С другой стороны, нередко результат чудотворного обряда оставался лишь частичным. Судя по всему, больные безропотно принимали полуудачи, а вернее сказать, мнимые удачи. 25 марта 1669 г. два врача из Оре в Бретани, не моргнув глазом, выписали удостоверение об исцелении человеку, который, страдая золотухой, удостоился королевского прикосновения, а затем, для вящей надежности, совершил паломничество в Корбени, вследствие чего все его язвы затянулись — кроме одной[935]. Современный ученый в этом случае констатировал бы: исчезли некоторые проявления болезни, но не сама болезнь; она по-прежнему таится в организме страждущего, готовая нанести ему новые удары. Возможно, что и у тех, кто считался полностью исцеленным, случались рецидивы болезни, и это также никого не удивляло и не возмущало. В 1654 г. одна женщина, по имени Жанна Бюген, удостоилась прикосновения руки Людовика XIV на следующий день после его коронации; ей «полегчало»; затем болезнь возобновилась и прошла окончательно лишь после того, как больная совершила паломничество в Корбени. Все это отражено в удостоверении, выписанном деревенским кюре[936]. Разумеется, составлявший эту бумагу священник и не подозревал, что из нее можно сделать выводы, неблагоприятные для монарха. Твердую веру не так легко смутить. Я уже упоминал выше некоего жителя городка Веллс в графстве Сомерсет; человек этот, которого звали Кристоф Лоуэл, в 1716 г. отправился к Претенденту в Авиньон и, говорят, был Претендентом вылечен; исцеление это вызвало огромный восторг в якобитских кругах и положило начало злоключениям историка Карта; между тем мы можем утверждать совершенно точно, что бедняга Лоуэл заболел вновь, отправился, исполненный веры, вторично искать помощи у своего государя и умер в дороге[937]. Наконец, следует учитывать и рецидивы иного рода, которые медицина ушедших столетий была вообще почти неспособна распознать. Мы знаем, что болезнь, которую наши предки именовали золотухой, на самом деле чаще всего представляла собой туберкулезный аденит, то есть одно из проявлений действия бациллы, способной возбуждать и другие инфекционные заболевания; нередко случалось так, что больной избавлялся от аденита, но не излечивался от туберкулеза, который принимал другую, подчас гораздо более тяжелую форму. 27 января 1657 г. — читаем мы в «Краткой истории Общества Иисуса в Португалии», опубликованной в 1726 г. отцом Антонио Франко, — умер в Коимбре «директор школы при кафедральном соборе Мигел Мартин. Отправленный во Францию, дабы, удостоившись прикосновения руки Христианнейшего Короля, избавиться от золотухи, возвратился он в Португалию исцеленным, однако скончался от медленно снедавшей его чахотки»[938].

