Больше того. Конечно, во времена расцвета монархической веры набожные подданные французских и английских королей ни за что бы не согласились с утверждением, что короли эти никогда и никого не вылечили; однако с мыслью, что исцеляются, даже после нескольких возложений рук, далеко не все больные, и французы, и англичане соглашались по большей части вполне охотно. Как справедливо отмечал Дуглас, «никто никогда не утверждал, будто прикосновение королевской руки оказывается благодетельным во всех случаях, когда таковое совершено бывает»[924]. Еще в 1593 г. иезуит Дельрио, воспользовавшись признаниями, сделанными на сей счет Тукером, подверг нападкам английское чудо[925]: дело в том, что Дельрио стремился доказать необоснованность притязаний королевы-еретички. Подобные обвинения с легким сердцем высказывали лишь люди, объятые религиозной страстью. Обычно, как свидетельствует пример самого Тукера, а вслед за ним и Брауна, авторы, писавшие о возложении рук, проявляли большую покладистость. Вот что отвечал Жозюэ Барбье своим бывшим единоверцам-протестантам, высказывавшим сомнение в действенности королевского обряда: «Объявляете вы, дабы лишний раз набросить тень на чудесную эту способность, что весьма малое число золотушных от сего обряда исцеление получают… Но пусть даже согласимся мы с вами в том, что людей, от обряда приявших исцеление, меньше тех, каковые остаются больны, из сего нимало не следует, что исцеление первых не есть деяние чудесное и восхищения достойное, подобно исцелению того человека, кто первый входил в купальню Вифезды по возмущении воды ангелом Господним, каковой сходил в купальню раз в год на сей предмет. И хотя не исцеляли апостолы всех больных без исключения, те, кого исцеляли они чудесным образом, от всех болезней избавлялись». Следуют другие примеры из Священного Писания: «Нееман Сириянин» был единственным, кто «очистился» при пророке Елисее, хотя, по слову самого Иисуса, в ту пору «много было прокаженных в Израиле»; из всех мертвых Иисус воскресил только Лазаря; лишь одна кровоточивая жена, прикоснувшись к одежде Спасителя, исцелилась, а «многие другие прикасались также к его одежде без всякой пользы!»[926] Сходным образом в Англии один высокоученый и верноподданный теолог, Джордж Булл, писал: «Говорят, что некие особы, прибегнув к сему превосходному средству, возвращаются домой, от болезни нимало не излечившись… Хотя Господь и даровал нашему королевскому роду целительную мощь, вверил он ему сию мощь не абсолютно и бразды правления оставил в собственной своей деснице, дабы ослаблять сии поводья либо их натягивать, когда будет на то его воля». В конце концов, и сами апостолы могли пускать в ход полученный от Христа дар облегчать страдания недужных «не всегда, когда им того хотелось, но лишь тогда только, когда угодно было сие их Дарителю»[927]. Мы нынче судим о чуде слишком прямолинейно. Нам кажется, что если уж какой-то человек получил свыше сверхъестественный дар, значит, он может пользоваться этим даром постоянно. Напротив, наши набожные предки, для которых чудеса были делом привычным, смотрели на вещи куда более просто; они не требовали от чудотворцев, будь то короли или святые, покойники или люди здравствующие, постоянной готовности к исполнению чудесной миссии.

Если же больной, на которого чудотворный обряд не произвел искомого действия, оказывался так дурно воспитан, что начинал жаловаться, защитники королевской власти без труда находили, что ему ответить. Они говорили, например, вслед за Брауном в Англии[928] и каноником Реньо во Франции, что ему недостало веры, той веры, которая, как писал Реньо, «от века предрасполагала к чудесным исцелениям»[929]. Или же ссылались на неправильно поставленный диагноз. В царствование Карла VIII бедный малый по имени Жан л'Эскар удостоился прикосновения королевской руки в Тулузе, но от болезни не избавился. Излечил его позже святой Франциск Паула, порекомендовавший ему горячее молиться богу и прописавший отвар из неких трав. В процессе канонизации святого Франциска было рассмотрено, среди прочих, и показание Жана; насколько можно понять, он сам признал, что напрасно просил исцеления у короля, ибо страдал не той болезнью, какой нужно[930]. В конце концов, золотуху недаром нарекли королевской болезнью: короли излечивали именно ее.

