В результате взрыва (по официальным данным), немцы потеряли до батальона — (около 400 человек) своих солдат и офицеров. Забегая вперёд скажу:

— Когда отпала надобность в обороне, немцы сами оставили Зайцеву гору в марте 1943 года. Ушли с оружием и знамёнами своих полков.

В результате мощнейшего взрыва произошло смещение глубинных пластов земли, и под склоном холма забил родник с хрустально чистой ледяной водой. На одной из вахт памяти Калужские поисковики обустроили родник, поставив на нём сруб колодца. Вода настолько прозрачная, что видно, как на дне родника ключом «кипят» песчинки.

Во время Вахты Памяти в 2016 году, я приехал на сутки раньше других поисковиков, чтобы подготовить базу для их размещения. Когда рутинная работа была закончена, я решил поработать по поиску и подъёму останков Советских солдат.

За долгие месяцы противостояния и жестоких боев, земля вокруг Зайцевой горы, как лицо старика, покрыта глубокими морщинами окопов, оспинами воронок. Я решил проверить одну из незнакомых мне просек. Никуда не торопясь шёл по просеке, между деревьями смешанного леса. Металлоискатель то и дело посвистывал на мелкие осколки и гильзы. Интересная деталь — по этой просеке уже много лет не проезжала ни одна машина, а вот ни деревья, ни кустарники на ней не растут. Только потом понял, густой подшёрсток из мха, не даёт возможности семенам деревьев пробиться до земли.

Вскоре из-за поворота показалось какое-то строение. Подошёл ближе и увидел полуразрушенный хутор — отдельно стоящий дом с провалившейся внутрь крышей. У дома из четырёх стен остались только две. Метрах в десяти перед домом находился очень глубокий колодец с прогнившим срубом. Надо сказать, что подобные сооружения для поисковика представляют особую ценность. Дело в том, что вовремя, и после войны в колодцы бросали оружие, трупы убитых и всякую ненужную дрянь. А в заброшенных домах можно найти деревенскую утварь, какие — либо предметы старины.

Пол в доме был покрыт обломками провалившейся крыши. Я осторожно пробрался внутрь, осмотрелся. Полуразрушенная печь, из-под развалин торчала ржавая спинка кровати. На уцелевшей стене с правой стороны свисали наклеенные вместо обоев пожелтевшие от времени газеты. Я подумал, что на этих импровизированных обоях могут быть интересные статьи о Сталине, о «врагах народа» — достойнейших людях, имевших свою, отличную от мнения властей точку зрения. Во время Сталинских репрессий эти люди тысячами погибали в лагерях Гулага.

Подобрал подходящую палочку, приподнял ею свисающий край пожелтевшей газеты, а под ней! Прямо со старинной иконы, на меня смотрел лик какого-то Святого. Как оказалось, позже, на иконе был изображен Святой Николай Угодник. Видимо, нависшие над иконой газеты, спасли её от разрушающего воздействия дождя и ветра.

В дальнейшем я показал свою находку знакомому священнику. Он сказал, что икона старинная, намоленная, но её всё равно надо освятить. Что и было сделано. Когда батюшка возвращал мне икону, он многозначительно сказал

— Владимир Петрович, такие находки — просто так не бывают.

* * *

Сергей Цыганков

Бахалка

Труднее всего было найти подходящую медную трубку. Трубка нужна диаметром с карандаш и длиной в два спичечных коробка. А главное — она должна гнуться, не ломаясь. Лёшка облазил все сараи и свалки, но трубки не нашёл. Он было начал задумчиво поглядывать на грузовик соседа, но дядя Лёва, догадавшись о терзаниях Лёшки, погрозил ему из окна кулаком. Лёшка готов был отдать за трубку что угодно, даже маленький китайский фонарик, который он выменял на бесчисленное количество разных штучек. Но трубку за фонарик никто отдавать не хотел. Лёшка изнывал от желания достать трубку — он мечтал о бахалке.

Бахалка — это медная трубка с резинкой и гвоздём. Согнутый около головки буквой «Г» гвоздь остриём вставляется в трубку, сплющенную с другого конца молотком и тоже согнутую буквой «Г». Хвостики двух «Г» соединяются тугой резинкой (кольцо от велосипедной камеры), и получается устройство, способное «бахать» серу от спичечных головок. Добрая бахалка уже из одной головки извлекала выстрел такой силы, что у стрелка порой закладывало уши. А когда на улице темнело, было видно, что в момент выстрела из трубки вырывается огонь. Это было похоже на настоящую перестрелку. Каждый вечер счастливые обладатели трубок собирались в тихом зелёном переулке, и, сидя на перевёрнутой лодке, на радость соседям хвастались громкостью своего вооружения. Лёшке приходилось только смотреть.

