— И все?

— Да, — заверяю я его. Хотя мне интересно, что он скрывает. Чем больше времени я провожу с ним, тем больше уверена, что у него много скелетов в шкафу.

— Хорошо, — говорит он. Затем отступает назад, ставит фонарь на землю и держит галстук перед собой обеими руками. — Нужно завязать тебе глаза.

— Что? — восклицаю я в ужасе.

— Я буду использовать тебя как сосуд.

— Сосуд?! — становится все хуже и хуже.

— Возможно, ты будешь одержима, но только на минуту или две, ровно столько, чтобы я мог задать вопросы Вивьен Генри, — он говорит так просто, как будто о погоде.

— Ты не будешь завязывать мне глаза и использовать как сосуд, открыв мою душу какой-то сумасшедшей учительнице.

Он наклоняется.

— Но что, если она не была сумасшедшей? — его глаза безумны, в них пляшет огонек.

— Кажется, это ты сумасшедший.

— Она охотится за мной, — объясняет он. — Моя энергия теперь в тебе. Здесь она умерла. Она придет к тебе.

— Зачем повязка?

— Потому что тебе нужно быть полностью отрезанной от мира, — он делает паузу. — И я надеялся, что ты сможешь залезть в озеро.

— Профессор Крейн, — рявкаю я на него, упирая руки в бока. — Я не пойду в это чертово озеро в одежде.

— Тогда разденься, — говорит он с кривой усмешкой, в его глазах вспыхивает похоть, от которой мне становится жарко и кружится голова.

— Нет! — вскрикиваю я, тряся головой. — Ты так сильно этого хочешь? Тогда сам иди в озеро. Или, что еще лучше, сегодня ночью, когда она будет в коридоре, выйди и спроси ее.

Он пристально смотрит на меня сверху вниз.

— Мне нравится все делать на своих условиях. Я хочу все контролировать, — затем он снова одаривает меня своей кривой улыбкой. — Давай, Кэт. Будь хорошей ведьмочкой ради меня.

Я ненавижу, что его слова меня манят.

Будь хорошей ведьмочкой ради меня. Откуда он знает, что похвала — мое слабое место?

— Я поставлю тебе пятерку, — дразнит он, его голос хриплый и глубокий. — Ты с отличием пройдешь все мои контрольные.

Это заманчиво.

— Я хочу добиваться пятерок сама, — вызывающе говорю я. Затем вздыхаю. — Но сделаю это для тебя, — протягиваю руку, забираю галстук у него из рук и подношу его к глазам. — Я буду хорошей ведьмочкой.

— Да, будешь, — бормочет он. Я чувствую, как он двигается вокруг меня, берет концы галстука и завязывает узел на затылке.

Затем наклоняется и берет мою руку в свою, и когда я пытаюсь вырвать ее из хватки, он говорит:

— Не надо. Я не пытаюсь ничего с тобой сделать. Просто прикоснусь к тебе.

Внутри меня разливается тепло, и я слегка расслабляюсь. Его пальцы переплетаются с моими, и он удерживает меня, словно доказывая, что может сделать это без каких-либо уступок.

— Ты контролируешь это? — спрашиваю я, слегка пошатываясь, не понимаю, на чем мне сосредоточиться. — Обмен энергией, когда касаешься чьей-то кожи?

— Да, — тихо говорит он, сжимая мою руку. — Иначе бы весь день ходил в перчатках, лишь бы никого не трахнуть, — мое тело напрягается. Подкашиваются колени. — Господи, что я сказал?

Последнее слово он произносит шепотом близко к моему лицу, так близко, что я чувствую его дыхание на своей щеке. Я тяжело сглатываю, мои соски твердеют под корсетом.

— Мне неприятно это говорить, Крейн, — с трудом выдавливаю я. — Но ты отвлекаешься.

— М-м-м? — говорит он, отпускает мою руку и отступает назад. — Ты права. Я отвлекаюсь. Полагаю, от старых привычек трудно избавиться.

— Завязывать девушкам глаза — это старая привычка?

Он издает удивленное хмыканье.

— Давай начнем ритуал?

Он подходит ко мне сзади и кладет руки на плечи, его рот опускается к моему затылку. Он вдыхает.

— Я поддержу тебя сзади, чтобы ты сохраняла равновесие. Не знаю, что будет, если войдет Вивьен, но ты можешь быть дезориентирована.

Господи, меня тошнит.