Одним словом, выздоравливала — зачастую не полностью или временно — только часть больных, причем в большинстве случаев выздоровление наступало спустя много дней, а порой и месяцев после совершения обряда. Меж тем вспомним, что, собственно говоря, представляла собою болезнь, которую якобы умели чудесным образом исцелять короли Франции и Англии. В те времена, когда короли выказывали свой чудотворный дар, врачи не располагали ни четкой терминологией, ни надежными методами для установления диагноза. Достаточно познакомиться со старинными трактатами, такими, например, как трактат Ричарда Уайзмена, чтобы убедиться, что золотухой тогдашние врачи зачастую называли великое множество различных заболеваний, в том числе и весьма безобидных; заболевания эти спустя какое-то — порой довольно короткое — время проходили сами собой[939]. Впрочем, оставим в стороне эту мнимую золотуху и будем рассматривать только золотуху подлинную, имеющую туберкулезную природу; ведь среди больных, являвшихся за исцелением к королю, большинство страдало именно ею. Золотуха — болезнь, которую вылечить нелегко; у больных, даже если они кажутся выздоровевшими, часто случаются рецидивы, и порой несчастным до конца жизни так и не удается окончательно справиться с этим недугом. Однако та же самая золотуха — болезнь, которая, временно отступая, легко создает у больных иллюзию полного выздоровления, ибо внешние ее проявления: опухоли, фистулы, нагноения, — часто проходят сами собой, с тем чтобы вскоре появиться вновь на том же либо на другом месте. Если подобное временное выздоровление или (вещь, разумеется, редкая, но не совершенно невозможная) полное избавление от болезни наступало через некоторое время после того, как над больным был совершен целительный обряд, этого оказывалось уже вполне достаточно для оправдания веры в чудотворную власть королей. Набожным подданным французских и английских королей большего, как мы видели, и не требовалось. Вероятно, никому бы в голову не пришло узреть в таком исцелении чудо, если бы люди не были заранее приуготовлены к тому, что от королей следует ожидать чудес. Однако — стоит ли об этом напоминать? — именно этого от них все и ожидали. Народное сознание не расставалось с верою в священный характер королевской власти, унаследованной от древнейших времен и подкрепляемой обрядом помазания и всем богатством монархических легенд, которыми очень умело пользовались иные хитроумные политики, впрочем, сами разделявшие всеобщие предрассудки. Между тем не бывает святых, не совершающих чудесных деяний; не бывает священных особ или вещей, не наделенных сверхъестественной мощью; да и вообще, разве в том чудесном мире, в котором существовали — а точнее, думали, что существуют, — наши предки, могло отыскаться хоть одно явление, которое нельзя было бы объяснить причинами, выходящими за рамки естественного порядка вещей? Во Франции при династии Капетингов и в Англии при нормандской династии нашлись государи, которые однажды вздумали — а может быть, им это подсказали их советники? — укрепить свой весьма зыбкий престиж, выступив в роли чудотворцев. Убежденные в том, что их сан и происхождение сообщают им святость, государи эти, очевидно, считали подобные притязания вполне естественными. Вскоре короли заметили, что страшная болезнь подчас проходит от прикосновения их руки, которую все подданные почти единодушно почитали священной. Как же могли они не обнаружить между этими двумя событиями причинно-следственную связь и не усмотреть в подобном исцелении — подлинном или мнимом — искомое чудо? Вера в чудо возникла потому, что все этого чуда ожидали. Вера в чудо обрела долгую жизнь по этой причине, а также потому, что последующие поколения верили свидетельствам предыдущих, которые, как им представлялось, были основаны на опыте и потому казались неопровержимыми. Что же до случаев, — по всей видимости, весьма многочисленных, — когда августейшим пальцам не удавалось изгнать болезнь, о них очень скоро забывали. Таков счастливый оптимизм набожных душ.

Итак, трудно увидеть в вере в королевское чудо что-либо, кроме плода коллективного заблуждения — впрочем, куда более безобидного, чем все другие заблуждения, которыми так богата история человечества. Английский врач Карр еще при Вильгельме Оранском пришел к заключению, что, как бы мы ни оценивали действенность возложения рук, одно преимущество этого способа лечения неоспоримо: вреда он не приносит[940], чем выгодно отличается от многих других лекарств, которые старинная фармакопея предлагала золотушным. Возможность прибегнуть к этому чудесному врачеванию, повсеместно считавшемуся весьма эффективным, наверняка уберегла иных больных от процедур куда более опасных. В этом смысле мы, пожалуй, вправе сказать, что не один несчастный был обязан государю своим спасением.

Целительные обряды сопровождались для королей некоторыми денежными тратами. Поэтому для исследователя этих обрядов важным источником являются счетные книги французского и английского двора. Однако документы такого рода с большим трудом поддаются интерпретации; выхватив оттуда несколько отрывочных деталей, толку мы не добьемся; чтобы получить осмысленный результат, приходится прибегать к систематическому просмотру счетов. Между тем, когда углубляешься в их изучение, замечаешь, что если применительно к некоторым периодам сведений имеется более чем достаточно, другие представлены очень скупо или не представлены вовсе. Эти перепады нуждаются в объяснении. Его-то я и постараюсь предложить на нижеследующих страницах.