Глава 11. Гнездо

«…Хоть она и рыдала

у меня на плече,

хоть и не отпускала

никуда вообще.

Я отдергивал руку

и в лицо ей кричал:

ты продашь меня, сука,

или нет, отвечай…»

На черемухе в сквере. Борис Рыжий.

Утренний свет слепил глаза и играл с тенями на стенах. Даже сквозь могущественные деревья, что окружали домик в лесу, свет солнца просачивался сквозь стволы и слепил глаза. Солнце играло в прятки с теми, кто находился напротив окна. То оно таилось за одной из сосен, то выглядывало и ослепляло, как бы намекая о своей победе. Даже тюль не спасала от этой игры, и лучи солнца все равно находили того, кто пытался от них утаиться. Чиж изо всех сил прижимался к столу, надеясь выиграть этот раунд. Но когда лучи настигли его даже за монитором, он раздраженно откинулся на спинку стула и двинулся в сторону от солнечной зоны.

— Что ты психуешь, солнечный мальчик? — Сизый поднялся по лестнице и подошел к Чижу.

— Бред какой-то.

Чиж дернул плечом и снова уставился в монитор, что отсвечивал от солнца. На нем с трудом можно было разобрать картинки и буквы, и поэтому Чиж сильно хмурился. Он прикрывал солнце одной рукой, а второй щелкал мышкой по каким-то табличкам.

— Все еще ничего нового, — он шумно выдохнул и положил щеку на теплую поверхность стола, что успела нагреться под беспощадными лучами солнца.

— А что ты хочешь найти нового?

— Хоть что-то про этого Германа Жукова, — Чиж прерывисто вздохнул. — Мы даже не знаем, какое его настоящее имя. Но Сокол уверен, что все завязано на нем.

— Подожди, — Сизый опустил руку на его плечо. — Он еще проявит себя и даст нам больше зацепок.

— Если бы проблемы была только в нем.

— А кто еще? — Сизый усмехнулся.

— Все слишком чисто, — Чиж метнул грозный взгляд в сторону Сизого. — Мне Сокол сказал, что нужно найти информацию по Огинскому. А кроме того, что он рос с одной матерью в этом городе и хорошо учился в институте, у меня ничего нет. Понимаешь? Ничего! Толку от этой информации. Да никакого. Собственно, как и от меня, — Чиж прикрыл рот рукой и пнул ногой письменный стол.

— Брось, — Сизый взглянул на монитор, где была открыта страница Огинского в «Одноклассники». — Если больше ничего нет, как ты это найдешь. Сядешь и будешь выдумывать? Ты итак проделал хорошую работу.

— Ага. Очень хорошую. Месяц просидел в Гнезде без дела, а в итоге эта хрень.

Сизый посмотрел на Чижа, что монотонно стучал ногой о крышку стола, и тяжело вздохнул. Он оперся на стол, развернувшись лицом к Чижу, что не сводил взгляд с улыбающегося Огинского, который смотрел на него с экрана.

— Хочешь, лично пойду к Огинскому и потреплюсь с ним? Знаешь же, что-нибудь вытяну из него. Тем более с тем, что ты на него нашел. Я могу обыграть это в свою пользу.

— Ну-ну. А потом Сокол потреплет тебе нервы.

— Да не загоняйся. В любом случае, сегодня со Щеглом на Восточный поедем. А Соколу скажешь, что это ты нашел.

Чиж перевел взгляд на Сизого и нахмурился еще сильнее. Он убрал руку от лица, оставив ее в воздухе, и вскинул брови.

— Может, хватит уже?

— Что?

— Жертвенность эту для Щегла оставь. Он оценит, — Чиж снова посмотрел на экран и подвинулся ближе к компьютеру. — А я сам разберусь со своими проблемами.

— Где-то я уже это слышал, — Сизый наигранно состроил задумчивое выражение лица. Он сел на корточки и сложил руки на крышку стола, опираясь на них головой. Сизый смотрел, как рыжие волосы Чижа золотятся на солнце, и не мог сдержать улыбки. Не той, какой обычно одаривал Щегла или Сороку, а улыбку, которую не мог себе позволить так открыто и явно.

— И к чему это привело? — Чиж взглянул на Сизого и нахмурился.

— К тому, что осенью будет уже три года, как мы здесь.

— Какой кошмар…, — Чиж погрузил свое лицо в ладони. — И прекрати так по-идиотски улыбаться.

