- Почему это зря? - сардонически рассмеялась Заринка. - Совсем не впустую. Со мной он лишился невинности и получил удовольствие. Этого мало? С Буртолик он бы до сих пор за ручку держался!

Я вспыхнула от возмущения и отвращения. А ей хоть бы хны: насмешливо ухмыляется и смотрит на меня с вызовом. И тогда, рассердившись, я заорала на неё во весь голос:

- Ты самое безжалостное существо на свете! Ты разбила ему сердце - и не понимаешь этого! Ты элементарное ничтожество, если даже после того, что случилось, не чувствуешь своей вины перед ним! Твоя душа как чердак со сквозняком, залезать туда опасно.

- Ещё неизвестно, кто из нас... - начала было отвечать нахалка, наливаясь гневом, как вдруг схватилась за бок обеими руками и заговорила слабым жалобным тоном: - Не ори на меня так и не оскорбляй по-всякому! Я не бессердечное ничтожество! Я же перед тобой извинилась. Как же ещё мне загладить вину перед тобой?!

- Что тут происходит? - услышала сзади себя встревоженный Лёхин голос.

Глава XXXII I

Из прекрасных тёмно-коричневых глаз прямо натурально, словно в душещипательной мелодраме, потекли по нежным щёчкам слёзы. Я машинально подумала: а плакать ей можно, ведь наверняка она в линзах, поскольку без очков? Как бы не вылились вместе со слезами!

- Что тут происходит? - повторил Крылосов с грустью. - Вы ссоритесь?

- Я извинилась, ты же слышал! - захлюпала носом Заринка. - А она не желает прощать, потому что ненавидит, и напустилась на меня с оскорблениями!

От наглости такой я растерянно замигала. Стояла несколько мгновений, как интерактивная кукла с отключенным звуком, шевеля безмолвно ртом, не зная, как защитить себя

- Это неправда! - наконец, выдавила из себя и принялась, словно виноватая, оправдываться перед Лёхой: - Я не оскорбляла её... То есть да - назвала безжалостным ничтожеством... Но она спровоцировала меня. К тому же было за что!

- Вы обе кричали! - обвиняюще заметил парень. - Кто орёт - уже не прав, если даже и правду кричит!

Заринка победно посмотрела на меня.

- Между прочим, вы пришли меня попроведать, а не ругать и оскорблять! Я всё же раненая и чувствую себя не ахти как, чтобы выслушивать всякую ругань. Будь добр, брат, в будущем ко мне её не приводить! - обиженно проговорила.

Я посмотрела на обоих. Заринка сидела на кровати, выпрямившись в позе школьной отметки четвёрки или перевёрнутого стула. Лёха хмурился, сжав двумя пальцами, большим и указательным, свой подбородок, словно размышлял о моём якобы вздорном поведении.

На меня снова вдруг навалилось горькое разочарование, почувствовала себя несправедливо загнанной в угол. Ну вот, буду опять оправдываться, как списанный паровоз, доказывать свою правоту. Всё повторяется. Хоть бейся головой о стену - ничего не изменишь! Он не верит тебе и никогда не поверит. Слово сестры главнее твоего - так будет всегда. Да, я и не хочу соперничать. Бессмысленно.

Оставь их разбираться между собой, приказала себе, сжав зубы, лучше уйти от них в сторону навсегда, как уже намечала сделать ранее.

Я грустно посмотрела в глаза Лёхи и закивала утвердительно головой. Скорее, своим мыслям, чем ему.

- Я пойду, - печально вздохнув, произнесла твёрдо. - А вы поговорите по душам. Ты, Заринка, скажи брату то, что сказала мне. Надеюсь, вы услышите друг друга и пойдёте навстречу. Мой совет: выброси ненависть из сердца!

Я уже приготовилась выйти, как резкий голос Лёхи остановил меня:

- Мне кажется, нет в этом смысла. Она не скажет правду! - Помолчал немного и добавил: - Я слышал окончание вашего разговора за дверью... Заринка нашу семью ненавидит... Я и раньше чувствовал это. И хоть разорвись или тресни, ничего я, наверное, не смогу с этим поделать!

Он мрачно посмотрел на насупившуюся на кровати девушку. Мне его ужасно жалко стало.

- Скажи, разве наша с отцом вина в том, что твоя мать скрыла от тебя наше родство и не дала нам общаться?

- Да, пошли вы все! - психанула вдруг Заринка.

