— Знаю, снова засранец, который потратил деньги, — прервал он её на полуслове, — но ты просто посмотри, ты же теперь точно настоящая царевна!

Озорной солнечный луч, запрыгнувший в дом, пробежался по длинным волнам волос, поцеловал каждую веснушку на лице Агены и мягко обвёл рыжие ресницы и брови, забираясь выше, к вышитому Солнцу на расписном венце. Как только луч достиг цели, золотые нитки будто вспыхнули огнём, отбрасывая солнечного зайчика дальше скакать по комнате. Рисунок Солнца, объятого Луной, отразился на стене аккурат над зеркалом, в которое смотрелись двое.

Тумун, приобнявший Агену за плечи не мог сдержать восторга от того, насколько он угадал с подарком.

— Какая же ты красавица, — ведьма вдруг вздрогнула и обернулась на эти слова, — ты чего, Ген?

— Ничего, показалось, — отмахнулась она, отходя к столу и снимая с головы украшение, — венец просто потрясающий, Мун. Боюсь даже представить, сколько ты на него потратил, но я правда без ума от него!

— По такому особенному случаю сегодня вечером предлагаю совершить прогулку, — колдун шутливо поклонился, выставляя руку перед собой, которую Агена приняла и слегка присела.

— Буду весьма рада, — ответила она, склоняя голову набок и заливаясь смехом.

Выглядела картина действительно до ужаса смешно — такие церемонии в разговорах любили на Юге, и все заезжие купцы имели привычку кланяться при любом удобном случае. Непонятная, но забавная традиция быстро превратилась в шутку в Трёх лесах.

— Тебя проводить? — спросил колдун у заново заплетающей косу подруги. В голове всё ещё сидела мысль, что ночью Агена промолчала о Креславе не просто так.

— Не надо, добегу уж, — завязывая шнурки, ответила она, издавая тихий смешок, — к тому же, я не думаю, что ты соскучился по Меону.

— О, как ты неправа! — Тумун схватился за сердце, притворяясь смертельно раненым, — я скучал по нему и плакал бессонными ночами, не справляясь с тяжестью разлуки!

— Я ему так и передам, — заверила ведьма.

— Вот уж не надо, спасибо. Я сам зайду вечером.

— Хорошо! — прижимая свёрток с подарком и букет цветов к груди, Агена выскочила из дома, направляясь в родные леса.

Тумун, закрыв за ней дверь, принялся за свои дела. Совсем остывшая каша так и осталась недоеденной, зато все талисманы и дядина книга перекочевали на рабочий стол. Заметив аккуратно сложенные листы помятой бумаги и засохшие почерневшие лепестки цветов в стеклянном блюдце на краю стола, он догадался, что Агена приложила свою заботливую руку к его беспорядку.

«Вообще-то это блюдце не для мёртвых цветов», — надоедливый голосок в голове вставил было своё слово, но Тумун не позволил ему портить своё хорошее настроение в этот раз.

— Чтож, пусть останется так. У меня такого порядка отродясь не было, а царевна старалась, — он подошёл к окну, распахивая его настежь и потянулся к яблоневой веточке, что уже раскрыла свои листья, радуясь встрече, — скажи, как она доберётся до дома, чтоб без приключений, — попросил он её, получая в ответ согласный шелест листьев и крупное румяное яблоко, упавшее на подоконник.

Захрустев спелым фруктом, он принялся рассматривать свои запасы трав.

Над кроватью ниткой висели пять пучков засушенной полыни. Настои с ней Тумун принимал почти ежедневно — очень действенное средство для лечения последствий его нервной работы.

На противоположной от окна стене были прибиты полки со стеклянными банками. Липовый цвет, хвощ, шалфей — всё для быстрого и безболезненного заживления бесконечных порезов и ран. В соседнем шкафу со множеством ящичков лежали скромные запасы трав с Севера — женьшень, левзея и люцерна. Названия причудливые, но эффект простой и понятный: первые два укрепляют здоровье тела, а последняя помогает здоровью женскому. Немного подумав, колдун вытащил мешочек люцерны на стол — надо отнести Агене, в её целебной магии она будет куда полезней, чем у него в шкафу.

Он снова обратился к потрёпанному листку. Для ритуала призыва души ему не хватало всего пары ингредиентов — редких корней пятиперстня и жабьей травы.