— Не все так плохо, — Сизый поднялся на ноги и посмотрел в окно. Солнце уже спряталось за сосну. Оно больше не слепило глаза и не золотило рыжие волосы.

— Ну конечно! — Чиж вскинул руки в стороны. — Ты ж у нас вечный оптимист. Я, в отличие от тебя, скучаю по семье и по дому. Мне не плевать на них. Я не бездушный эгоист.

— Что есть, то есть, — Сизый усмехнулся и похлопал Чижа по плечу.

Он развернулся и пошел в сторону лестницы на первый этаж. Когда Чиж находился в таком нервном состоянии, разговаривать с ним было невозможно. Не то что бы в обычное время он был лучшим собеседником, но, по крайней мере, его можно было выносить дольше трех минут. Сизый порой сам не понимал, каким чудом он терпит Чижа вот уже около десяти лет. В школе или институте было проще, ведь сил на негатив у него не оставалось после посиделок с семьей, что состояла из шести человек. На занятиях Чиж чаще всего отдыхал, и поэтому общение с ним было похоже на мирно текущее русло ручейка. Сейчас же, когда Птицы — это и семья, и работа, и отдых, то общаться с Чижом то же самое, что прыгнуть в горную речку.

— Щегол, рыбка моя, поплыли в город, — Сизый трусцой сбежал по лестнице и упал на диван рядом с Сорокой.

— Да, плывите уже отсюда.

— Я не могу сейчас, — Щегол пожал плечами и улыбнулся. — У меня тренировка с Ласточкой. Через час где-то поедем?

— Что?! — Сизый подскочил на диване, а потом взглянул на Сороку. — Ты знала об этой рокировке?

Сорока после этой новости тоже вовлеклась в разговор и распахнула черные глазки.

— Да откуда? — Сорока нахмурилась и облокотилась на колени. — А ну-ка, вещай. С каких это пор вы с Ласточкой тренируетесь?

— Ну, вообще сегодня третий раз. Но Сокол больше двух месяцев назад приказал, — Щегол переводил взгляд с одного на другого. — А что не так?

— Больше двух месяцев! — Сизый всплеснул руками. — Что ж ты молчал то, партизан. Сорока, а они что? Опять…?

— Родители мирно живут, я следила. По вечерам даже щебечут о чем-то, я с этого уснуть не могу, — Сорока изогнула одну бровь и посмотрела на Сизого.

— И какая муха Сокола укусила, черт разберет.

— А что не так? — Щегол свел брови на переносице, не переставая мотать головой, как совёнок.

— Ну как тебе объяснить, — Сизый потер переносицу. — Они как попугаи-неразлучники. Сокол всюду ее за собой таскает, да и Ласточка без Сокола не алё. Сколько мы здесь находимся, они как два сапога. И пусть принимают нас в Гнездо, но не в свою общину. Даже если бы тебя и напрягли с кем-то тренироваться, то, скорее всего, Сокол сам бы взялся. Как рассказывала Сорока, Ласточку тоже он учил. А тут взял и что-то выдумал.

— Ласточка поначалу не выглядела радостной, когда ей сказали со мной заниматься.

— Ты когда ее видел радостной? — Сорока усмехнулась и откинула голову на спинку дивана.

— Ладно, дуй, давай тренироваться, а то она тебе голову оторвет, — Сизый махнул рукой. — Через час жду на остановке.

Щегол накинул куртку и выбежал на улицу, где его уже десять минут ждала недовольная Ласточка. Она скрестила руки на груди и прикрыла глаза. Что зимой, что осенью она одевалась одинаково: черная короткая куртка, спортивные штаны и берцы. Щегол хотел было побеспокоиться, не заболеет ли она в такой легкой куртке в зимнем лесу, но тут же столкнулся с холодным, но испепеляющим взглядом.

— Бегом марш!

Не успел Щегол опомниться, как прогремел этот грубый голос, что когда-то казался ему самым нежным звучанием на всем белом свете. Щегол пустился бежать к поляне, где когда-то он увидел, как тренируются Сокол и Ласточка. Глухарь тогда устроил ему подставу, притащив туда намерено. Тогда Ласточка впервые ему показалась именно такой, какой она пыталась казаться — грубой, бездушной и даже злой. Раньше ему казалось, что она только пытается строить из себя такой камень. Но на деле тот светлый и добрый образ, что он услышал в первый день, оказался куда глубже, чем он думал. Щегол решил превратить всю эту историю с их тренировками в свою пользу. Он захотел увидеть еще раз ту Ласточку, что помогала ему в первый день.