— Тогда кто? — Он развернулся к Птицам. — Кто из вас предатель?! Кто из вас? Этот номер есть только у вас и у людей, с кем мы сотрудничаем. Кто из вас решил воткнуть мне нож в спину?

Птицы молчали, переглядывались между собой и не решались подать голоса. Когда Сокол выступал против тех, кому они противостоят, это было завораживающе отвратительное зрелище. Но сейчас все иначе и он стоял против своих Птиц. Тех, кого он лично выбирал. И это было страшно.

— Сокол, мы бы ни за что… — Сорока свела брови на переносице, но Сокол махнул рукой и она затихла.

— Послушай, у всех нас тяжелые времена, давай спокойно все обсудим, — Глухарь тоже остался неуслышанным.

— Заткнитесь! — Сокол запустил пальцы в волосы и с силой сжал их. — Я узнаю, кто предатель и уб…

— Это я. Я подставила Щегла, — Ласточка скрепила руки в замок и тяжело вздохнула.

Повисла глухая тишина, которая разбивала на кусочки остатки надежды на лучший исход. Сокол замер, а затем медленно поднял взгляд на Ласточку. Он ожидал любого. Всех, кроме нее. Это же его Ласточка. Ласточка, которая следовала за ним более двадцати лет и обещала верность. Его Ласточка, которая видела каждый рубец на теле и на сердце, сейчас оставила еще один. Его Ласточка воткнула нож в спину, которую он со всем доверием подставлял.

— Но почему?

— У тебя гибнут люди. Я хотела сократить список будущих жертв. Щегол должен был уйти.

Сокол молчал всего несколько секунд, но, казалось, прошла уже целая вечность. Ласточка смотрела на Сокола, а он мысленно метался по комнате, будто пойманное в ловушку животное. «У тебя гибнут люди» — пуля, повредившая все жизненно важные органы и засевшая глубоко внутри.

Убила. Без оружия. Снова.

— Хорошо, — Сокол выдохнул. — Отлично. Вы все свободы. Можете катиться на все четыре стороны, можете делать, что вам угодно, — никто не шелохнулся с места, и Сокол продолжил. — Что вы сидите?! Я сказал, пошли все вон! — его голос сорвался на крик. — Боитесь? И бойтесь дальше. Оставайтесь, раз вам так угодно. Можете устроить тут хоть контору по приему металлолома. Но Птиц больше нет. Счастливо вам оставаться, — он захватил из комнаты сумку и вышел из дома.

Как только захлопнулась дверь, Ласточка и Чиж поднялись с дивана. Чиж направился на второй этаж, а Ласточка собирать вещи. Щегол до сих пор не мог поверить в происходящее. Как Сокол мог оставить своих Птиц и просто сбежать. Быть может, это просто проверка на прочность? Быть может, это все злая шутка и весь этот год просто злая шутка от судьбы. Семья, в которую посчастливилось попасть Щеглу, сейчас развалилась прямо на его глазах. Как быть дальше и куда идти, он не имел ни малейшего представления. Все, что строилось задолго до появления Щегла, сейчас размыло, словно песчаный замок на берегу моря. Заметив, как Ласточка направляется к входной двери, он не мог отпустить ее без последнего разговора, поэтому побежал следом.

— Стой! — Щегол вышел за ней на крыльцо.

Ласточка оглянулась на него через плечо и скупо улыбнулась. Она остановилась на крыльце, опираясь на оградку. Рюкзак Ласточка скинула на землю, что предвещало не пару скупых реплик. Она выглядела до ужаса уставшей и измученной, но ее лицо оставалось безмятежным и спокойным. Ей не впервой хвататься за остатки построенной семьи и следовать за Соколом.

— Ты сразу все понял, — констатировала она.

— Догадывался, — Щегол встал рядом с ней. — Единственное, что меня сбивало с толку, так это то, как ты так удачно попала в человека, который будет звонить.

— Она ехала со мной в электричке и плакала большую часть пути, — Ласточка вскинула подбородок и посмотрела в сторону леса. — А перед этим расклеивала листовки с тобой на вокзале. — Она вздохнула и снова посмотрела на Щегла. — Ты должен был уйти. Зачем вернулся?

— Я уже говорил тебе, что не собираюсь сбегать, и сейчас ничего не изменилось, — Щегол провел рукой по лицу, и ушибленные места заныли от боли. — Это конец для Птиц?

