— Сильнее!

Ее светлые глаза-стекляшки потемнели под тенью нахмуренных бровей, а губы приобрели животный оскал. Щегол не раз сравнивал ее с кошкой или пантерой, но именно на тренировках эта кошачья порода вырывалась наружу. Щегол в очередной раз валился на снег и под злостные крики поднимался и дрался снова. Он даже боялся прикинуть в голове, сколько лет ушло у Ласточки на то, что бы отточить такое мастерство. На каждый удар Щегла у нее был ответный, в разы превосходящий и добивающий. Когда Щегол оказался на снегу раз в десятый, Ласточка решила пощадить его и села на поваленный ствол сосны.

— Лучше, чем в первый день, но недостаточно. — Она провела красной от холода ладонью по своему подбородку. — До лета ты должен повалить меня на землю.

— Летом снега нет, падать больнее, — Щегол сел на корточки и стряхнул с одежды прилипший снег.

— Не страшно.

— А почему до лета?

— В середине лета я уеду по делам на Кузбасс.

— Кузбасс? — В голове мелькнула рисковая, но такая желанная идея.

— А что? — Ласточка нахмурилась.

Сердце Щегла затрепетало, а легкие перестали выполнять свою основную функцию. Он уже представил, как жалко сейчас будет выглядеть, но он просто не мог упустить единственный шанс.

— Пожалуйста, — Щегол подошел ближе и снова присел на уровне ее глаз. — Если вдруг будет возможность. Если вдруг будешь проезжать Новокузнецк. Если тебе не трудно.

— Так! — Ласточка подскочила с сосны. — Ты правила забыл? Или забыл, что я тебе не подруга?

— Нет, ни в коем случае! Ласточка, пожалуйста, просто посмотри. Как она там? Жива ли она, нормально ли ходит? Я просто хочу знать, что она жива, пожалуйста. У меня больше никого нет. Мне просто нужно знать, что она жива. Больше ничего. Не нужно говорить с ней или что-то еще. Просто посмотреть со стороны, как моя мама.

Ласточка бросила на Щегла мимолетный взгляд, а после отвернулась в сторону леса. Он был уверен, что она согласится. Должна согласиться, ведь наверняка она знает о том, каково это — быть так далеко от родных, без возможности узнать об их самочувствии. Этот ее мимолетный взгляд был решающим. Она не злилась и не презирала. Ласточка жалела и сочувствовала. Щегол счел это небольшой победой. Не было больше камня, а появилась Ласточка. Пусть всего лишь на мгновение.

— Обсудим ближе к лету.

Тренировка продолжилась, только вот теперь Ласточка никак не могла собраться с силами. Она то и дело зависала на одной точке, а после внезапно всматривалась в Щегла. Ласточка путала стороны и пару раз пропустила удары от Щегла. Он уже подумал, что ненароком сломал этот кремень, что запросто повалил на землю Сокола. В конечном итоге она отпустила Щегла пораньше, а сама вновь опустилась на сосну и закрыла лицо руками. Щеглу захотелось остаться с ней, узнать чуть больше и стать ближе, чем просто один из многих. Ему на самом деле хотелось залезть внутрь и выведать секреты, которые делают Ласточку Ласточкой. Но было слишком рано. Слишком рано лезть туда, где болит. Слишком рано подставлять плечо, за которое тебя запросто могут опрокинуть вниз.

Сизый был еще в Гнезде, и потому на остановку они отправились вдвоем. Шли по лесу они молча, терзая себя схожими мыслями. Щегла не покидала идея шагнуть навстречу к Ласточке, даже если придется проделать десять шагов, прежде чем получить какую-то отдачу. Не из сердечных побуждений, а потому, что она выглядела до боли одинокой и разбитой. Возможно, шагая по этой дорожке, он будет истерзан ветвями терновника, что так оберегают Ласточку от постороннего вмешательства. Но будет глупо оставаться в стороне, когда можешь протянуть руку. Если не помощи, то хотя бы поддержки.

— Щегол, запомни, мне ты можешь доверять и рассказывать обо всем, — по дороге до бабы Зины Сизый решил начать диалог. — Понимаешь, это как в песне Ларисы Долиной. Главней всего погода в доме, а остальное — суета. Нам важно знать, что происходить во главе, чтобы предвидеть дальнейшие действия.

— Я не совсем понимаю, как это работает. У нас же вроде у всех одно дело.