Как всегда, выручил дедушка. Он, несмотря на пенсию, всё ещё работал водителем старенькой легковушки и однажды тайком от бабушки («без рук ребёнок останется») принёс из гаража великолепный кусок медной трубки точь-в-точь по Лёшкиным мечтам. Чтобы найти подходящий гвоздь, вырезать резинку из колеса от нового велосипеда, сплющить трубку и расплавить в ней кусочек свинца (технологическая хитрость), Лёшке потребовалось не больше двух часов. Ещё засветло была готова великолепная бахалка, которая всего «с полспички» бахала так громко, что завсегдатаи старой лодки после упорного состязания неохотно отдали пальму первенства Лёшке. Особенно ценным было то, что Лёшкина бахалка не давала осечек, позволив ему с честью выйти из рискованной военной авантюры, в которую Лёшка ввязался после состязаний.

В тот вечер Лёшка заявился домой около полуночи. Его торжествующий вид безоговорочно пресёк попытку выговора со стороны бабушки за позднюю гулянку. Впрочем, взбучки всё равно бы не получилось, потому что за столом сидел дядя Слава, бабушкин сын, приезжающий иногда из большого города спокойно попить водки «в своём отечестве» и пожаловаться на тупоголовое заводское начальство, которое откровенно «игнорировало слесарем шестого разряда». По только что початой второй поллитровке и по тому, что каждую фразу дядя Слава повторял всего раза по четыре, Лёшка понял, что застолье продлится ещё долго. Поэтому он со смирением кошки выдержал колючий дядин поцелуй и, набив рот любимым салатом, отправился спать, трезво рассудив, что похвастаться бахалкой успеет и завтра.

Лёшка проснулся поздно и, запустив руку под подушку, извлёк чудесную бахалку. Он аккуратно разобрал её и с удовольствием принялся изучать слегка закопчённый гвоздь и красноватую трубку, приятно пахнувшую гарью. Он ещё вчера решил, что не променяет эту бахалку даже на пистолет-пугач, о котором мечтал года два. Было очевидно, что бахалка намного практичнее пугача, потому что патроны к нему быстро кончались, а с добыванием спичек у Лёшки трудностей не возникало.

Во дворе загремел умывальник, и Лёшка догадался, что дядя Слава вышел побриться. Лёшка быстро оделся, схватил бахалку и выскочил во двор. Дядя слава вдумчиво брился, подглядывая в маленькое настольное зеркальце, как в замочную скважину. Лёшка терпеливо дождался конца дядиного туалета и, сияя, показал ему разобранное сокровище. Немного опасаясь, что дядю встревожит стреляющая конструкция, Лёшка принялся горячо и сбивчиво разъяснять безопасность своего детища и его преимущество перед дорогим, но непрактичным пугачом.

Дядя Слава прижёг скулы одеколоном и, сохраняя плачущую гримасу, бросил взгляд на бахалку. Шевельнув губами, он повесил на плечо мохнатое полотенце и решительно шагнул к Лёшке. Лёшка, скиснув, приготовился к нудной лекции. Но он ошибся. Большая дядина рука неожиданно сгребла с открытой Лёшкиной ладони драгоценную бахалку и, слегка размахнувшись, забросила её в буйные заросли крапивы, занимавшие почти четверть запущенного бабушкиного огорода. Лёшка застыл на месте и даже перестал моргать. Он не слышал, что вещал дядя о выбитых глазах и оторванных пальцах. В Лёшкиной голове, как в замедленном кино, прокручивалась только одна картина: дядя взмахивает рукой, и части бахалки, переворачиваясь в воздухе, исчезают в зарослях.

Лёшка не заплакал. Он почему-то всегда реагировал на несчастья не сразу. Беда как бы постепенно накапливалась у него под ложечкой и уже оттуда, переполнив душу, изливалась в обильных слезах. Но к этому моменту Лёшка всегда успевал уединиться, поэтому его горя никто никогда не видел. Лёшка молча отвернулся от закипающего дяди и неторопливо направился к маленькому сарайчику, в котором дедушка хранил запчасти и масло для своего заезженного автомобиля. Закрыв дверь на крючок, Лёшка опустился на хромой стульчик и зашёлся в беззвучных рыданиях. Ему было совершенно ясно, что в буйных зарослях бахалку уже не найти и что другой такой бахалки у него не будет никогда в жизни.