— Со мной ты никогда не будешь голодным.

— Накормишь пятью хлебами и двумя рыбами?

— Нет. Ты получишь всё. И сразу.

— Всё, что захочу?

— Всё, что пожелаешь. Ты ни в чем не будешь чувствовать нужды. Ты забудешь о горе и болезнях.

— Нет. Мне это неинтересно. Ради чего тогда жить?

— Может, тебе стать писателем?

— Неплохая идея.

— Попробуй.

— Что «попробуй»? О чём писать?

— О чём пишут люди?

— Обо всём.

— И ты пиши обо всем.

— Нужно, чтобы тебя еще и читали.

— Пиши так, чтобы это было интересно.

— Это трудно.

— Тогда возьми топор и иди. Место я тебе укажу. Перерубишь электрический кабель. Вся Москва останется без электроэнергии. Вы это называете гуманитарной катастрофой. Короткое замыкание на трансформаторной подстанции вызовет цепную реакцию. Электроэнергии не будет несколько недель. Мегаполис погрязнет во тьме. Люди будут жечь костры, чтобы обогреть себя и приготовить пищу. Не будет работать ничего: ни телевидение, ни радио, ни телефон, ни водопровод, ни канализация. Вы погрузитесь в средние века, лишившись всех благ цивилизации. Люди захлебнутся в собственных экскрементах. Вы начнёте испражняться прямо под окнами, загрязняя пространство вокруг себя. Сначала у вас кончится пища, а потом и пригодная для питья вода. Многие слягут с желудочно-кишечными заболеваниями. Потом начнётся мор. Эпидемия. Погибнут сотни тысяч людей. Оставшиеся в живых в исступлении начнут рыть братские могилы, чтобы зараза не перекинулась на здоровых. Город погрузится в хаос, где не будут действовать законы, где каждый будет сам за себя. Самые подлые человеческие чувства вылезут наружу. Изнутри вырвутся самые низшие пороки человечества, вся гадость, которую люди сдерживали глубоко внутри себя. Маньяки, насильники, садисты и мародёры будут повелителями улиц. На земле наступит ад. И тут ты почувствуешь всепроникающее чувство гордости: «Всё это сделал Я! Я могу править миром!» В один миг ты станешь героем Тьмы.

— Или антигероем Света.

— Не забывай, большинство россиян не любит Москву.

— Но не сами москвичи.

— Возможно. Пойдем со мной. Подумай об этом. У меня есть ещё много идей.

— Нет.

— Ты вспомни, вспомни себя! Сколько гадостей ты натворил за всю жизнь? Нет, тебя тоже обманывали, оскорбляли. Тебе причиняли боль. Но и ты не отставал. Помнишь своего пса, Тобби? Ты возился с ним, играл, пока он был молодой, любил его. А когда он стал старым и еле передвигал лапы, ты стал бить пего оводком, чтобы он быстрее шёл домой. После очередного твоего побоя он умер. Умирая, он подошел к тебе ночью проститься и лизнул тебя. Ты не понял, что он умирает. Сказал: «Тобби, иди вон. Мне завтра рано вставать». Он ушел на кухню и там тихо умер, чтобы никого больше не тревожить».

— Ты! — закричал Пётр. — Ты!.. Это гнусно! Я… Я…

— Что я? Разве это неправда? Признайся сам себе. А пионерские лагеря? Помнишь их? Как ты воровал конфеты у друзей. Как ты с такими же разгильдяями залез в колхозный сад за яблоками, а сторож вас поймал. Директор построила весь лагерь и поставила вас перед строем. Чтобы вам стыдно стало. Тебе было стыдно?

— Да, — огрызнулся Сивцов. — Было!

— Может быть, ты помнишь и свой последний пионерлагерь? Сколько ты там пробыл? Две недели, до первого родительского дня? Когда к тебе приехали родители, ты им пожаловался, что над тобой издеваются друзья по отряду. Хотя ты получил от них всего пару щелбанов. А ребят потом поставили перед строем и прилюдно осудили, увещевая их, что так делать нельзя. Правда, они ничего и не сделали. А твой лучший школьный друг? В выпускном классе он не дал списать тебе годовую контрольную по математике. За это ты обещал набить ему морду, но так и не осмелился. Зато друга потерял навсегда. Другого одноклассника, тремя годами ранее, ты избил за то, что тот тебя сильно стукнул, когда вы играли в салки. Но на то и игра. Вы бегали очень быстро и по-другому он не смог бы осалить тебя. Ты же избил его.

— Не избил, а навешал пару тумаков! — возразил мужчина. — Это разные вещи!

— Избил, избил. Поверь мне. В другой раз ты чуть не выбил камнем глаз своему ровеснику. Вспомни бомбочки. На помойке ты нашел куски магния. Напильником сточил эти бруски до пыли и смешал с марганцовкой. Взрывал бомбочку твой сосед по лестничной клетке, который был намного младше тебя. Эта самодельная петарда взорвалась у него прямо в руке. Стоял он рядом с тобой. После взрыва ты ничего не видел из-за огромного солнечного «зайца» в глазах. Мальчик сказал, что ему оторвало палец, а ты стал искать его в сугробе, ковыряясь в снегу. Палец оказался на месте, в больнице ему его зашили. Только родители мальчика запретили ему дружить с тобой. А как ты досаждал учителям? Твои родители не вылезали из кабинета директора. Как разукрашивал похабными рисунками выданные тебе государством учебники, помнишь? Я — не Совесть, чтобы упрекать тебя в этом. Я даю тебе шанс понять. Понять и принять то, что я тебе предлагаю. А институт? Ты даже не смог ни с кем там подружиться. Ты считал одногруппников ниже себя. Дружить с ними ты считал ниже своего человеческого достоинства! А теперь сидишь дома один, как перст. Куда ты сейчас побежишь? В социальные сети? Что ты там ищешь? Тебе уже давно никто не пишет. Ты никому не интересен. Всё, что бывшие друзья хотели узнать у тебя, они узнали. Где живешь, чем занимаешься, сколько детей. Всё. Ты — ничто. Никчемная сущность. Со мной же ты станешь всем. Подчинись мне!

— Нет. Ты — Зло. Я лучше тебя. Меня этим не возьмешь.

— Хорошо, продолжим этот разговор завтра. До встречи.

— Прощай.

Всю ночь Пётр не спал, обдумывая услышанное. От Голоса надо было избавляться, иначе мужчину ждал дом скорби. Психоневрологическая больница. Когда сон одолел его, он оказался перед большим красивым лифтом. Шахты у лифта не было. Только туннель. Темный бесконечный туннель вниз, уходящий в бездну. Дна не было видно. Шахта без конечной остановки. По бокам от лифта стояли две огромные статуи атлантов, высотою в десять метров. Вместо лифтера — опрятно одетая старушка. «Заходи», — пригласила она. — Прокатимся». «Но мне же ещё рано!» — закричал Сивцов. «Он сказал, что уже пора!» — возразила старуха и Пётр открыл глаза.

Днем он купил в магазине две бутылки водки и начал напиваться. На работу мужчина не поехал. К девяти часам вечера он еле стоял на ногах. Упав на кровать, Сивцов забылся мертвецким сном.

Проснулся Пётр от внутреннего толчка. На электронных часах были одни нули. Он был совершенно трезв.

— Здравствуй, человек разумный! — произнёс Голос.

— Когда ты оставишь меня в покое? — вскипел мужчина. — Отстань! Я не хочу с тобой говорить, я не хочу тебя слушать, я не хочу о тебе думать. Изыди!