Вмиг его объял тёплый свет, льющийся из открытой двери. Он обернулся и не скрывая выступивших слёз радости прошептал:
— Привет, мам.
Глава 11
Тепло. Чувство казалось настолько далёким и почти забытым за годы, проведённые среди пустых душ, что сейчас приносило лишь какую-то тупую боль под рёбрами.
Юноша отошёл за дерево, скрываясь от внезапно упавшего на него света из открытой двери. Никто не заметил его присутствия. Темнота ночи всегда играла ему только на руку, под её чёрным крылом он чувствовал себя защищённым, будто он находился в своей стихии и никто на свете не представлял для него угрозы.
По большой деревне гуляли множественные голоса веселящихся людей, а в воздухе витали ароматы домашней еды. Это всё навевало мысли о чём-то очень важном, о чём-то из прошлого.
Из открытых окон ближайшего дома послышался женский смех.
Похоже, этого колдуна и впрямь тут ждали и любили.
Прямо как в доме посреди Леса.
Любовь тоже постепенно ускользала из небьющегося сердца. Хоть она ещё и теплилась в нём, но не могла вновь расцвести и лишь медленно сбрасывала свои потрескавшиеся лепестки. Хотя когда-то они были нежные и мягкие, как светлая улыбка красавицы — ведьмы Трёх лесов.
О, она стала поистине самым прекрасным созданием среди всех, кого юноша встречал за последние годы.
Креслав вздохнул, поправляя упавшую на глаза чёрную с проседью чёлку. Здесь, в Лучезарах, как и во всей Южной Долине, потоки магии были слабее, чем в живых лесах на севере, и без того слабое тело не слушалось его, заставляя злиться.
Всё шло не по плану. Гуляния с ведьмой под зорким глазом Луны не должны были зайти так далеко, но где он оказался сейчас? Телом — там, где должен, возле треклятого заклинателя. Но вот душой… Душой он оставался на берегу Студёного озера в компании зеленоглазой красавицы.
Слева зашуршало, и из-за дикого кустарника вышла бледная тень деревенского старосты. Взгляд его совсем помутнел, из-за чего глаза то и дело разъезжались в разные стороны. Креслав поморщился.
— До чего же ты уродливый, право слово, — он пошарил в кармане кафтана и достал из него свёрнутый лист бумаги, — На, отдашь этому, — он кивнул в сторону дома, — пора заканчивать с ним, итак заигрался слишком долго.
Староста молча потупил взгляд в бумажку, а когда поднял его обратно, юноши у дерева уже не было.
…
— А что же ты один ко мне, милый? — всё ещё молодая женщина суетилась, расставляя на столе угощения, — Вы с Агеной обещались навестить меня как-нибудь вдвоём.
Мама почти не изменилась с их последней встречи. Совсем лёгкая седина тронула её шелковистые волосы, но в глазах Тумуна она была также неизменно красивой и самой любимой.
— Ты же знаешь, за деревней нужен глаз да глаз, — отшутился он, накладывая тушёное мясо по тарелкам. До этого момента он даже не осознавал, насколько сильно проголодался за целый день пути. В дороге он успел съесть только ломоть хлеба, да кусок сыра, а яблоко подарил купцовой лошади.
Женщина с нежностью смотрела на своего повзрослевшего сына.
— Ты так изменился, — задумчиво произнесла она, укладывая руку на макушку сидящего колдуна, — стал почти как…
— Не надо. — Тумун тихо прервал её, — Мы не похожи, никогда не были и никогда не будем.
Слова сына обожгли ей сердце. Особенно горячо и больно было от осознания их правдивости. Несмотря на внешнее сходство, Тумун совсем не был похож на её покойного мужа, ни характером ни повадками, он будто нарочно избегал этого сравнения.
— Ты знаешь, — тихо сказала она, — с тех пор, как ты уехал, ни дня не было, чтобы я о тебе не вспоминала. Я очень скучала, свет мой. Словами не передать насколько, даже твои частые письма не могли унять мою тоску.
Колдун отвлёкся от еды, обращая взор на мать, севшую напротив.
— Я тоже, мам. Тоже всегда скучал по тебе и всегда буду. И я клянусь, я буду продолжать писать тебе, чтобы ты не волновалась за меня, как за дядюшку.
В открытые окна лилась стройная песня и шум весёлых соседей.
