Мужчина усмехнулся, скорее из жалости, но уходить он никуда не собирался. Он оперся на стоящую рядом сосну, а посмотрел на Сокола.

— Почему домой не идете? В такую погоду люди обычно по лесу не гуляют. Еще и в такой глуши.

Домой. Стало так смешно от этих слов. Дом остался где-то далеко, в воспоминаниях, если только. Сокол посмотрел на мужчину. И с чего это он решил, что этот человек может представлять ему угрозу. Он выглядел моложе Филина, но что-то невесомое добавляло ему ту безмятежность, с которой Филин проживал свою жизнь рядом со своими птенцами.

— Думаю, вам очень плохо на душе, — он так и держался поодаль, но та самая безмятежность уже коснулась Сокола.

— А сами вы? Почему не дома, а в этой глуши?

— Мой дом и есть глушь, — он улыбнулся, и на его щеках появились ямочки. — Ну, а если без напускной загадочности, то я живу тут недалеко. А вышел с собакой прогуляться.

— Живете в лесу. Вдали от людей.

Предательски кольнуло в груди. Сокол посмотрел на Чапу, что жалась к мужчине со всех сил. И все же нашел в ней еще одно сходство с собой, помимо испуганного оскала. Он также жался к ноге Филина по любому поводу, заглядывал в глаза, ища там отцовскую любовь.

— Может, составите мне компанию? Чаю попьем. Я летом травы насушил.

«Прекрати. Прекрати!»

Сокол зажмурился. Следовало бежать с этого леса, чтобы не бередить былые раны, Сорваться с места и не оглядываться, больше не возвращаться в этом место, где встретил загадочного незнакомца, точно из прошлого. Сбежать не вышло, как и тогда, в детстве. Сокол послушано шел за мужчиной меж деревьев по лесу. Как в детстве он судорожно держался за метлу, боясь быть преданным, так и сейчас держится за нож, боясь безвозвратно окунуться в фантазии, что наконец-то нашел. Наконец-то он нашел своего Филина.

— Я не верю в случайные знакомства, которые заканчиваются задушевными разговорами, — Сокол соврал. Он верил в это похлеще веры любого священника в Бога, но сейчас боялся показаться тем жалким ребенком, что так отчаянно ищет дом.

— А я не верю в тех, которым нечего сказать случайным людям, — мужчина обернулся на Сокола и добродушно улыбнулся. — У каждого из нас по-своему болит душа. И быть может, мы сможем вместе излечить друг друга.

Собака бежала впереди, указывая дорогу в жилищу незнакомца, что уже не казался таким незнакомым. Тропинки сменяли друг друга, и Сокол в одиночку уже подавно заблудился бы в этих одинаковых соснах. Куда-то испарился инстинкт самосохранения, и идея следовать за мужчиной вглубь леса уже не казалось безрассудством, а выглядела как самая здравая мысль за долгое время. Пройдя мимо тоненькой березы, что, казалось, согнется пополам от любого порыва ветра, Сокол увидел деревянный домик на светлой опушке. Рядом с домиком стояла небольшая баня, а рядом с ней было несколько грядок для посадок.

«Не хватает Антонины», — машинально возникло в голове у Сокола.

В домике пахло как-то по-особенному. Возможно, Сокол слишком долго не бывал в жилых домах, где ежедневно царит запах пищи, что ассоциировался у него с запахом жизни. Под потолком в домике висели букеты сухоцветов, а причудливые красные занавески колыхали на ветру из открытой форточки. В домике было тепло из-за жаркой печи, что грела даже издалека. Мужчина поставил чайник на плиту, а на небольшой столик в гостиной вынес плетеную чашку с печеньем. Сокол сидел на диване, всматриваясь в каждую мелочь домика и попутно сжимая в руке острое лезвие, чтобы боль хоть немного притупляла воспоминания о доме Филина.

— Печенье у меня, конечно, не первой свежести, но есть можно. — Мужчина разлил ароматный зеленый чай по белым кружкам с рисунком красных петухов. — Зато чай из чабреца получился отменно.

— Почему вы выбрали это? — Сокол взял в руки кружку, чтобы согреть руки. — Жить в лесу. С собакой.

Мужчина посмеялся и опустил взгляд, ища ответы в собственной кружке. Затем он снова посмотрел на Сокола.

