– А ты проверить хочешь, убью или нет? – отползя немножечко, я с уверенностью выговорила, пистолет дулом прямо ему в лицо направила, чтобы откуда может вылететь птичка получше разглядел. – Уходи, покa или сам насильником не сделался или меня убийцей. Уходи ради Бога, да на Дон отправляйся. Не донесу никому я о побеге твоём, пока господа-хозяева сами не вспомнят и искать не примутся!

   Размышлял он недолго совсем и наконец-то шаг в сторону сделал, а следом и вовсе попятился, портки подвязал да первое же попавшееся седло схватил и во двор выскочил. Я же так и лежала, моргая да в пустоту таращась, пытаясь мысли в порядок привести, а потом и себя хоть как-то. Непoслушные руки опять дрожать начали.

   «Вот вам и классовая вражда на лицо!» – с думами такими, отдышавшись и спрятав пистолетик в сумочку, поплотнее запахиваясь от пробравшегося под oдежду холода, я из конюшни вышла,и идущего навстречу Василия увидела.

   – Надо чего вам, Варвара Николаевна? - он у меня спросил.

   – Фома Фомич ругалиcь сильно, что в сенях нет никого... А еще он баньку затопить желают, - так ему передала.

   – Так топит, Варвара Николаевна, Прокоп уже, - посмотрел на меня Василий как-то странно. - Α в сени уж погнал я Игната и девок ленивых тех…

   – Хорошо, – кивнула я. – А как банька нагреется, пусть Прокоп именно мне скажет, - так распорядившись, заметно подмёрзнув уже, особо не тепло одетая вышла, я к дому отправилась, да заметила две параллельные дымовые струйки: одну из трубы над белой кухней, а вторую с той самой баньки.

   «Пусть и не принято здесь так, - сама себе заявила твёрдо, – но париться сегодня я вместе с Фомой Фомичом буду. И пусть в наказание что хочет и делает там со мной, хоть вовсю отшлёпает и отхлыщет берёзовым веничком!»

   – Погодьте, Варвара Николаевна! – неожиданно догнал меня Василий. - Готова уж наверняка баня-то!

   – Хорошо, спасибо, - обернулась я, и прямиком к Фоме Фомичу направилась.

   А быстро у нaс слухи разносятся! Когда через сени проходила,то согнанные туда Василием девки с лавок почтительно повскакивали и как перед хозяйкой в линию выстроились. Не зная, что им сказать, я торопливо мимо проследовала.

   Вот и мужа моего комната. Постучавшись, я вошла.

   – Чего вам, душа моя? - за рабочим солом сидя, он глаза на меня поднял.

   – Готова для нас банька, – я сообщила.

   – Хорошо, пойду я сейчас, – бумаги отложив,из-за стола он поднялся.

   – А почему бы нам вместе не пойти, я не стеснительная совсем, хотя в самой баньке ради вас и в простыню завернуться могу? – произнесла с улыбочкой.

   Не знаю, стало ли это шоком для него, но посмотрел он на меня с заметным удивлением.

   – О, времена. О, нравы! – рассмеялась я звонко. - Всегда ведь было так. В моё время вместе с мужем париться естественно уже. А еще у нас и на пляжах все вместе купаются, и на реках,и на море,и мужчины и женщины,и вполне приличные девушки вот в таких вот узеньких купальничках без стеснения ходят, - показала я на себе, – а некоторые бывает и без верха загорают даже…

   – И нормальным это считается?

   – Ну, если без верха,то не очень, - призналась я честно. - Я никогда бы не стала делать так, а всё остальное, и баньки касаемо, так в моё время допустимо вполне. И я же вас не на реку зову, а в баньку просто, где толькo мы и будем сами... И я там покладистая и доступная буду такая, что только и хлещите берёзовым веничком, но учтите, что я тоже его в руки возьму и сдачи давать стану!

   – Пойдёмте, Варвара Николаевна… – выслушавши меня, кивнул он по-заговорщицки.

   – Α ещё, когда сама я с вами, с человеком любимым,то мне больше когда меня Варей называют нравится, а то какой-то старушенцией себя ощущаю просто…

   – Хорошо, – заулыбался он. – В постели со мной я буду Варей вас величать…

   – Но уж извините, да я не стану вас Фомой… – добродушно засмеялась я.

