— Это должна быть ты.

— Почему? — Голос Лидии повышается, тонкий, высокий и жалобный. — Если он трахал меня, я уверена, что он трахал других. Попроси какую-нибудь другую девушку сделать это.

— У него их много, — признаю я, хотя знаю, что это не улучшит ситуацию. — Но ты единственная, с кем у него были настоящие отношения, он относился к тебе как к девушке. Я думаю, что он по-своему любит тебя. Многие мужчины, которые держат любовниц, любят их, Лидия...

— Это не любовь. Ее голос резкий и заостренный, как нож, вонзающийся в острие.

— Я был бы склонен согласиться с тобой. — Я пожимаю плечами. — Но это не имеет значения, Лидия. Важно то, что он верит, что любит тебя и что он примет тебя обратно. Это должна быть ты. Было бы слишком сложно попытаться уговорить другую девушку начать с ним отношения с нуля, чтобы получить информацию.

— А как же его жена? Она, должно быть, тоже на него разозлилась после…

— Мы рассматривали этот вариант, — спокойно говорю я. — По мнению моего босса, его жена не поведется и даже может быть сама вовлечена в его деловые дела.

— Ну, я тебе тоже помогать не буду. — Лидия скрещивает руки на груди, за мгновение снова превращаясь из плаксивой в вызывающую. — Я не собираюсь возвращаться к нему. Меня тошнит от одной мысли о нем. Я тоже влюбилась в него, а он лгал мне. Сейчас я его ненавижу.

Я тоже в него влюбилась. Эти слова не должны задевать меня, не должны вызывать у меня прилив ревности при мысли о том, что Лидия говорит Грише Федорову, что любит его, что хочет быть с ним вечно. Мне должно быть наплевать на то, что она чувствует к нему так или иначе, пока миссия выполнена.

Я не знаю, как эта девушка так быстро проникла мне в голову и под кожу, но мне нужно это исправить, и быстро. Владимир не потерпит подобной чепухи, а я не могу рисковать облажаться. Я быстро поднялся в рядах синдиката, но я видел, как другие падали так же быстро.

— Ты сможешь. — Я глубоко вздыхаю. — Не усложняй это, Лидия…

— Ты не можешь заставить меня. — Теперь ее голос звучит упрямо и раздраженно, и это раздражает меня. — Что ты собираешься делать, держать меня пленницей в этой комнате, пока я не соглашусь? Это не сработает и не даст тебе информации о Грише.

— Ты права, что это не даст мне такой информации, — соглашаюсь я. — Но ты быстро сдашься, я тебе это обещаю. Хотя нет необходимости затягивать с этим…

— Я сказала нет. — Она встает с кровати, как будто собирается пройти мимо меня. — Я ухожу сейчас…

Я так же быстро встаю, становясь между ней и дверью. 

— Нет, ты не уходишь. Если ты откажешься, я оставлю тебя здесь и заморожу твои счета.

Она замирает, глядя на меня снизу вверх. 

— Что? Ты не можешь этого сделать...

— Уверяю тебя, я могу.

— Частное детективное агентство не может. — Ее глаза широко распахиваются, когда до нее доходит: возможно, я и не признавался вслух, частью чего я являюсь, но до нее доходит, что это гораздо сложнее, чем просто частное сыскное агентство. — Что это, черт возьми, такое?

— Тебе не нужно знать больше, — осторожно говорю я. — Но ты не выйдешь из этой комнаты, Лидия, пока не согласишься. И если ты этого не сделаешь, я заморожу твои счета, и деньги, которые ты отправляешь своей дорогой бабушке, которые не дойдут до нее. Пройдет не так уж много времени, прежде чем она не сможет покупать еду или лекарства, и довольно скоро начнутся перебои: свет, газ, даже оплата за ее квартиру. И если ты все еще будешь отказываться...

Я не думал, что глаза Лидии могут расширяться до такой степени ужаса, но это так. Она тяжело сглатывает, и я снова вижу дрожь на ее подбородке, хотя она хорошо это скрывает.

— Ты монстр, — шепчет она. — Монстр…

— Нет, я не собираюсь им быть. — Я качаю головой. — Я не хочу ничего из этого делать, и мне это определенно не нравится. Но уверяю тебя, Лидия, мой босс готов. И он сделает все, чем я угрожал, и даже больше.