— Ну, смотри, — Сизый остановился и начертил в воздухе силуэт. — Сокол — директор школы. Ему можно рассказывать о таких вопросах, где больше никто не поможет. Ласточка — классный руководитель. Сначала к ней, а если она не поможет, то к Соколу. Я — твой сосед по парте. Со мной можно говорить обо всем.

— Получается, Сорока и Чиж тоже одноклассники.

— Чиж скорее заучка-стукач, а Сорока — хитрая подлиза, — Сизый посмеялся. — Так что им лучше не надо. Только через меня.

— А Глухарь?

— А Глухарь — дворник, — Сизый махнул рукой. — Ему вообще без разницы, что в школе происходит, лишь бы дом не взорвали.

Издалека виднелся зеленый забор бабы Зины, и у Щегла трепетало внутри от волнения. Он надеялся, что она не припомнит ему ту разбитую банку по осени. В идеале ему бы достичь таких же взаимоотношений с ней, как и у Сизого, потому что если вдруг ему придется однажды в одиночку приходить в город, неплохо было бы иметь знакомые лица. Как только рука Сизого коснулась калитки, так сразу, откуда не возьмись, выросла невысокая старушка и тут же ухватилась за его руку.

— Живо в дом! — она затолкала Щегла и Сизого за ограду, а сама осмотрелась по сторонам и вошла за ними.

Сизый хотел что-то спросить, но старушка тут же приставила палец к губам и повела их в свою маленькую избушку. С их прошлого визита мало что изменилось. Только печка топила жарче. Как только они оказались на небольшой кухоньке со столом у окна, старушка выдохнула и перекрестилась.

— Баб Зин, может, расскажешь, что случилось?

— Беда, мальчики, — она обхватила голову руками и еще раз сильно вздохнула. — По вашу душу у нас тут приходили.

Лицо Сизого вначале помрачнело, а после приобрело озлобленный вид, чем он напомнил Сокола. Щегол же изо всех сил пытался унять сердце, что предательски стало выскакивать из груди. Их хотят убить? По-настоящему убить? Это не игра?

— Рассказывай, — Сизый облокотился на стол и придвинулся ближе к старушке, словно их мог услышать кто-то, кроме Щегла. — Последовательно и без причитаний.

— После Нового года на площади у почты украсили усе, детки там ходили, и людей полно было. С утра иду на почту, за пенсией. Тихонько все, людей нет. Выхожу к площади, а там, — баба Зина прикрыла рот рукой. — Прямо на стенде с объявлениями, куда обычно лепят, когда воду иль свет отключат. Прямо на стенде голова висит. Кровищи внизу, ой, — она снова прикрыла рот рукой.

Щеглу показалось, что прямо сейчас его стошнит прямиком на стол. Он повторил за старушкой и зажал рот рукой. Голова закружилась, и хмурое лицо Сизого замельтешило размытыми картинками.

— Баб Зин, чья голова?

— Курицы! А сверху краской написано: «Птиц на стол, свободу во двор».

Легче от того, что это была голова курицы, не стало. Вопрос времени, когда птичья голова замениться на голову одного из Птиц. Не стоило и строить догадки о том, что к этому причастны и наркоманы, неизвестный Герман, и те, кто рисует мишени. Только вот, кто это, догадок совершенно не было. По крайней мере, у Щегла. Быть может, Сокол уже давно знает, кто ставит им палки в колеса и хочет убрать с дороги. Только вот поделиться этим с остальными он не спешил.

— Разберемся, не нервничай, — Сизый опустил руку на плечо старушки. — У тебя сердце слабое, за нас переживать не нужно, о себе побеспокойся. Тебе помочь чем-нибудь?

— Нечем мне помогать, — она слегка нахмурилась, а после распахнула глаза. — Хотя нет, знаю. Помнишь, про соседку рассказывала? Сынок у нее еще странный, — она опустила подбородок и дождалась кивка Сизого, прежде чем продолжить. — Сходили бы вы к ней, телевизор настроить помогли бы.

— Сходим, сделаем. — Сизый подорвался с места, но прежде чем уйти, подошел к старушке. — Хорошо все будет, — Сизый слегка приобнял ее за плечи.

По его лицу нельзя было сказать, что он верит в то, что говорит, и это вовсе не внушало уверенности Щеглу в завтрашнем дне. Но Сизый просил доверять ему. И Щегол доверял. Из дома старушки они ушли и сразу направились в соседний двор. По-хорошему, им бы сразу же отправиться в Гнездо и решить с остальными, как быть дальше и что делать. Сизый остановился перед калиткой и удивленно посмотрел на Щегла.