Ведьма осмотрела подошедших в ответ. Женщина, фыркнув себе под нос: «бесполезная нахалка!» громко хлопнула дверью, с которой слетел, оседая на землю, жёлтый помятый талисман с защитной руной.

Агена сжала кулаки, решительно кивнув кузнецам:

— За мной.

И быстро зашагала к дому на окраине.

— Экая чудь творится, — подходя к калитке, пробормотал парень, указывая на увядшую траву вокруг.

— Страх-то какой, — кивнул в ответ кузнец, схватившись за талисман на груди. Агена узнала знакомую верёвочку — сама лично сплела сотни таких, и все пустила в работу.

— Вот сюда, скорее, — заторопилась она, вбегая в маленькую комнату, — помогите мне отнести его в мой дом, — она сложила руки в умоляющем жесте.

— В лес-то? Эка просьба, милая, так ведь далеко туда идти-то. Леший его знает, как назад ворочаться, — засомневался мужчина.

Пока ведьмой Трёх лесов была Велена, в округе царил её порядок, а вход для деревенских в леса был закрыт. Она никогда не любила людей и не понимала их, как и дядюшка Матвей, считая их глупыми и злыми. Леший по её приказу путал следы, уводя путников либо в еловую глушь, откуда не было возврата, либо выталкивал обратно к деревне, но напугавши так сильно, что те больше не осмеливались ступить даже на опушку. После её смерти, Агена уговорила Лешего не трогать людей, а детей в особенности. Пытаясь наладить тёплые отношения с жителями Трёх лесов, она сделала, вероятно, тысячу шагов навстречу им, не получив в ответ ни одного. Отдав два года на помощь деревне, сегодня она убедилась, что абсолютно всё это было зря.

Ведьма обречённо села на пол, зарываясь пальцами в копну рыжих волос.

— Как же так… — прошептала она, глядя на еле дышащего друга. Меон, вошедший вместе с кузнецами вслед за ней, уткнулся носом в её щёку, слизывая горькую слезу.

— Нам надо спасти его, иначе одна из моих жизней будет потрачена зря, — промурлыкал кот ей на ухо. Агена перевела удивлённый взгляд с жёлтых глаз фамильяра на бледное лицо друга. Выходит, Меон убежал ночью, чтобы защитить Тумуна.

— Я помогу, — вдруг отозвался младший кузнец, — я не боюсь леса. Тумун помогал мне и моему отцу, и мы ему благодарны, — замявшись на секунду, он всё же решил добавить, — несмотря на то, что в деревне его считают жестоким и ужасным, моей семье он никогда не делал зла, как и ты. — закончил он, решительно вглядываясь в ведьмино лицо.

Агена вмиг поднялась на ноги, наблюдая, как парень бережно взял на руки Тумуна, готовый следовать в чащу.

— Спасибо, — произнесла она, заторопившись к выходу, — надо спешить.

…

— А мальчишка-то живой, — дрожащий голосок раздался недалеко от места на берегу, где сидел темноволосый юноша.

— Я уже понял, — оскалился он, — будь это не так, нас бы тут не было.

Приземистый мужичок подбежал совсем близко, осмеливаясь задать вопрос.

— В-ваше превосходительство, что же нам теперь делать? — если бы не мутный глаз, его выражение лица можно было бы вполне счесть за почти детское любопытство.

— Ждать. — отрезал Креслав, поднимаясь на ноги.

Он сбросил плащ, расправляя затёкшие суставы чёрных крыльев. Те были настолько огромны, что подметали землю, когда он ходил. Перья отдавали синью, переливаясь на свету.

— Ждать, — повторил он, — пока он сам не прибежит ко мне.

— А он должен? — осторожно поинтересовался мужичок.

— Непременно.

Глава 19

Острая боль, пронзавшая всё тело вдоль и поперёк — первое, что он почувствовал, придя в сознание. Лежать на мягкой кровати было невыносимо больно, дышать было больно, и даже открыть глаза было невозможно — яркое Солнце беспощадно било по его лицу горячими лучами. Тумун слышал голоса. Кажется, совсем рядом Агена тараторила кому-то благодарности за какую-то помощь, не отпуская его руки. Меон недовольно мурлыкал у её ног, поторапливая.