— Надо будет посмотреть у Гены в запасах, — решил он.

Следующим делом он взял чистый листок бумаги из стопки мятых и обмакнул перо в чернильницу. Разделив руны из описанного талисмана на знакомые и нет, он принялся разбирать их на составляющие, сразу прикидывая в каких из дядиных книг можно найти их значения.

От корпения над работой его отвлекла яблоня, своей веткой стучащая об оконную раму. Тумун поднял голову, устремляя взор на небо за окном, что уже начало приобретать розовые закатные оттенки.

— Вот же засиделся! — он вскочил с пола, поднимая за собой беспорядочный вихрь из бумаги и пыли засушенных трав.

Тумун, на ходу вытащив самую опрятную свою рубашку из сундука и набросив на себя, заторопился к зеркалу.

— Ну что я за лохматое чудище? — ужаснувшись отражения, он принялся приглаживать кудри, пытаясь сделать с ними хоть что-нибудь, чтобы не выглядеть огромным взъерошенным воробьём, — Мама была права, чудище я и есть.

Повоевав с волосами и сдавшись им, он еле оттёр со щеки чернильный след и взялся за одежду.

Рубашка с ровной красной строчкой по вороту, подаренная матерью, хранилась у него для особенных случаев. Справедливо рассудив, что день рождения Агены всего раз в году, и что он может считаться за самый что ни на есть особенный случай, Тумун заправил рубашку в самые чистые и почти неношеные брюки.

— Ну, почти на человека похож, — оценил он себя в отражении зеркала. Его худое лицо с полным отсутствием здорового румянца на щеках по-прежнему выдавало его сломанный режим сна, — ладно, если не на человека, то хотя бы на самого себя, — усмехнулся он, крайний раз запуская пятерню в непослушные волосы.

…

Уже на подходе к дому ведьмы Тумун чувствовал её хорошее настроение — дриады в деревьях вокруг радостно шелестели листочками, так и норовя робко погладить его по лицу, рукам и волосам, а птицы пели свои красивые песни. На маленьком крылечке, по обыкновению хмуро, сидел Меон.

— Привет, Варежка! — колдун, присев на корточки, потрепал кота между ушами, еле успевая одёрнуть руку от острых когтей, — Я по тебе скучал, вообще-то.

Меон издал недоверчивое мяуканье, но всё же на долю секунды приластился к тёплой ладони.

— Эх, если бы ты мурчать умел, было бы так здорово, — мечтательно признался колдун вслух, получая осуждающий взгляд кота.

— Он умеет мурчать, — раздался голос сверху.

Тумун, поднимаясь на ноги, увидел Агену. Теперь она собрала волосы наверх, закрепив их лентами нового венца, и надела свою красивую бархатную юбку.

— Он умеет мурчать, — повторила она, горделиво складывая руки на груди, — но не для тебя.

— Царевна, это второй удар в самое сердце за сегодня, и оба они из-за Меона, — заметил колдун, смеясь.

— Ах, ну что поделать, с ним я вижусь гораздо чаще, чем с тобой, дорогой Мун, — она нежно погладила кота по макушке, выходя из дома, кот в свою очередь незаметно потянулся за её рукой, будто нежелая прерывать прикосновение, — куда пойдём?

Тумун лукаво прищурился, пытаясь предугадать реакцию подруги.

— Куда угодно, кроме Озера.

И даже если Агену расстроило это решение, она не подала вида.

— Тогда пойдём к большим камням, — предложила она, — там закат красивее всего.

Кивнув в знак согласия, Тумун отворил калитку в пригласительном жесте и затем послушно последовал за уверенно шагающей вперёд ведьмой.

Большие камни находились глубже в лес от Озера и дальше от деревни. Когда-то давно они, вероятнее всего, сошли с Северных гор и остались лежать среди стройных сосен нетронутыми. Покрытые мхом, они стали домом для мелких животных, за столько лет облюбовавших этих серых великанов. Чтобы забраться на самый большой из этих камней, проиходилось сначала залезть на близрастущее дерево, а затем уже, с его ветки, аккуратно перебираться на замшелый валун. Занятие опасное, но красивый вид на чистый лес вокруг того стоил.