздался совсем рядом возмущённый голос Кирилла. — И я не один.

— Вот я и говорю, с тобой не посекретничаешь, — ответил Палашов Сашуре вместо Кирилла, с трудом сдерживая смех.

— А почему вам никто горько не кричит? И ты свою невесту не целуешь?

— Я не знаю, почему никто не кричит горько, но это и хорошо. Я так люблю свою жену, что если начну целовать, то уже не смогу остановиться, и придётся нам с ней бросить гостей и поискать местечко потише.

Серо-голубые глаза Сашуры загорелись, и Палашов понял, что он попал. Она отступила подальше и громко закричала:

— Горько!

Все вокруг оживились, как будто тут же вспомнили, что есть такая замечательная традиция на свадьбе — кричать «Горько!», и поддержали маленькую озорницу. Кирилл шагнул в сторону от Милы, уступая законному мужу. Евгений помедлил чуть-чуть, но было бы совсем странно в такой ситуации поступить иначе, поэтому он заключил Милу в объятия и припал поцелуем к её губам. Он хотел этого с той самой минуты обещания в загсе, и он надеялся избежать этого до полного уединения. А теперь всем придётся стать свидетелями не только рождения их семьи, но и свидетелями их всепоглощающей страсти, свидетелями его величайшей слабости. Но откуда не возьмись подошло подкрепление. Как раз когда он почувствовал, что они окончательно теряют головы, раздался какой-то шум со стороны входа в кафе, перетягивая на себя внимание присутствующих. И когда Палашов, не на шутку разгорячённый и опалённый, смог с большим трудом оторваться от обмякшей жены и посмотреть в сторону, он увидел только полные изумления глаза Сашуры, неотрывно смотрящие на него и Милу.

— Вот так, Сашка, — произнёс он нетвёрдым непослушным голосом, — надо любить свою жену. Тебе по секрету скажу: когда я поцеловал Милу первый раз, она упала в обморок. Других таких девочек нет, понимаешь? Вот тебе и горько!

В зал ворвался вихрь из танцующих и поющих цыган, которые свалились незнамо откуда и тут же заполонили собой всё пространство. Их появление могло бы остаться загадочным подарком, если бы в руках у одного из цыган не оказалось знакомой до боли чёрной лакированной гитары. Палашов держал её в собственных руках в канун нового года. А одна цыганка, приблизившись к нему вплотную спиной, потрясая плечами, повернула к нему голову в пол-оборота и подмигнула. Тут-то он и узнал парикмахера Розочку, которая растрогалась до слёз от «Баллады о свечах». И в мельтешащих лицах остальных цыган и цыганок он начал узнавать очень профессионально наряженных участников съёмочной группы. Тогда он повернулся к столику, за которым сидела Елена, и показал ей поднятый кверху большой палец, на что получил в ответ такой же жест. Он взглянул на Милу, которую продолжал держать в объятиях, и по её лицу понял, что подарок Елены и Володи действительно удался, а главное преподнесён был очень вовремя.

Когда цыганская буря поутихла и перешла в бурные поздравления, жених выхватил гитару у Александра, столь ловко исполнившего цыганский романс, и спел, сам себе аккомпанируя, для своей гостьи, малявки из малявок, колыбельную «Зелёная карета». Ту самую, которую засыпая слышала от него Мила, когда они боролись с коликами Ванечки.