— В отшельничество не идут от хорошей жизни, и вы сами это прекрасно понимаете, — он мельком взглянул в окно. — Но вы правы, я выбрал этот путь сам. Был тяжелый период в моей жизни, когда я лишился родного человека. Я стал слабым человеком и согрешил, впав в гнев от несправедливости мира нашего, — лицо мужчины было также безмятежным. — После этого меня лишили сана, и я решил окружить свою жизнь лишь добродетелями. Природа дарит мне смирение и умеренность. Я отказался от благ, чтобы удариться в работу. А щедрость, любовь и доброту я стараюсь дарить таким путникам, как ты.

— О… — Сокол чуть было не выронил кружку из рук. — Так вы верующий.

— Как я могу назвать себя верующим, если однажды я усомнился в вере? — Мужчина сделал глоток чая. — Мы служим не Господу Богу, ради неземных благ, а самим себе ради умиротворения и отрадной жизни. Иначе в чем смысл нашего существования, если мы изнуряя себя, пытаемся стать теми, кем нам не суждено быть. Каждый из нас грешен. И если некоторые всячески отрицают это, нося крест за пазухой, то другие принимают свою природу и борются с ней во благо самого себя, а не для Всевышнего.

Сокол смотрел на мужчину, не отводя взгляд. Хотелось слушать его как можно дольше, вникать в каждое слово. Но по затянувшейся паузе он понял, что теперь его очередь исповедаться. Сначала ему было страшно, что за все его дела мужчина тут же выставит его за порог. Но как только Сокол начал, то слова непрерывным потоком хлынули, удивляя его самого.

— Я убийца и лжец, раз пообещал ей спокойную жизнь. За моей спиной столько грехов, что мне в жизни их не отмолить. Я боюсь, что не справлюсь с той ношей, которую взвалил на себя. Еще есть девочка. Ей девять, и ее обижали, а теперь она выживает вместе с нами, — Сокол погрузил лицо во влажные ладони. — Чем я лучше тех, кто губил невинные жизни, если сам сейчас не могу спасти дорогих мне людей, а только подвергаю их опасности.

— Сейчас ты встал на путь истинный и делаешь благое дело, — мужчина положил руку на плечо Соколу. — Это первый шаг к искуплению. Ты сильный человек, который многое повидал и очень хорошо справляется для своих лет. Нелегкое время сейчас у нас, и каждый справляется, как может. И ты не должен винить себя в тех методах, которые избрал для выживания. — Он на секунду задумался. — Приходите ко мне завтра. Все. Девочка с Чапой поиграет, я приготовлю еду на всех. Завтра холодный день, а тут вы будете в тепле и в безопасности.

— Спасибо вам, — Сокол натянуто улыбнулся. — За чай, за встречу и за исповедь.

Внутри разливалось приятное горячее чувство, а быть может, это всего лишь чай с чабрецом от незнакомца в лесу. Соколу больше не было страшно, ведь он услышал то, что так давно желал услышать, и нашел то, что так сильно пытался отыскать в самом себе. Сокол наконец-то нашел своего Филина. Не такого близкого и родного, но такого похожего и знакомого, словно заново очутился в забытом доме.

Глава 27. Гнездо

«…Всему виною снег, засыпавший цветы.

До дома добреду, побряцаю ключами,

по комнатам пройду — прохладны и пусты.

Зайду на кухню, оп, два ангела за чаем…»

Я вышел из кино, а снег уже лежит. Борис Рыжий.

Из-под окна веяло прохладой, и ветер так и норовил пробраться в дом, чтобы полетать по пустым комнатам вдоволь. Щегол лежал в кровати около часа и не мог заставить себя подняться с нее. Казалось, пока окончательно не проснулся, то новый день не настал, и можно еще позволить голове немного отдохнуть, прежде чем снова запускать в нее неприятные воспоминания о вчерашних событиях. Почему-то вспыли воспоминания о первом дне у Птиц, когда Щеглу было также в тягость просыпаться и свыкаться с новой реальностью. Если бы он только знал, как сильно все изменится через год, то сполна бы насладился теми моментами, когда Сорока вставала на дыбы от одного только его вида, Сизый жутко храпел и бормотал во сне, а Чиж то и дело сползал с кровати. Тогда Щеглу казалось, что эта комната и эти люди никогда не станут ему семьей и домом, но сейчас мысль о конце всего этого ранила прямо в сердце. Целый год, а на самом деле так мало времени, чтобы этого было достаточно. Даже через десять не было бы достаточно, когда находишь своих людей, время с которыми пролетает в одно мгновение.