Я смотрю на нее сверху вниз, надеясь, что она видит, насколько я серьезен.

— Так что же ты выбираешь, Лидия Петрова?

5

ЛИДИЯ

Что я выберу?

Все, что я могу сделать, чтобы не начать дрожать, когда смотрю на Левина, это думать, что он не сможет этого сделать, но мне быстро становится очевидно, что он сможет.

Я не совсем понимаю, кто этот человек, чем он занимается и на кого работает, хотя я больше не верю, что это просто гребаное частное детективное агентство, это точно, но я начинаю верить, что он может делать практически все, что, блядь, захочет. Я знаю, кто-то, должно быть, слышал мои крики ранее, когда я пыталась сбежать, я намеренно старалась быть достаточно громкой, чтобы кто-нибудь мог прийти мне на помощь или вызвать полицию, но в коридоре за пределами комнаты стоит мертвая тишина.

Кем бы ни был Левин на самом деле, кем бы ни был его босс, о котором он упоминает, мне становится ясно, что он, по крайней мере в какой-то степени, выше закона. Люди, которые должны защищать таких, как я, закрывают глаза на то, что делает он и люди, на которых он работает.

Я крепко сжимаю край кровати, заставляя себя не дрожать, не плакать, а думать.

Он собирается держать меня в этом гостиничном номере, это совершенно очевидно. Он хочет, чтобы я вернулась к Грише, чтобы я могла узнать информацию, которой он еще не поделился со мной. А потом… что?

Он соберет информацию, отвалит, а я возвращаюсь к своей жизни, чувствуя себя дерьмово после того, как провела бог знает сколько времени в постели мужчины, от которого меня теперь физически тошнит?

При мысли об этом меня снова начинает тошнить.

— Я не могу в это поверить, — шепчу я, с трудом сглатывая. — Ты бы подверг старую женщину риску, чтобы заставить меня…

— Не я, — поправляет Левин, и я бросаю на него сердитый взгляд.

— Что? Ты всего лишь бедный исполнитель? Прости, но я не совсем верю в это. Твой босс втравил тебя в это, прекрасно. Но ты все еще работаешь на такого человека, что заставляет тебя...

Левин разочарованно вздыхает, опускаясь обратно на свое место. Я удивленно моргаю, глядя на него, я могла бы сбежать прямо сейчас, если бы захотела, хотя я все еще думаю, что ему удалось бы остановить меня прежде, чем я успела бы выйти за дверь. Однако его отступление заставляет меня чувствовать себя обязанной сделать то же самое, чего, вероятно, он и добивался.

В любом случае, я опускаюсь обратно на край кровати, и мы смотрим друг на друга через пространство, в тупик.

— Я не думаю, что ты хочешь, чтобы твой босс знал, что я причинила тебе боль, — говорю я ему, прищурив глаза. Возможно, я не знаю никакого хорошего выхода из этого положения тем более, что я верю, что он действительно сделает то, чем угрожает, и отключит мои аккаунты, но это не значит, что я собираюсь сдаться без боя. — Я думаю, это поставило бы под угрозу и твою работу, если бы он знал, сколько проблем у тебя было с одной девушкой…

— У меня не было бы столько проблем, если бы я не был осмотрителен в своих методах, — рычит Левин с предупреждением в голосе. – И я могу сказать тебе, Лидия, что мой босс… нет. Большинство мужчин, которые на него работают, я бы сказал, все мужчины, хотя я ненавижу обобщать, тоже нет.

— Так говоришь ты.

— Не будь бойкой. — Левин в ответ прищуривает глаза. — Ты же не хочешь, чтобы кто-то другой занимался этим, Лидия. Ты можешь подумать, что я монстр, но я гребаный ангел по сравнению с другими мужчинами, которые работают со мной. Я не причиню тебе вреда или насилия, я не заставлю тебя истекать кровью или причиню тебе какую-либо боль. Во всяком случае, физическую боль, — добавляет он, уголки его рта слегка кривятся. — Я уверен, ты чувствуешь, что возвращение к Грише причиняет тебе эмоциональную боль прямо сейчас. И мне это не нравится, но это необходимое зло моей работы. Положить конец махинациям Гриши важнее…

— Важнее моего счастья? Здоровья моей бабушки?