Лицо её пошло пятнами и некрасиво сморщилось, глаза сузились до щёлочек. Соскочив с кровати, стала наступать на Крылосова, совсем забыв о ране.

- Мотайте отсюда, сгиньте с моих глаз долой! - завопила во всё горло. - А от ходатайства вашего я откажусь!

- Не получится! - хитро усмехнулся Лёха и спокойно добавил: - Будешь нести уголовную ответственность за заблуждение суда. - А потом пригрозил сурово: - Вдобавок Женя напишет на тебя жалобу в прокуратуру за клевету. Ответишь по полной, как миленькая! Попробуй только отказаться!.. Знай, а я через телевидение и газету весь город подниму за Клепикова против тебя!

Заринка в бессильном гневе сжала кулаки. Брови её сдвинулись к переносице. Она чуть было не ударила парня. Тем не менее вместо очередного крика изо рта у неё вырвалось жалко-капризное:

- Ты, как брат, должен стоять за меня горой, а не за кого-то чужого!

На что Лёха невесело произнёс:

- Я буду стоять за тебя, если ты научишься считаться с другими людьми. Но это, похоже, навряд ли произойдёт! В тебе слишком много злости и эгоизма!

- Ну и убирайся прочь! - взвизгнула опять Заринка. - И не приходи ко мне больше!

Парень осуждающе покачал головой, переплёл свои пальцы с моими и сказал спокойно:

- Я приду, когда ты перестанешь злиться и захочешь нормально, без притворства поговорить. Пойдём, Женя!

И потянул меня за собой к двери. Мы вышли, не попрощавшись с Заринкой.

У меня отчего-то стало нехорошо на душе. Возможно, потому что повела себя непоследовательно. Собиралась подружиться с сестрой Лёхи, а вместо этого поссорилась ещё больше. Хотя я старалась и первой не нападала - это могло меня успокоить. Но не успокаивало.

Грустно, что брат с сестрой не могут найти общего языка. А главное - ненависть Заринки ни на чём не основана, придуманная какая-то. Неужели она это не понимает?

Мы молча вышли на улицу и, не сговариваясь, направились не к автобусной остановке, а к протоптанной через пустырь с одинокими деревцами дорожке, ведущей в коллективный сад, через который можно пройти прямо к нашим домам. Тропа была не узкой, мы пошли по ней вдвоём, по-прежнему с переплетёнными пальцами.

- Как же с ней помириться? - вдруг вырвалось у меня. - Я правда не хотела тебе навредить, Алёша. Слово "ничтожество" у меня вырвалось как-то само собой, когда она стала смеяться над Клепиковым.

Голос мой был наполнен унынием. Крылосов не откликнулся. Он шёл рядом и хмуро о чём-то думал.

- Ты, наверное, мне не веришь? - снова попыталась я сломать молчание. - Хорошо, можешь не верить, а верить Заринке. Тебе надо вернуться и помириться с ней.

Во мне непроизвольно взыграла обида за то, что не реагировал на мои слова. И я резко вырвала руку. Парень, словно очнувшись, остановил меня, схватив крепко за плечи, и внимательно посмотрел мне в глаза. Я тоже на него уставилась. В его карих омутах плескалась боль. Но заговорил Лёха довольно бодрым тоном:

- Я верю тебе, глупышка, и всегда буду верить. Потому что уже знаю о лживости и умении притворяться моей сестрицы, знаю хорошо и твою правдивость. И пусть весь мир будет утверждать обратное, я всё равно буду верить тебе. Потому что люблю тебя. Потому что однажды уже был ослом.

С шаловливой улыбкой он лизнул меня в нос.

- Лучше я буду твоей собачкой. Всегда предан и рядом.

- Нет уж! - засмеялась я облегчённо, снова почувствовав тесную связь с ним. - Никаких животных, ни домашних, ни диких! Будь самим собой!

- И это кем же? - озорно сверкнул глазами. - Занозистым чуваком или ехидным свинтусом?

Я звонко рассмеялась и отрицательно замотала головой.

- Нет же, нет! Ехидиной останусь я. А ты будешь по-прежнему весёлым и неунывающим поборником правды и справедливости. Не Чацким, конечно, он всех ругал без разбору. А журналистом-оптимистом! Будешь "трое суток шагать, трое суток не спать ради нескольких строчек в газете".

Плутоватая медленная улыбка осветила лицо парня.