— Что происходит? Где Андрей? — Взволнованно тараторила Вика.

— Присядь, нужно поговорить. — Строго отозвался Гена.

— Нет… Позови Андрея!

— Милая, Андрея здесь нет… — Тихо произнесла мать. — Геннадий Сергеевич тебе сейчас сам всё расскажет…

— А я говорил, что этот Андрей Антонович ненадёжный человек. — Строго произнёс отец. — Что, поиграла во взрослую жизнь?

Вика почувствовала, как по всему телу пробегает дрожь.

— Я… не понимаю…

Она забежала в соседнюю комнату и включила свет.

— Андрей! — кричала она.

Девушка направилась к другой двери. Ирина Сергеевна подбежала к дочери и попыталась её остановить.

— Пусти! — Шикнула Вика. — Андрей! Ты где?

Мать отшатнулась от дочери, и та продолжила поиски в кабинете.

— Ушёл Андрей. — Провозгласил Гена.

Девушка выглянула из кабинета.

— Нет… Вы врёте!

Вика в панике побежала на второй этаж, преодолевая ступень за ступенью.

— Вика! Вернись! — Умоляла мать.

Девушка забежала в спальню, где больше не горела настольная лампа, а кровать была заправлена. Комната словно опустела. Вика пробежалась по спальне, взволнованно осматривая каждый угол.

— Андрей!

Девушка спустилась вниз и у лестницы её поймал Гена. Он схватил Вику за плечи.

— Послушай меня! — Внушал он Вике.

Тяжело дыша, Вика осмотрела взволнованных родителей, которые сидели за столом, а затем повернулась к Геннадию.

— Где он? — Дрожащим голосом протянула Вика.

— Присядь.

Гена усадил девушку рядом с собой за стол и перевел дух.

— К другой он ушёл.

— Что?! — Прокричала девушка.

— Тише. — Гена положил руку Вике на руку. — Приехала какая-то его баба, ну он и пошёл к ней. Сказал, что нагуляться напоследок хочет. А за тобой родителей прислал, чтоб не мешала.

Геннадий говорил настолько убедительно, что сам начинал верить себе. Девушка ошарашенно пялилась на него, пытаясь осмыслить услышанное. Из глаз полились струйки слёзы.

— Нет… Вы врёте… — Вика отрицательно вертела головой. — Я не верю… нет…

Она выдернула руку из-под пальцев Гены и вскочила из-за стола.

— Мама! Папа! — Она в слезах повернулась к родителям. Те с болью на сердце смотрели на отчаянные возгласы дочери. — Скажите, что это ложь!

— Милая, мы пытались тебя уберечь… — Всхлипнула Ирина Сергеевна.

Вика попятилась назад и остановилась у лестницы. Она испуганно оглядывала всю комнату, пытаясь унять волнение от нахлынувших эмоций.

— Мне нужно поговорить с ним. — Через силу прошептала Вика. — Андрей!

Вика хотела снова броситься на бесполезные поиски в доме, но Гена схватил её и приподнял над землей.

— Отпустите меня! Мне нужно поговорить с ним! — Вика брыкалась и пыталась вырваться из рук Геннадия.

К ним подошли родители и перехватили дочь. Когда Вика почувствовала землю под ногами, снова попыталась бежать, но отец схватил её.

— Поехали домой, дочь. Нечего здесь оставаться. — Уговаривала мать, крутясь вокруг них.

— Я никуда не поеду, пока он сам не объясниться!

— Вик, пойми, ты не нужна ему! — Внушал Гена.

Девушка зацепилась за перила лестницы и попыталась высвободиться из сильной хватки отца. Она всеми силами старалась бороться и с физической, и с душевной болью, а слёзы размывали картинку перед глазами.

— Едем домой! — приказал отец, потянув дочь на себя.

Руки соскользнули с перил, и Вика отчаянно вскрикнула.

— Зачем он так сделал! — Рыдала девушка. — Пусть сам передо мной объясниться! Я никуда не поеду, пока не услышу это от него!

Алексей тащил дочь к выходу, пока вокруг них крутилась безутешная мать. Геннадий оставался стоять около стола, сочувственно смотря на девушку.

— Он не придёт. — Продолжал Гена. — Мне очень жаль.

— Я никуда не поеду! — Вика продолжала пытаться сбежать. — Гена! Почему вы ничего не сказали мне раньше?!