— А что с Матвеем? — насторожилась она.
— Мы не знаем, где он, и куда завели его странствия. Я приехал, чтобы найти его старые книги, которые он у тебя оставил перед отъездом на Острова. Мы с Агеной столкнулись… кое-с-чем неприятным.
Женщина удивлённо подняла брови, откладывая деревянную ложку на стол.
— Матвей не уезжал на Острова, милый, он был здесь, в Лучезарах какое-то время, но недавно уехал на север, в Земли Самоцветов.
Тумун застыл с ложкой у рта в недоумении.
— То есть как?
Мир в сознании колдуна дрогнул. Родной дядя, который научил его главному ремеслу, сейчас обманом скрылся, отбирая возможность написать и спросить совета? Не похоже на него.
— Я не знаю многого, сын мой, но я скажу так. Матвей почти два года скитался по нашей Долине, изредка заезжая в Лучезары и навещая меня. Он всё твердил о каких-то твоих опасных идеях и искал место с самыми слабыми потоками магии. Какой-то заезжий торговец подсказал ему, что самые немагические места находятся в горах, поэтому с месяц назад он крайний раз наведался ко мне и больше не являлся.
Тумун задумался. Зачем дяде понадобились места, природно ослабляющие любого колдуна? Всё равно, что добровольно связывать себе руки. Дядя бы так не поступил без явной причины. Что всё это значит?
Звуки с улицы становились всё громче — толпа проходила мимо дома. Звон монет, смех и громкое пение перебивались протяжным воем женских голосов.
— Мам, что происходит? — Тумун встал из-за стола и в два больших шага пересёк комнату.
Его взору предстало дикое цветное шествие: разодетые в яркие дорогие ткани люди тянулись вдоль улицы, гудели дудки и смеялись маленькие дети. За толпой семенили какие-то оборванцы в ужасно грязной потёртой одежде и подбирали брошенные монеты. Удивительно разношёрстная компания.
Спустя минуту Тумун понял, что за вой так резал его слух: в самом центре шла красивая молодая пара в белом, а за ними, торопясь и прихрамывая, следовали женщины в черных одеждах. Они плакали и стенали, будто бы вокруг не было праздника, будто бы вся эта процессия — траурная.
— Ах, красивая свадьба, как считаешь? — мать подошла к колдуну и тоже обратила внимание на проходящих людей, — Белославу замуж выдают за приезжего мастера с гор.
Парень, не старше самого Тумуна на вид, казался весьма суровым горцем. Несмотря на белые свадебные одежды, сверкающие драгоценными камнями, он оставался собранным и будто бы совсем отстранённым от празднества вокруг. Его черные брови были сведены к переносице, а круглое лицо не озаряла и тень улыбки.
Невеста рядом с ним же, наоборот, казалась очень довольной происходящим. Её горделивая походка и волевой взгляд пронзали холодом, будто крича: «все эти богатства вокруг принадлежат мне! Завидуйте же!» Их настроения разнились настолько, что оставалось только диву даваться, как вообще мог случиться этот союз?
— Жалко, конечно, увезёт он её к себе в Земли Самоцветов, поди горевать будет по родимому дому! — вздохнула женщина.
Тумун отчего-то подумал, что горевать будет совсем не Белослава, а её новоиспечённый муженёк. Судя по всему, нутром он яро противился этому браку.
— У нас в Трёх лесах давно не праздновали свадеб, но я все же не могу припомнить, чтобы на них кто-то так плакал навзрыд, — признался колдун.
Даже на недавних похоронах он не слышал такой скорби.
— Ну как же, свет мой, это всё древние обычаи, — объяснила мать, — невеста уходит из отчего дома жить в другую семью, стало быть в своей семье она умирает. А мёртвых надобно оплакивать, чтобы они не возвращались.
Тумун почувствовал, как по спине пробежал холодок. Оплакивать и провожать живого человека, точно мертвеца… Уму непостижимо.
Его сердце охватила странная тревога.
— Нельзя так, — заключил он.
— Нельзя нарушать обычаи, чтобы не гневить предков, сынок.
— Обычаи — это давление мёртвых людей на жизни живых. Чему могут научить мертвецы? Уж точно не тому, что делать надо, а что не надо. Если бы они знали, как правильно, то не умерли бы.
