У меня множество синяков и ушибов, наверное, все из-за камней у берега: волны поднимают их, вместе с песком и с силой опускают обратно. А тут на пути попались мы с Егором.
О его состоянии мне известно только, что из реанимации он переместился в обычную палату, но деталей никто мне не раскрыл.
Родственников у меня нет, так что никого не пускают, телефон, хоть и остался в кармане пальто, но эту центрифугу не пережил, вымок и больше не включается. Симку я вытащила, но в больничной палате сложно купить новый телефон, так что пока у меня информационный детокс.
Есть и плюсы – не звонит почти бывший муж, а Давиду я написала сообщение с телефона медсестры, потому что была уверена - он поднимает всех на уши, если я пропаду. Вот они плюсы близкой дружбы – я знаю его номер наизусть и это внезапно пригодилось.
Пролежав в больнице пять дней, без новостей и телефона, в полном одиночестве, я получаю хорошую новость.
- Макушева, идёшь на поправку. Завтра можем отпустить домой, если будешь соблюдать постельный режим и придерживаться рекомендаций.
Мой врач, Галина Ивановна - суровая женщина неопределенного возраста. Ей можно дать пятьдесят, но, с таким же успехом, ей может быть и шестьдесят.
Она настоящая звезда этой больницы, все бегают к ней за советами, здороваются по сто раз на дню и стараются не разочаровать неуместными комментариями или вопросами. Сама же она со всеми на «ты», ее юмор нужно научиться понимать, а странную заботу – принимать.
Голос Галины Ивановны уже не такой грозный, как мне казалось, да и смотрит она не хмуро, а вполне оптимистично, правда с подозрением. Наверное, прикидывает, буду ли я соблюдать рекомендации и пить таблетки по рецепту.
Я тороплюсь клятвенно пообещать, что буду всё делать точь в точь, как она скажет. С такими женщинами не спорят, на их волю сдаются и покорно выздоравливают.
- Ладно, Макушева. Поверю на слово и приду с визитом через пару дней после выписки, проверить как ты выздоравливаешь. Смотри мне, ешь хорошо, пей много, надо тебе вес набирать – еле душа в теле держится.
На этом она кивает медсестре Инночке, чтобы та готовила документы на выписку и выходит из палаты. Отлично. Как бы мне теперь узнать, как там Егор?
- Да что ты так переживаешь, сегодня твоего голубка домой отправили, - хихикает медсестра, будто мысли мои прочитает. – Он же тебе одноместную палату оплатил, ты знала?
Вот это сюрприз. И мои совершенно круглые, выпученные глаза, заставляют Инночку смеяться еще сильнее.
Она круглая и румяная, совсем еще молодая девочка, студентка на практике, и называю я ее не иначе, чем Инночка, с самого первого дня. Очень уж она приятная и общительная.
- Вижу, не знала. А я думала, вы встречаетесь!
- Не совсем. Ну, то есть, он мой сосед и…
- И потому прыгнул за тобой в бушующее море? Ой, не лукавь, Эмма. Был бы просто сосед, не прыгнул бы, - она пожимает плечами и прищуривается хитро-хитро. А я вдруг задумываюсь.
Вдруг она права? Была бы я ему безразлична, прыгнул бы он в воду? Все-таки у него дочь, на дворе холодная весна, а на море шторм.
Сложный вопрос.
- Погоди, так он же в реанимации был, почему так рано домой?
- Да просто мест других не было, всё забито, вот его на денек в реанимацию и отправили. Заодно МРТ головы сделали, его там хорошо камнем приложило, но всё обошлось. Голова у него, что камень крепкая. Да и сам, прямо богатырь, даром что рыжий. Повезло тебе, Эмма, – вздыхает медсестра, а никак не могу определиться, кивать ли мне в ответ, что повезло и что богатырь, или отнекиваться, что ничего мне не повезло и мы просто знакомые.
Решаю кивнуть, ведь богатырь – это очень точное описание Егора. Правда, чуть менее точное, чем железный дровосек.
. . .
На следующий день меня выписывают. Инночка выдает мне бумажку со своим телефоном и пакет с личными вещами. Мою одежду она по доброте душевной постирала, а пальто высушила, так что мне есть в чем возвращаться домой.
Только вот когда я прошу в регистратуре вызвать мне такси, оказывается, что меня уже ждут.
Водитель, присланный никем иным, как железным дровосеком, помогает мне дойти до машины, осторожно довозит домой и провожает меня до самой двери, где вручает большой пакет и уходит.
В пакете я нахожу уйму продуктов, отдельный небольшой пакетик с лекарствами, точно по рецепту, и коробочку с телефоном.
Судя по всему, Егор позаботился, прямо-таки до мелочей.
Я с глупой улыбкой сажусь на пуфик в прихожей и откашливаюсь. Воспаление легких еще до конца не ушло, но это и не быстрое дело, главное пить таблетки, хорошо есть и беречь себя. О первых двух пунктах уже позаботились, осталось выполнить только последнее.
Ох, неужели я ему, правда, нравлюсь?
А с другой стороны, пусть он меня спас, но уж еду и лекарства покупать был точно не обязан, а телефон и подавно.
Я, растягивая губы в улыбке, медленно ползу на кухню, разбирать пакет.
И в лучшее верится.
. . .
- Да чтоб ты сдохла, рыжая дрянь! Чтоб тебя черти покусали!
Ну вот, приехали. Стоило мне поставить симку в новый телефон, как раздался звонок. Конечно, контакты я еще не перенесла, ничего не настроила. На том и попалась.
Марк орет в трубку, буквально верещит, я прямо вижу, как он брызжет слюной и подпрыгивает от злости. Интересно, что там ему Давид устроил за эту неделю?
Но сил у меня сейчас нет. Я просто держу трубку в руках, подальше от уха и жду, когда он накричится. Вдруг что полезное скажет.
Наконец, я понимаю, что трубка больше не разрывается и не вибрирует.
- …последний шанс. Оставь мне ресторан и я, так и быть, не буду претендовать на квартиру и машину. И кредиты на тебя вешать не стану. Иначе поговорим по-плохому.
Его голос такой звонкий, такой возмущенный, как я раньше не замечала? Он очень похож на свою любовницу. Они же прямо нашли друг друга, узнали из тысячи, по визгливому голосу и, наверное, бровям изумрудным, не меньше.
- А по-плохому это как, Марк? Как ты орал в самом начале или еще громче?
Я немного издеваюсь, самую капельку. Ну как можно серьёзно относиться к его угрозам отжать у меня добрачную квартиру и машину, за которую я выплачиваю кредит с личного счета? У меня же все выписки, Давид ее точно отсудит. Правда, я как не ездила на ней, так и не буду, но уж любовнице её точно не оставлю.
- Не играй со мной, ты даже не знаешь, с кем связалась, Эмма, - теперь он шипит, понижая голос. Но и это совсем не пугает.
- С лживым ничтожеством я связалась, вот с кем. Ты же не мужик, Марк, ты как баба, которая бьется в истерике на полу, с пеной у рта, в конвульсиях бьется, да не сдохнет никак. Прямо как подумаю, что восемь лет на тебя потратила, бок о бок с тобой жила, готовила, спала, так мерзко становится. Так что фиг тебе, а не ресторан. Пополам. Это моё последнее слово. Адьёс.