— Я… я и сам не знал… — Умело сочинял Геннадий без единого угрызения совести.

— Нет! Папа! Прошу, отпусти меня! — Вика в истерике колотила по схватившим её рукам отца. — Почему он так сделал! За что?!

— Поедем, милая, поедем… — Сочувственно продолжала Ирина Сергеевна.

Алексей подтянул дочь к двери. Геннадий подошел ближе к ним и облокотился на стол, провожая взглядом истерящую девушку.

— Спасибо вам, всего доброго. — Откланялась мать и вышла на улицу.

— Нет! Отпусти меня! — Казалось, крики слышно по всему пригороду.

— До свидания. — бросил Алексей.

Он сильнее потянул дочь к выходу, но та вцепилась в дверной косяк. На улице едва были слышны нервные возгласы матери. Отец с новой силой одёрнул девушку.

— Нет! — Прокричала она.

Рука Вики соскочила, после чего дверь с оглушающим грохотом захлопнулась.

Записи в синей тетради

Андрей

«30.06.1972»

Не раз я встречался с непреодолимым желанием бросить всё и поступить не по моральным нормам. Но самое страшное- когда эти моральные нормы поставил себе не ты. Все, что навязано обществом- зачастую идёт в противовес твоим же предпочтениям. И ты соглашаешься с толпой, соглашаешься лишь потому что не хочешь выделяться, или же постепенно сам начинаешь верить в навязанное. Самовнушение творит ужасные вещи. Вот я и внушил себе, что любовь моя губительна.

Первый удар был пятнадцать лет назад, когда умерла мать. Я был слишком молод и слишком глуп, чтобы понять ценность семьи, в которой я вырос, поэтому воспринимал всё лишь как должное. И то, что у меня есть дом, и то, что сестра моя доброй души человек, которая несмотря на разногласия придёт на помощь, и то, что дома меня всегда ждала мать, с которой мы, бывало, сильно ссорились. Она ждала от меня великих свершений и побед, а я приносил лишь тройки по математике. Не то, чтобы я был глуп в учёбе, просто в какой-то момент ввязался в плохую компанию. А когда меня исключили из комсомола, мама окончательно разочаровалась во мне, как я предположил. Да и слова её были словно ножом по сердцу.

— Ты глупец, который ничего не добьётся в жизни.

Последнее, что я услышал, перед тем как уйти из дома в ночи. Лиза пыталась остановить меня, даже выбежала на улицу и какое-то время следовала за мной и умоляла успокоиться. Но я был непреклонен. С Лизой мы простились на доброй ноте и я отправил её обратно, следить за матерью. А сам зарёкся больше никогда не обращаться к ней. Слишком сильно задели мою эгоистичную душу её слова. Поначалу было трудно жить одному в частном доме, да и к тому же в Мещерино я приезжал в основном летом, а осенью пришлось разбираться с заботами о целом участке. Благо Гена помогал, он с рождения жил там, поэтому мало по-малому помог освоиться в доме. Бывало, хотелось дойти до ближайшей телефонной будки и набрать домашний номер, или же написать письмо матери. Но что-то останавливало меня. А когда приходили её редкие письма, я каждый раз страшился читать их, а затем всё равно открывал конверты и пробегался глазами по тексту. Зачастую это были банальные рассказы о том, как проходит её день на швейном заводе, или о том, куда они с Лизой ходили. Как будто и не было той ссоры. На её письма я не отвечал. Боялся. Чего, правда? Не знаю…

А через полгода она умерла. Её сразил сердечный приступ, хотя раньше проблем со здоровьем у неё не наблюдалось, да и лет ей было всего пятьдесят. Ужасный камень лёг мне на душу, я знал, что по большей степени виноват в её смерти. Ведь сердце обеспокоенной матери- самая хрупкая вещь. Я до сих пор считаю, что умерла она из-за моей выходки.

Второй удар пришелся на моё тридцатилетие. Стоит отметить, что после Тани у меня долгое время не было возлюбленной, да и не до этого было. Гена часто предлагал мне в качестве жены ту или иную особу, а я лишь косился на них с презрением. Что-то не так было во всех этих девушках. А может это во мне что-то не так? Такой вопрос я задавал себе не раз за те пять лет, что я прожил в одиночестве.