— Любой конец — начало чего-то нового, — Ласточка пожала плечами и прикрыла глаза, будто от усталости. — Сокол радикален в своих решениях, но глупо его за это осуждать.

— Я его понимаю, — Щегол кивнул. — А куда теперь ты?

Ласточка поджала губы, а после рассмеялась. Этот вопрос должен был остаться без ответа, поскольку тот был настолько очевиден, что становилось в разы грустнее. Она тяжело вздохнула и посмотрела на свой рюкзак.

— За Соколом.

— Но почему? — Щегол провел рукой по волосам и тяжело вздохнул. — Ты можешь остаться здесь, а можешь поехать куда угодно. У тебя открыты все пути, а ты все равно идешь за ним, — поймав мысль за хвост, он замолчал.

Только сейчас он увидел ту самую нить, что тянулась от Ласточки к Сизому и их роли в Гнезде. Они жертвовали всем ради близких людей и следовали за ними даже на самое дно, они бросались на амбразуру во благо других, забывая о собственной жизни безо всякой отдачи.

— Почему ты выбираешь его, а не себя? — Щегол понял, что именно этот вопрос хотел сильнее всего задать Ласточке.

— Мы приросли друг к другу намертво и навсегда. Отказаться от него для меня значит отказаться от собственной души, — Ласточка подняла рюкзак и спустилась с крыльца. — Спасибо, что напомнил мне того, о ком я уже начала забывать. Береги себя, — она махнула рукой Щеглу и ушла по тропинке куда-то в сторону города.

Щегол проводил ее взглядом до момента, пока ее силуэт не скрылся за массивными соснами, а после пошел в Гнездо. Нужно было куда-то двигаться дальше, и пока что вариантов было не много. В Гнезде тишина сменилась руганью, и голова Щегла затрещала с новой силой.

— Ты не можешь уйти! — Сорока сидела на диване, цепляясь за рукав Чижа. — Не оставляй меня! Не оставляй меня одну.

Чиж же стоял посреди гостиной с одной барсеткой, готовый сбежать с минуты на минуту. Лишь цепкая хватка Сороки останавливала его от побега. Он был вымотан, небрит и казалось, не спал уже несколько суток. От прежнего Чижа в нем не осталось почти ничего. После смерти Сизого он совершенно перестал взаимодействовать с другими Птицами и полностью закрылся в себе. Щегол смотрел на него и понимал, что время с Птицами медленно, но верно убивает его, и Чиж и в правду должен уйти.

— Я не останусь. — Он отдернул рукав от Сороки. — Все в этом месте напоминает мне о том, что я слепой эгоист, а я так больше не могу. Если нужно будет сесть в тюрьму, я сяду. Может, хоть так я искуплю свою вину, — Чиж прошел мимо Щегла и остановился у двери. — Прощайте.

Раньше Щегол думал, что стало пусто после смерти Сизого, ведь тишину почти никто не заполнял, и исчезли все легкие и беззаботные разговоры о чем-то помимо дел. Теперь же пустота ощущалась иначе. Словно ты ступаешь через порог дома, в котором прожил всю свою жизнь, но больше никогда не услышишь голосов и не увидишь людей в этих стенах. Уход Сокола превратил Гнездо из дома в остатки прошлого, которое все последующие годы ты будешь с ностальгией соскребать со стен. Остается лишь цеплять за моменты из воспоминаний, ведь ничего подобного больше не создать. Можно хоть сотню раз пытаться повторить оригинал, но от качества и количества попыток они никогда не перестанут быть всего лишь копией. Щегол сел на диван рядом с Сорокой, что изо всех сил пыталась заставить себя не плакать, но слезы так и текли по ее щекам.

— А ты почему не ушел? — она обиженно взглянула на Щегла. — Если решил благородно со мной попрощаться, то не надо. Просто уходи.

— Ты остаешься? — Щегол бросил ответный вопрос. — Почему?

— Потому что мне некуда идти! Доволен? — Сорока скрестила руки на груди. — У всех вас есть семья и дом, а для меня Птицы были семьей, а Гнездо — домом. Вы все разбрелись по родным, а я осталась одна. Смешно, правда? Я сбегала, чтобы найти семью, а в итоге снова осталась одна.

— Я не оставлю тебя одну, — Щегол положил руку ей на плечо. — Я останусь здесь и не сбегу.

Сорока удивленно взглянула на Щегла, а после недоверчиво нахмурилась, ожидая подвоха.