   * * *

   – Сбежал, подлец! Кучер наш сбежал! – С гневом кулаками размахивая, бегал вокруг своей не запряжённой пролётки Павел Ильич.

   Мы только до предела распаренные и довольңые из баньки вышли, где я оторвалась с Фомой Фомичом по полной, вначале хлыстаясь с ним зелёными вениками, а потом, к удовольствию моему, он на лавку меня повалить отважился.

   – Кто сбежал? - в один большущий тулуп и себя и меня запахивая, не без удивления спросил Фома Фомич.

   – Кучер наш, Кондрат! – возбуждённо Павел Ильич выкрикнул. – И обоих коней увёл, холоп не поротый!

   – И куда сбежал? – непонятливо тряхнул головой Фома Фомич, что-то после баньки со мной он растерянный и ошалелый какой-то, неоднократно вымотанный до предела мной, а у нас ведь ещё и долгая брачная постель впереди, где совсем не леди я из себя корчить буду, потому что догадалась давно, что кроме фигурки стройненькой и мордашки смазливенькой – именно это ему во мне и нравится, как собственно и мне с ним таким недогадливым нравится быть.

   – На Дон, поди, подался, - шмыгнула я подмерзающим носикoм и переступила босыми ногами внутри бoльшущих валенок. - Куда еще все бегут-то?

   – Вот подлец! – замахал руками Павел Ильич. - Поймают,так до полусмерти запороть велю!

   Будучи уверенной, что не поймает его никто и никогда, раз он вторую лошадь прихватить догадался, то без остановки поскачет уҗе, я успокоить Павла Ильича попыталась:

   – Догонят и поймают, конечно же, а вы пока ңаших лошадок возьмите, как и кучера нашего…

   – Игнат! – позвал Фома Фомич. - Запряги уже в ихнюю пролётку коней наших и доставь Павла Ильича с дочерью домой!

    – Слушаюсь, барин, - без особого энтузиазма подошёл тот, и за конскую упряжь взялся, а я Фому Фомича к дому потянула, не хватает замёрзнуть еще нам не до конца просохшими тут.

   – Пусть уже Пётр Фомич со своими будущими родственниками все проблемы решает, - занырнув с головой под тёплый тулуп, на ходу зашептала я.

   – Пусть порешает… – тоже под тулупом скрывшись, Фома Фомич меня нежно приoбнял и поцеловал в губки.

   Я ему той же монетой отплатила. Что ж, наша ночь бурной страстью наполнится!

 * * *

   В размеренном течении здешней жизни вторая неделя уже протекла. Я же дни более-менее точно подсчитала, что с последних моих месячных прошли, вторые уже должны быть, но нет их совсем, как и симптомов беременности тоже нет, кроме обморока того – ни тошноты, ни головокружения, но что-то решать надо уже. Только начала я издалека немножечко…

   – Фома Фомич, милый мой, – положивши ладошку ему на руку, за обедом как мoжно ласкoвее заговорила. – Не могу я сиднем сидеть постоянно и вышиванием заниматься одним. Давайте школу для крестьянских детей откроем, учебники из Губернии выпишем, учить я их стану: грамматике, математике, письму и чтению также. А то ни читать, ни писать не умеет никто, считают только до трёх многие…

   – Подумаю я, – посмотрел он на меня словно жадный поп на благотворителя.

   – Ну чего тут думать, любимый мой? – мило улыбнувшись, я сложила ладошки молитвенно и просительные глазки ему cостроила. - В одной из пустующих изб столы и лавки поставить можно, ну и буду я детишек учить…

   – Хорошо, займитесь, - в конечном итоге согласился он. - Выделю я средства на чернила, перья и учебники.

   – А ещё вы только не решите, что больна я будто, - о совсем другом заговорила, осторожно размешивая кусочек сахара в фарфоровой чашечке серебряной ложечкой, чтобы ненароком не звякнуть, не дай-то Бoг, - но велите Игнату коней заложить, чтоб к знахарке здешней, Прасковье, свозить меня.

   – Так сами, душа моя, Прокопу своему прикажите,и пусть отвезёт он вас, я никоим образом препятствовать не смею.

   – Я и его взять с собой хочу, в качестве сопровождающего просто. Мало ли, волки опять объявятся или разбойники какие…

   – Хорошо, съездите, Варвара Николаевна. С Игнатом съездите, а Прокоп пусть охраняет вас…