вот тряпицею накрыла и оставила на столе.

   – Чтоб отравителя изобличить, по всем комнатам осмотреть надо, - выслушав её, в скором времени Юрий Петрович вывел.

   – Надеюсь, мои и Петра Фомича покои вы осматривать не станете? – в упор на коллежского регистратора глядя, Фома Фомич с недовольством высказался. - Как и моей невесты тоже?

   – Не делать никаких исключений я предлагаю! – безапелляционно Юрий Петрович заявил.

   – Но Свёкла эта, моя крепостная, хоть с позволения Петра Φомича и под барышню рядилась, - на своём настаивал Фома Фомич. - Потому я всецело могу и сам расследование и поиски виновного провести.

   – Но зачем же, коль я уж у вас здесь? К тому же несомненное смертоубийство это, а значит, дело по сыскному ведомству проходить должно, а крепостной ли, иль вольный землепашец, так по закону без разницы, главное, что смертоубийство это…

   – Что же, тогда ведите следствие своё,и с моего кабинета, пожалуй, начните, – с демонстративным видом Фома Фомич к его двери подошёл.

   – Давайте тогда лучше с покоев Варвары Николаевны начнём, чтобы времеңи зря не терять и сразу доказать непричастность невесты вашей… – так высказавшись, Юрий Петрович мимо хозяйского кабинета проследовал.

    – Так вы думать можете, что я могу быть причастна к отравлению этому? – откровенно разозлившись, с такими словами я перед ним дверь своей комнаты распахнула.

   – Ни в коем случае я не подозреваю вас, но осмотреть всё же должен!

   Ко мне пройдя, наперво Юрий Петрович в тумбочку заглянул. Потом платяной шкаф раскрыл. К кровати моей подошёл, приподнял тростью подушку и все коричневый пузырёк с крупной надпиcью яд увидели.

   Взявши его, коллежский регистратор всем продемонстрировал со строгим выражением на лице. Пробку вынул и содержимое понюхать изволил даже.

   – Мышьяк это, – с уверенностью заключил. – К тому же на нём и без того, что крысиный яд написано…

   – Но когда я на обед уходила, не было ничего подобного в комнате мoей, - из-за вдруг возникшего тумана в голове стала оправдываться я как-то сбивчиво.

   – Зато всем ведь известно, как вы не ладили с убиенной, - со строгим видом Юрий Петрович возразил. - Как и отравление – дело рук обычно дамское…

   – Моя сестра права, - тут Пётр Фомич вступился за меня. – Хоть я и знаю, что невзлюбила она сожительницу мою, но никакого зла уж точно учинить не могла, да и не задумывала ничего подобного!

   – Однако это совсем об противном свидетельствует! – выше своей головы приподняв, демонстративно потряс найденной баночкой наш доморощенный сыщик.

   – Но я не делала того, в чём вы меня обвиняете, и не прикасалась к флакону этому даже, как и не видела у себя никогда его прежде! Вы җе понимаете, что его туда кто угодно занести мог? Моя комната снаружи не запирается! А если бы я и действительно отравительницей была,так и выбросила бы его сразу! Зачем мне такую улику у себя держать?

   – Ну, это уже вам виднее, быть может, ещё раз использовать планировали! – никак не унимался Юрий Петрович.

   – Инсинуации всё это! – снова вмешался Пётр Фомич. Я же от гнева задохнулась просто.

   – Извольте с моей невестой почтительным быть и обвинения эти гнусные при себе держать! – закричал на насупившегося коллежского регистратора уже Фома Фомич.

   – Я арестовываю Варвару Николаевну и забираю её с собой! – в ответ на это, уверенным тоном Юрий Петрович высказался.

   – Даже если она и была бы виновна, то вы всё равно не можете её забрать, потому что… – Фома Фомич что-то еще в мою защиту сказать хотел,только Юрий Петрович так и не позволил ему договорить.

   – Потому что она крепостная ваша? - закричал он неистово. – Нет! Вы ведь сами же освободить её и изволили, как дворянку и сестру вашего названого брата! Потому Варваре Николаевне доведётся со мной в Губернию отправиться, как задержанной и подозреваемой по делу о сём смертоубийстве!

   – Но это всецело невозможно, – Фома Фомич с каким-то трудом вымолвил.

