— Но он умер от сердечной недостаточности, а не потому, что был ведьмаком, — говорю я, чувствуя, как руки потеют при воспоминании.

— Знаю, — она прочищает горло. — Я просто боюсь потерять тебя. Ты мало что можешь сделать с тем, что запомнила. Возможно, профессор делает это с помощью своей собственной магии. Напомни, как его зовут? Может быть, я поговорю об этом с Леоной.

— Я не хочу, чтобы у него были неприятности, — быстро говорю я. — Но если ты так беспокоишься о том, что другие люди узнают, что я ведьма, даже в Сонной Лощине, где половина населения склонна к магии, тогда у меня есть решение.

— Какое? — осторожно спрашивает она.

— Позволь мне жить в кампусе. Это решило бы все. Я бы помнила и…

— Нет! — резко кричит она на меня, ударяя кулаком по столу, суп и вино выплескиваются через края. — Нет, ты не будешь там жить! Я не буду делить тебя с ними! У них нет на тебя права…

Я смотрю на нее широко раскрытыми глазами, и она прижимает руку к груди, ее дикий взгляд опускается на беспорядок, который она устроила на столе.

— Нет, — тихо добавляет она, успокаиваясь. — Они всегда получают то, что хотят, я устала от этого. Я не хочу быть одна. Я не могу быть одна, Катрина.

— Хорошо, — неохотно говорю ей, как раз в тот момент, когда Фамке спешит в комнату. — Я не уйду. Останусь.

— О боже, — говорит Фамке, оглядывая беспорядок и вытирая руки о фартук. — Сейчас уберу.

После этого я больше не осмеливаюсь ничего говорить о школе, и мама не задает вопросов. Мы заканчиваем трапезу и расходимся. Но позже, лежа в постели, я слышу, как вдалеке гремит гром. Шторм так и не добрался сюда сегодня вечером, но это только вопрос времени. Думаю о том, чему научилась у Крейна на занятиях по мимикрии. Я могу взять что-то, например молнию, и использовать ее для себя. В следующий раз, когда будет гроза, могу попрактиковаться. Попробовать и использовать.

Я могу делать вещи, которые запрещает школа.

Глава 8

Крейн

Я резко просыпаюсь. Сердце колотится, в ушах звенит. Сажусь в постели и осматриваюсь, и на мгновение не могу вспомнить, где я. Даже не могу вспомнить, кто я. Чувствую себя так, словно с меня содрали всю плоть и внутренности, оставив мешок с костями, плывущий в туманном пространстве.

Затем до меня доходит. Где я, кто я и что здесь делаю. Я просыпаюсь так каждую ночь с тех пор, как поступил в институт. В холодном поту, весь в смятении, сидя на кровати в очень темной и незнакомой комнате.

Прерывисто выдыхаю, удивленный тем, что выходит пар. Здесь не так уж холодно, и я слышу периодический стук радиаторных труб.

И слышу кое-что еще.

Тихий стон.

Женщина плачет.

Задерживаю дыхание, напрягаясь, чтобы лучше расслышать. В мужском факультетском крыле общежитий всего пара мужчин: профессор Дэниэлс, признанный маг, который преподает не магическую программу, Аман Дези, преподаватель лингвистики из Индии, еще Гейл Уинслоу, сторож, и я. Не знаю, обладает ли Уинслоу магией, но если нет, то, похоже, его не слишком беспокоит жить тут.

Но в этом крыле нет женщин, и большинство комнат пустует. Однако это не значит, что у Дэниэлса или Дези нет жены. То же самое касается Уинслоу, хотя ему за шестьдесят, и он необщительный. Не думаю, что он способен довести кого-то до слез.

— Икабод, — говорит женщина сквозь рыдания.

Мое сердце замирает. Я не в первый раз представляю, как слышу голос Мари ночью, но сегодня все по-другому. Это кажется до боли реальным.

— Икабод, — снова произносит голос. Очень отчетливо похоже на Мари.

— Нет, — говорю я, пальцами сжимая край одеяла. — Нет, тебя здесь нет. Ты мертва.

— Икабод, — теперь она дразнит, ее голос меняется. Становится злым. Звук вибрирует. — Ты думаешь, что можешь убежать от своего прошлого, но нет. От меня не убежишь. Не здесь. Точно не здесь. Они сожрут твою душу, а я буду наблюдать. Я привела их к тебе!