Прошло мгновение — глаза больше не болели так сильно, значит, Солнце скрылось, а всё тело оказалось сковано тугими повязками. Больно. Как же больно! Вокруг пахло лекарственными травами — в основном крапивой и тёртым хвощом, из соседней комнаты было слышно копошение и позвякивание посуды.

Очнувшись в третий раз, он заметил, что боль постепенно уходит, оставляя после себя неприятное покалывание. Пошевелиться не получалось — плотные повязки, пропитанные густой зелёной мазью не давали даже сделать вдох поглубже.

Снова Солнечные лучи, чтоб им было пусто. Тумун подумал, что умереть было не так уж и плохо — по крайней мере на Том берегу нет яркого света, прожигающего кожу.

Иногда сквозь сон он слышал Агену. Она тихо звала его по имени, умоляя открыть глаза и не уходить. Странно. Куда же он мог уйти, если не был в состоянии даже вдохнуть полной грудью? Ведьмины руки успокаивали, не давая сойти с ума от боли, резко пронзающей его тело то здесь, то там. Они меняли повязки, а потом долго — долго перебирали волосы.

Наконец, спустя бессчётное количество попыток, Тумун смог приоткрыть глаза. Дрожащие веки едва слушались его, норовя вновь опуститься от яркого света вокруг, но воля его была твёрже намерений собственного тела. Взгляд фокусировался медленно. Всё, что удавалось понять из размытой картинки вокруг — он в доме у ведьмы, в маленькой светлице, на своей привычной кровати, накрытый тёплым зимним одеялом.

Колдун почувствовал на себе пристальный взгляд — из тёмного угла, с полки прямо под потолком, на него глядели два жёлтых глаза. Кот громко мяукнул, и на его зов прибежала явно занятая Агена в заляпанном фартуке и с полным беспорядком на голове. Тумун смог понять это лишь по очертаниям огромной рыжей копны волос, что не была по обыкновению заплетена в аккуратную причёску.

— Меон, что случилось? — она обеспокоенно кинула взгляд сначала на кота, а затем на постель, где столкнулась глазами с очнувшимся другом, — О, хвала Предкам, ты пришёл в себя! Ты здорово нас напугал, знаешь? Как ты посмел вообще, негодяй, пять дней пролежал в отключке, а я тут с ума сходила, не знала, что делать… Нет, Меон, конечно, сказал, что так должно быть, и всё будет хорошо, но ты дышал так слабо, и был таким холодным, что я просто… — Ведьма суетилась вокруг кровати, наливая воду в стакан и примешивая к ней целебные травы, — … вот, держи, выпей пока это, я принесу поесть, как себя чувствуешь? Ничего не болит?

Словесный поток Агены доносился до колдуна с большим трудом, словно сквозь толщу воды, а приподнять, или хотя бы повернуть голову казалось задачей совершенно невыполнимой.

Грудь больше не сдавливала тугая повязка, он попробовал сделать вдох поглубже. Морщась от боли, он старался заставить лёгкие нормально дышать. Затем пришла очередь разомкнуть сухие и потрескавшиеся губы. Набрав воздух в лёгкие, он глухо просипел:

— Что… прои-зо-… шло? — собственный голос принёс сильный дискомфорт, принося жгучее желание закрыть уши руками.

— Тумун, ты умер той ночью, — ставя стакан обратно на стол, ответила Агена. Тон её стал абсолютно бесцветным, — твои талисманы сработали, ошибки не было, но сам ритуал… это была игра самой Смерти, она почти забрала тебя, но Меон успел зацепить твою душу до того, как она перешла через Смородину.

Тумун охнул. Так значит, это всё-таки была лапа Меона, ему не показалось. Он попробовал пошевелить руками: начиная от кончиков пальцев, к ладони, кисти и выше — предплечью и плечу. Задеревенелые мышцы едва слушались его, но с усилием воли, поддавались.

Агена, заметив его неловкие копошения, поспешила на выручку и, не без труда, помогла ему сесть в кровати. Кот, спрыгнув с насиженного места, забрался на его колени.

Подумать только, он и правда отдал одну из своих жизней ради Тумуна. А ведь тот был уверен, что фамильяр ведьмы его терпеть не может с первого дня знакомства.

…

Два года назад.

— Какого лешего такой шум?! — явно только что проснувшийся парень вылетел из маленькой светлицы, по пути задевая головой чертогон, что висел над дверным проёмом.