   – Бумаг её мне пока не надо, пусть в кабинете сохранятся вашем, записку же для караулов я и от своей руки для Варвары Николаевны выпишу, - здесь, от Фомы

Фомича отвернувшись, Юрий Петрович на меня посмотрел холодно. - Час вам на сборы даю,и потеплее оденьтесь, в дороге и в камере тюремной весьма сыровато будет.

   * * *

    Пусть уж и в тюрьму, но я в самое лучшее своё нарядилась, в какой-то надежде, что по надуманному делу этому как настоящая дворянка проходить буду и заметное смягчение в обращении иметь. В дорогу Марфа Степановна узелок с пирогом мне сунула, да и отступила со слезами на глазах. Фома же Фомич на крыльце стоял и смотрел сочувственно, не говорил уже ничего, разве прощаясь, руку мне сжал, да прошептал, что никак не оставит это дело. Перед тем же в кабинете своём он долго с Юрием Петровичем о чём-то спорил, кричал на него яростно, что до окончания разбирательств меня под домашним надзором oставить бы следовало, но пользуясь безмерной властью своей, этот напыщенный сыщик всё по-своему решил, и моего жениха самого под домашний арест заключил на время.

   «Вот тело Свёклы к доктору отправлю, точные выводы его получу, а там, глядишь,и аресты у пристава сниму,и за вами отправлюсь следом», - так мне Фома Фомич сказал.

   И демонстративно от помощи Юрия Петровича отказавшись, я сама в его бричку села, хорошо хоть не на зарешёченной полицейской карете он здесь был, без всеобщего позора поеду.

   Тронулись мы тихонечко,и пoкатили спокойненько, из-за новых рессор почти на кочках не прыгая, я же в себя ушла полностью, о будущей жизни призадумалась, как-то не верилось даже, что в тюрьму меня везут, что осудить могут, да ещё в этом времени. А собственно, нет ведь у негo никаких доказательств той самой причастности моей, каждый разумный поймёт: баночку эту кто угодно подложить мог! Да и как-то халатно Юрий Петрович дознание провёл, не опросил никого почти, сразу же меня в виноватые зачислил, записей не вёл совсем, пометок и то никаких не составил… Ну будто всё под одно на скорую руку подстраивал! Нарочного сразу же с донесением, и

к местному приставу и к полицмейстеру в губернию отослал, чтоб уже обратно никак дело не повернуть было…

   Надо же, вот я задумалась,и не заметила даже, когда наша бричка за поместье и деревню выехала,и ведь где-то с час уже мы так миленько с ним рядышком плечом к плечу сидим, ну будто лучшие молчаливые друзья или любовники!

   – Раз уҗ арестованная я,то возьмите и в кандалы закуйте меня, – не выдержав, с какой-то яростью высказываясь, я сведённые вместе к нему руки протянула. – Узница я ведь ваша теперь всё же!

   – Ох, Варвара Николаевна, оставьте, - первый раз за весь путь Юрий Петрович со мной заговорить соизволил, – не собираюсь я вас заковывать, конечно же, мне просто слова вашего достаточно будет, что со мной спокойно поедете,и попыток сбежать не допустите... Тюремный же арест я с вас сразу по прибытию в Губернию сниму, и под свoю опеку определю домашнюю…

   – Уж не надеетесь ли вы, что я там с вами… – начала я несколько двусмысленным тоном.

   – Поработаете над загадками этого времени славно? Очень даже надеюсь!

   – Так этот флакон, получается, вы в мою комнату подкинули?! – так воскликнув,теперь уж точно уверилась в своих догадках.

   – Верно, подложил,и всецело государственного блага ради…

   – И Свёклу, получается,тоже вы… – вслух ужаснулась я со стуком сердца.

   – Да ради Бога, Варвара Николаевна, не отравитель я! – горячо Юрий Петрович воскликнул. - Думаю, она чем-то подавилась, бедная, да и задохнуться из-за того изволила. Был бы рядом кто, так с лёгкостью спасти мог. Я побеседовать о вас с ней хотел, да в мёртвом состоянии еще не остывшую нашел, ну и для вас взял ту баночку с ядом в дворницкой, вы к тому часу, по всему, в стoловой уже были…

   – И ради чего подстава такая? - мрачно я выговорила.

   – Так и сами догадались ведь уже, поди?