— Заткнись! — кричу я, вскакивая с кровати, одеяло путается вокруг ног. Как только я встаю, ощущая под собой коврик, то чувствую себя немного увереннее. Жду и прислушиваюсь, но ее голос не возвращается.

Слава богу.

Но теперь есть кое-что еще. Необычный звук.

Доносящийся из-за моей двери.

Стук.

Стук.

Стук.

Затем следует тихий скрежет, как будто тащат что-то тяжелое.

Я с трудом сглатываю, холодный пот стекает по моей шее.

Что за безобразие?

Я тянусь за подсвечником и ищу спички на столе. К счастью, лунного света, проникающего через окно, достаточно, чтобы я мог быстро зажечь свечу.

Она горит мягким светом, моя комната утопает в свете и тенях. Пространства мало но здесь намного лучше, чем места, в которых я останавливался раньше. У меня есть шкаф, кровать, письменный стол, плюс личный туалет, умывальник и ванна. Из всех комнат открывается вид на озеро, которое сегодня вечером представляет собой просто черное масляное пятно под застоявшимся туманом, луна едва пробивается сквозь него.

Медленно я подкрадываюсь к своей двери и, дойдя до нее, останавливаюсь, прислушиваясь еще раз.

Стук.

Стук.

Стук.

Что это, черт возьми, такое? Я успокаиваюсь, берусь за ручку и поворачиваю, любопытство, как всегда, берет надо мной верх, пламя дрожит, свет пляшет.

Я медленно открываю дверь, петли скрипят ужасно громко, и выглядываю в темноту.

У меня перехватывает дыхание. По коридору тянется длинный след чего-то похожего на кровь, скользкая дорожка, которая мелькает темно-красным в свете фонаря, и в самом конце видна фигура, тело взрослого человека на полу, которое волочится за угол.

Господи Иисусе.

Я стою и смотрю, и страх настолько переполняет меня, что я даже не могу вздохнуть.

«Что, если это не воображение?» — думаю я. «Что, если это не призрак? Что, если это реально? И людям нужна помощь?»

Я сжимаю челюсть, беру себя в руки и выхожу в коридор, держа фонарь как щит от темноты. Призраки существуют, но также существуют и ужасные несчастные случаи, в которых участвуют люди. Что, если этот человек совершил немыслимое?

Человек на полу уже исчез за углом, оставив только кровавый след. Я улучаю момент и приседаю, слегка проводя по жидкости пальцами. Она густая, как кровь, и когда я подношу руку к носу, пахнет резко и металлически. Все мои чувства говорят, что это реально, что это не какое-то видение из загробной жизни.

Я выпрямляюсь и осторожно пробираюсь по коридору. Мне хочется крикнуть вслед, но останавливаю себя снова и снова, будто что-то внутри заставляет молчать. Если человек тяжело ранен, то тот, кто совершил преступление, все еще здесь, я не хочу привлекать внимание. По крайней мере, это продолжаю говорить себе.

Место, в котором размещается персонал, представляет собой старое каменное здание, расположенное ближе всего к озеру, в форме двух «L», которые соединяются большой винтовой лестницей. Нижние этажи — классные кабинеты, на верхнем этаже одной «L» живут женщины, а на другой «L» — мужчины. Моя комната находится в конце мужского крыла, поэтому, когда я завернул за угол, то ожидал, что человек по какой-то причине уйдет, как будто он не осмелится зайти в другое крыло.

Вместо этого кровавый след тянется мимо лестничного мезонина и ведет к женским покоям, огибая угол.

Мой желудок скручивает. Невозможно, чтобы тело, двигающееся с такой малой скоростью, так быстро добралось до женской половины.

«Кровь влажная, пахнет настоящей», — говорю я себе, стараясь держать себя в руках. «Она отражается от свечи красным, это реально. Но скорость, с которой тело двигалось — не реально. Не… как у человека».

Обычно я не трусливый. В своей жизни я видел и делал вещи, которые могли бы посадить людей в тюрьму, а других заставили бежать. Но здесь, со свечой в руке, тихой ночью в этом старом здании, я чувствую страх, какого никогда раньше не испытывал.

Здесь что-то странное. Даже опасное, если я не буду осторожен.