— А… ну да, ну да, — киваю согласно, походя вставляя свои пять копеек о том, что успел поработать.

Но вообще, информацию о себе цежу через ситечко — благо, опыт переговоров разного рода за плечами богатый. Сперва — выпивка, которая, как известно, сближает, а информация о еврействе и прочем… после портвешка она чуть иначе пойдёт.

— Н-да… небогато, — дёргаю головой, оглядевшись в магазине.

— Ну а хули? — пожал плечами Илья, разглядывая товары и толкающийся в магазине народ с видом не то чтобы флегматичным, а скорее — фаталистичным, — Не Москва.

С какого хрена Чертаново не Москва, переспрашивать не стал, своя сермяжная логика в этом есть. Кто бы что ни говорил о городской черте, но такие вот кварталы, перекопанные траншеями, это, действительно, ещё не Москва…

Выбор в маленьком магазине-времянке соответствующий, для непритязательной публики из тех, которым преимущественно выпить и закусить. Отстояв небольшую очередь, состоящую, в большинстве, из страждущих граждан в спецовках, безо всяких проблем купили портвейн, а к нему — советскую классику — половинку батона, три сырка и «Бычки в томате». Нашлись и стаканы — изрядно заляпанные, они стояли в углу возле пыльной витрины, и являются, очевидно, общественным достоянием.

Устроились неподалёку, сунувшись было на зады магазина, но там уже своя компании, с… хм, блэк-джеком и дамой облегчённого социального поведения. Дама, не слишком ещё, кажется, старая, но изрядно засаленная, с некоторым недостатков зубов и переизбытком синяков, наслаждается вниманием кавалеров, завлекательно хихикая и матерясь через слово, успевая пить, курить и закусывать.

— За стакан даёт, — со знанием дела поведал низкорослый Алексей, он же Лёха, он же бычок, — Правда, на винт намотать — на раз-два!

Понимающе киваю — дама выглядит так, что с ней не то чтобы спать, но и, кажется, дышать одним воздухом рискованно. В вендиспансере, наверное, у неё давно персональная койка с именной табличкой, а медперсонал, вплоть до уборщицы и сестры-хозяйки привык к ней, как к детали пейзажа.

Дружки начали подкалывать Лёху насчёт «раз-два», интерпретируя это совершенно однобоко и похабно, тот привычно и довольно-таки беззубо огрызается. Ему, кажется, привычней отвечать словами «хули ты…» и ударом лба в переносицу, но это ж дружки! Вот и буксует мозг, с непривычки.

— Ну вот, — удовлетворённо оглядевшись вокруг, Илья прошёл через бурьян к грудам кирпича, успевшим рассыпаться и местами порасти травой, — хорошее местечко, и главное — никого пока!

Хорошее местечко за грудами кирпича было оборудовано столиком, то бишь катушкой из-под кабеля, и лавочками, представляющими собой рулоны толя с не слишком свежими картонками поверх. Насчёт «никого», это, наверное, какое-то чудо — ибо, если попытаться экстраполировать количество страждущего народа в спецовках на подобного рода «хорошие местечки», то, как мне кажется, здесь должна быть очередь, как в хороший бар.

— Ничего так, — оценил я, отчаянно кривя душой и внимательно глядя по сторонам в поисках подозрительных обрывков газет и прочих признаков минирования территории, и, к своему облегчению, не находя их, — зачётно!

— А то! — задорно отозвался Илья, приняв всё за чистую монету.

Впрочем, а чего бы не принять? На фоне бараков… да и в моей молодости, когда жили пусть в херовой, но в отдельной квартире, подобные места более чем котировались не только у нас, подростков, но и у взрослых работяг. В гараже — это уже изыски для интеллектуалов, где не просто хряпнуть между делом и поговорить за международную политику, но и поковыряться в железе, а в рюмочных у нас собирался народ откровенно криминальный — из тех, что плавают по самому дну.

Расстелив на катушке не очень свежую газету из тех бесцветных отраслевых, где, кроме передовиц и фотографий, ничего интересного нет, разложили еду и поставили бутылку. Станислав лихим жестом вытряхнул из рукава финку и свирепо вспорол консервы.

— Зоновская, — как бы между прочим сказал он, — кореша подогнали.