— Пожалуйста, скажи, что ты делал это раньше.

— Не делал, — признается он, и я дрожу от его дыхания.

— Может, тебе следует попрактиковаться на ком-то другом?

— Больше ни у кого нет такого потенциала, как у тебя, Кэт. Это и есть практика. Я вообще не думаю, что Вивьен появится. Но мы подождем до Самайна, когда завеса станет самой тонкой. Тогда мы сможем вызвать ее на собственных условиях.

— О чем ты вообще хочешь ее спросить?

Проходит мгновение. Я чувствую его дыхание на своих волосах. Мне хочется прижаться к нему.

— Я хочу знать правду.

— Но я видела то же, что и ты. Ты видел какие-нибудь фотографии Вивьен? Откуда ты знаешь, что тело в холле — это она и пытается с тобой связаться? Призраки иногда просто пугают людей, нет?

— И сколько призраков ты видела?

— Ни одного, — признаю я. — Если не считать твоих видений.

— Это не считается, — говорит он. — Теперь закрой глаза…

— У меня повязка на глазах, — напоминаю ему.

— Закрой глаза, — раздраженно говорит он. — И представь, что ты в черной пустоте. В пустотах, промежутках между завесами, через которые проходит много людей.

Я вижу место, где была в тот раз, когда он пытался прочитать мои воспоминания, место, где я остановила его и убежала.

— Вижу, — шепчу я.

— Теперь подумай о любимых людях, которые ушли. Подумай о своем отце. Эти чувства приведут его к тебе.

— Я могу таким образом позвать отца? — говорю я, волнение переполняет меня. Мне нужно задать ему так много вопросов. Забыть о Вивьен Генри, ведь я хочу знать настоящую причину, по которой он заставил меня скрывать магию. Я хочу сказать, что люблю его. Хочу, чтобы он вернулся.

— Не знаю, — говорит Крейн, его пальцы крепко сжимают мои плечи. — Посмотрим. Для этого и нужна практика.

Я проецирую себя в это пространство. Думаю о своем отце, о том, что увижу его снова. Думаю о том, как тянусь к нему, хватаю его и притягиваю в объятия. О долгих ночах, проведенных у камина, о том, как он читал мне книгу.

Но как бы я ни старалась, его нет.

И тогда я пытаюсь думать о Броме. Не знаю, жив Бром или мертв, но если мертв, хочу увидеть его снова. Хочу спросить, почему он ушел. Хочу знать, думал ли он когда-нибудь обо мне. Хочу знать, что с ним случилось.

Я представляю его в ту последнюю ночь, когда его видела. Его лицо в лунном свете. Каким встревоженным он был. Каким красивым. Как приятно было ощущать его руки на своем теле, сколько боли он причинил, и как эта боль стала горько-сладкой. Как это изменило меня навсегда. Сколько силы я почерпнула из нас, из нашего союза. Как сильно я жаждала этой связи снова.

«Если ты где-то там, Бром, позволь мне найти тебя. Позволь мне найти тебя, пожалуйста».

Крейн крепче сжимает мои плечи.

— Что ты делаешь? — шепчет он.

Но я не могу ответить. Я повторяю эти слова и думаю о Броме и надеюсь, что приду к нему. Даже если он все еще жив, возможно, смогу достучаться до него таким образом.

«Вернись ко мне домой, Бром», — думаю я.

— Кэт, — шипит Крейн. — Что ты делаешь? Что ты видишь? Разве ты не чувствуешь?

Мне требуется мгновение осмыслить то, что говорит Крейн. Осознать, что за этой пустотой есть реальный мир.

Но потом я тоже это чувствую.

Темную, зловещую силу, просачивающуюся в пустоту. Медленно, очень медленно, приближается стук копыт, который становится все громче и громче. Ближе, ближе.

И вот появляется. Черный конь скачет через пустоту, на его спине всадник без головы. Вокруг пахнет разложением и серой, и он приближается ко мне, принося с собой мир зла. Мир, где души пойманы в ловушку и кричат о смерти.

Конь скачет прямо на меня, и хотя у всадника нет головы, я чувствую его взгляд. Я чувствую, как он заглядывает в мое сердце и душу.

Оно что-то ищет.

Кого-то.

Но не меня.

Затем резко разворачивается, встает на дыбы и скачет прочь, исчезая в темноте.

И я падаю в объятия Крейна, который срывает повязку с моего лица, кладет на холодную землю, касаясь моей щеки.