Итак, действия «королей-целителей», возлагавших на больных свою «священную руку», далеко не всегда оказывались успешны. Досадно, что чаще всего мы не можем установить численное соотношение удач и неудач. Удостоверения, составленные после коронации Людовика XVI, выдавались совершенно наугад, без какого бы то ни было общего плана. После коронации Карла Х была предпринята попытка действовать более упорядочение. Монахини из богадельни святого Маркуля, весьма благонамеренные, однако, пожалуй, чересчур неосторожные, решили проследить за дальнейшей судьбой всех больных, над которыми был совершен обряд. Всего таких было 120 или 130 человек. Из них выздоровело восемь больных, причем насчет троих из этих восьми свидетельства весьма ненадежны. Цифра ничтожно мала: трудно допустить, чтобы пропорция всегда была именно такой. По всей вероятности, ошибка монахинь заключалась в том, что они слишком поторопились. Пять первых случаев исцеления — единственные, которые могут считаться подтвержденными совершенно точно, — были засвидетельствованы через три с половиной месяца после церемонии; после этого, насколько можно судить, сведений уже никто не собирал. Между тем следовало бы вести наблюдения дальше. Продолжай монахини наблюдать за больными, над которыми 31 мая 1825 г. был совершен чудотворный обряд, они, по всей вероятности, констатировали бы новые исцеления[931]. Терпение прежде всего: люди тех набожных столетий, когда в обществе повсеместно царила вера, помнили это мудрое правило очень твердо.

В самом деле, не стоит думать, будто больные всегда требовали от королей немедленного исцеления. Никто не ожидал, что язвы зарубцуются, а опухоли рассосутся тотчас после прикосновения чудотворной королевской руки. Мгновенные исцеления совершал, по словам агиографов, Эдуард Исповедник. Из королей, царствовавших в более близкие к нам времена, сходные подвиги приписывали Карлу I: так, рассказывали, что некая девушка, из-за золотухи переставшая видеть левым глазом, тотчас после совершения обряда прозрела — хотя и не до конца[932]. В повседневной жизни, однако, подобной стремительности никто не требовал. Больные были вполне удовлетворены, если облегчение наступало через некоторое — и даже довольно длительное — время спустя после церемонии. Вот почему английский историк Фуллер, относившийся к идее чудотворной монархии весьма прохладно, считал целительную мощь королей чудом «частичным»: «ибо полное чудо совершается тотчас и вполне, чудо же, о коем ведем мы речь, совершается, как правило, мало-помалу и не вдруг»[933]. Однако Фуллер был по меньшей мере наполовину скептик. Люди истинно верующие выказывали куда меньшую щекотливость. Паломники, побывавшие в Корбени, считали своим долгом сотворить благодарственную молитву святому Маркулю, даже если выздоравливали спустя некоторое время после их «странствования». Золотушные, удостоившиеся прикосновения королевской руки, считали, что исцеление их имеет чудесную природу, как бы поздно это исцеление ни наступило. При Людовике XV д'Аржансон был уверен, что польстит королю, если доложит властям об исцелении, совершившемся через три месяца после церемонии. Врач королевы Елизаветы, Уильям Клауэс, с восхищением повествует о судьбе больного, который избавился от недуга через пять месяцев после того, как королева коснулась его своей рукой[934]. Выше мы приводили трогательное письмо счастливого отца, англичанина лорда Пулетта, дочь которого удостоилась прикосновения Карла I и, по убеждению отца, от этого выздоровела. «Состояние ее с каждым днем все улучшается», — пишет лорд о своей чудом исцеленной дочери. Значит, драгоценное здоровье в тот момент возвратилось к ней еще не полностью. Если угодно, можно считать, что рано или поздно девочка поправилась окончательно. Однако даже в этом случае очевидно, что благодетельное влияние августейшей руки сказалось, по выражению Фуллера, «мало-помалу и не вдруг». Это сверхъестественное влияние — если оно вообще проявлялось — было, как правило, влиянием замедленного действия.