Цокаю уважительно языком — дескать, брэнд, да… и получаю на руки сперва легендарный холодняк, а потом и несколько бессвязные куски лекции, в которых перемешалась всякая ерунда о холодном оружии, зоне, крытках, греве и намёках на то, что он, Станислав, к чему-то и зачем-то причастен. Киваю, слушаю, но без особого фанатизма, чтобы не получить на свою голову цикл лекций на соответствующую тему, которые (не дай Б-г!) могут закончится предложением поближе проникнуться, так сказать, культурой…

— Ну… — на правах спонсора разлил портвейн по стаканам, радуясь уже тому, что он, портвейн, в магазине вообще был, а не то пришлось бы пить какой-нибудь «Солнцедар», проклятый самой Вселенной, — за знакомство!

— Всю жизнь, сколько себя помню, на Северах, — в ответ на вопрос выдаю тщательно дозированную инфу о себе, и, сделав паузу, мякишем батона промокаю жижку в консервной банке и сую в рот.

— А как оно там? — не утерпел Станислав, который, по-видимому, в своём воображении накрутил интересного, с лагерной спецификой.

… ожидаемо.

— Да по всякому, — жму плечами и выдаю несколько северных баек, одним из которых я сам был свидетелем, а о других, о чём честно предупреждаю парней, мне только рассказывали.

Разговор неминуемо сводится к лесоповалу, заработкам, татуированному криминальному миру и тому подобным вещам. Как это обычно и бывает, все что-то слышали и заспешили поделиться, хвастаясь информированностью и причастностью… к чему бы то ни было.

— А это, ну… — Стас мнётся, но решается наконец, — а ничего, что вы евреи? Как там оно с этим, на Севера́х?

— Да всем по… — жму плечами, — мне, собственно, тоже. Было. Смотрят какой ты человек, а остальное…

' — Удачно вбросил', — оцениваю я, не продолжая тему. Да впрочем, и без меня справляются, и разговоры идут о толерантности и дружбе народов, понимаемых почему-то через призму уголовных понятий.

— А в Москву чего? — поинтересовался Илья как бы между прочим, затягиваясь и щуря глаз от едкого дымка.

— Учиться, — снова пауза, во время которой лезу булкой в банку, — я Севера́ во всяких видах навидался, да и родители тоже. Надоело мал-мала. Ну и так… мне биология и химия интересны, а там у нас и школа до восьмого класса только, ну и так, слабовато.

— А… врачом хочешь быть? — понимающе кивает Илья, в глазах которого я стал чуть лучше соответствовать образу канонического еврея.

— Врачом? — вскидываю брови, — Да нет, наверное… скорее — биология и такое всё…

— Егерем можно после биологического, — авторитетно заявил Лёха, и все закивали, а весы качнулись в нужную сторону.

— Да хотя бы, — киваю, изрядно кривя душой, — интересно ведь!

— А чего… так? — дипломатично (ну, как понимает!) поинтересовался Стас, который уже в курсе о нашей непростой ситуации — в самых общих чертах, разумеется.

— Это там похуй… — дёргаю подбородком, имея в виду Север, — а здесь, как оказалось, нет! Ну и…

Сделав паузу, кривлюсь, старательно не замечая жадного любопытства.

— Перекрыли кислород, в общем… — выдыхаю я, — после восьмого на завод пошёл, и в вечёрку, а чёрта с два! Не то что в институт…

Не договорив, делаю такое лицо, что с расспросами парни не лезут. После совместно распитого алкоголя, да ещё и за мой счёт, я ещё не друган, но — «вот такой пацан!»

… а остальное додумают.

Посидев так ещё минут пять, прощаюсь, делая вид, что ах как сожалею о нашем расставании…

— Приглашать не буду, парни, — развожу руками, — сами понимаете! На днях ещё пересечёмся, ну и так… более глобально отметим. Здесь как, нормальные пацаны?

Заверив, что здесь — да, а вот среди соседей всякие бывают, меня проводили почти до самого барака. На прощание стукнулись по моему почину кулаками, что им, в новинку, очень понравилось…

— Не ругайся, — завалившись в комнату, прошу маму, уже учуявшую запах и подперевшую руками бока, — знакомство, сама понимаешь…